Цена империи. Фактор нестабильности - Влад Тарханов Страница 49

Пока мы с ротмистром обменивались любезностями, на лице Качановского проявилось выражение растерянности. Его смутило присутствие среди весьма разношерстной публики самого государя, да еще общающегося совершенно свободно и запросто с любым из присутствующих. Но постепенно Павел Степанович успокоился, втянулся в беседу и с живым интересом выслушивал мнение окружающих и в свою очередь, забрасывал их вопросами и предложениями. Пришлось снова немножко вмешаться и направить дискуссию в нужном направлении.

— Господа, как я понимаю, мы определились с заводом, на коем будут собирать субмарины. А что вы скажите по поводу гидростата и подводной туристической капсулы? И не забудьте, что испытания всех этих подводных аппаратов предстоит осуществлять на Каспии, вблизи Баку, и попасть туда они должны не позднее июня следующего года.

Этот простой вопрос поставил уважаемых ученых и примкнувших к ним инженеров и изобретателей в тупик и заставил опуститься на грешную землю. Наблюдая сию метаморфозу мне на память пришли вот эти слова из песни Высоцкого: «Товарищи учёные, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях…». Как не странно, но первым среагировал доктор Качановский, хотя это можно было объяснить тем, что несколько лет тому назад, он входил в состав свиты великих князей Сергея и Павла Александровичей и Константина, и Дмитрия Константиновичей в плавании по Ладожскому и Онежскому озерам, за каковое получил от их высочеств золотой перстень, украшенный сапфиром и бриллиантами.

— Покорнейше прошу меня простить, Ваше Императорское Величество, но если воспользоваться Мариинской водной системой, то можно перевезти субмарины с Балтики на Волгу, а по ней и на Каспий. А что касаемо гидростата и этой самой подводной туристической капсулы… На мой дилетантский взгляд, они значительно проще по конструкции, чем подводные лодки, у них нет двигателей. Возможно, стоит разместить заказ на Сормовском заводе? А заодно и буксирный пароходик там же построить.

На сем и остановились…

Глава двадцатая. Дары Каспия

…некоторые сокровища открываются только тем людям, которые первыми проходят по нехоженым путям.

Джани Родари

Сормово. 16 мая 1881 года.

Иван Фёдорович Александровский

Предприятия во многом напоминают людей имеют свой биографию, рождаются, растут, болеют, иной раз и тяжело. А иногда, увы, и умирают. Именно в таком положении находился на протяжении нескольких лет Сормовский завод. До смерти «пациента», хвала Асклепию, еще не дошло, но и исцеление никак не наступало. Как это иной раз случается на Руси-матушке в сложной ситуации с горяча наказывают невиновных, а не подумав, награждают непричастных. Под первую категорию попал потомственный судостроитель и талантливый инженер Окунев. Тем паче, что он был неудобный для определённых кругов общества человеком и с их точки зрения присутствовали отягчающие обстоятельства, требующих устранения от управления заводом. В перечень «смертельных грехов», кои числились за Константином Михайловичем доброхоты, как справа, так и слева, внесли патриотизм, любовь к России, требовательность не только к подчиненным, но в первую очередь к себе, а также строгость и справедливость. Люди с таким складом характера относятся к категории неудобных, и подлецы из знати и люмпенов стремятся не пожать им руку, но при случае подставить ногу или ударить в спину. По мнению первых, Окунев заигрывал с чернью и быдлом, коих следует вразумлять зуботычинами, нещадными штрафами, увольнениями, а при случае и розгами. Примерно так, как писал Некрасов: «Ни в ком противоречия. Кого хочу — помилую, Кого хочу — казню. Закон — мое желание! Кулак — моя полиция!». А для второй категории лиц, он был не менее опасен, ибо создавал среди рабочих иллюзию о добром и справедливом барине и тем самым мешал вести среди них революционную пропаганду.

Так или иначе, но в 1875 году в период экономического кризиса над заводом была учреждена опека, а на место Константина Михайловича пришел гражданин Северо-Американских Соединённых Штатов Франс Аштон. Дабы не позволить заводу окончательно разорится, Сормово получило крупный государственный заказ по выпуску трех тысяч железнодорожных вагонов. А чуть погодя, на предприятии организовали выпуск снарядов для Российской Императорской Армии и наконец стало возрождаться судостроение. Некоторое оживление производства сопровождалось толпами вчерашних крестьян, осаждавших проходные завода в попытке получить работу и необходимостью пахать по двенадцать с половиной часов в день. Но, с начала 1881 года начались поначалу незаметные изменения, которые очень быстро превратились в настоящую лавину, сметающую все преграды на своём пути. Сперва, из столицы прибыло несколько офицеров артиллеристов и гражданских чиновников, кои составили основу Военного представительства на заводе. Причем на сие мероприятия были выделены весьма изрядные суммы, что позволило подобрать им достойное жильё в городе, а также возможность полной независимости от дирекции завода. Судя по всему, у них были большие полномочия, и они не только надзирали за процессом изготовления снарядов, но и были в некотором роде «оком государевым». И реакция столицы не оставила себя долго ждать. Франс Аштон спешно собрал чемоданы и уехал в САШС. Таким образом, в руки Окунёва вернулись бразды правления, а на его шее засверкал крест ордена Святого Станислава.

Судя по всему, в Москве с ним переговорили некие влиятельные лица, ибо продолжительность трудового дня снизилась до десяти часов, а возле завода стали возводить общежития для рабочих. Но изменения происходили и в самом Нижнем Новгороде, ибо из столицы приехала группа чиновников и офицеров отдельного корпуса жандармерии, для размещения которых был куплен особняк. Это делалось по личному повелению государя-императора. Одним словом, приезжие имели широчайшие полномочия при максимальной независимости от местных властей. В результате, по этапу в Сибирь отправились новые каторжане, в государственную казну вернулось более шестисот тысяч рублей, а в процессе арестов были убиты при попытке сопротивления несколько боевиков из числа невыявленных годом ранее народовольцев. Вторую волну десанта пришлось возглавлять мне, а в сопровождение выдали нескольких представителей корпуса корабельных инженеров, техников, а также парочки здоровяков-кондукторов, отвечающих за охрану и переноску чертежей и иной технической документации. Поскольку наше прибытие сулило появление новых заказов, приём со стороны директора и иных руководителей Сормовского завода был более чем любезный. Первое совещание прошло в здании заводоуправления, на котором помимо Константина Михайловича Окунева, присутствовали заведующий машиностроительного отдела опытный механик Василий Иванович Калашников и один из талантливейших конструкторов — кораблестроителей Алексей Гаврилович Некрасов. «Товарищ инженер», именно так его называли сослуживцы, за искреннее стремление помочь своим коллегам в их нелёгком