Жека - Arladaar Страница 49

Ламбаду нечто исконно русско-народное. Жена его, в жёлтом классическом платье, жёлтой шляпке и с крупными бусами на шее, составила ему компанию. Чопорный танцевальный зал превратился в дискотеку. Незаметно Ламбада сменилась на «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня». И тут уже не выдержал начальник городского УВД, бросивший пиджак на стул, и пошедший в пляс, развязав галстук. Уже никто не спрашивал, кто, откуда и куда.

Митяй притащил графин водки со стопками, и кому-то наливал на брудершафт, пил сам, плясал вприсядку со Слоновым и начальником УВД, потом тут же курил, бросая бычки на пол, и давя их ногой. Впрочем, все делали абсолютно то же. Официальная мишура слетела, обнажая исконно-пролетарскую душу собравшихся.

Пуща танцевала со Славяном, подняв руки. Жека танцевал с Сахарихой, обняв её, в самом углу, в сторонке, словно отдалившись от других. И танцевали они совсем не в ритм, а какой-то совсем уж медленный танец, доступный только им двоим. И всем было на них пофиг, кроме трёх человек, которые знали Жеку. Это Сахар, Шамиль и Вениамин Людвигович. Причём, если первый и второй смотрели на Жеку неодобрительно, а Шамиль, так даже и с ненавистью, то Веня Одессит с каким-то умилением и радостью.

— Кто этот чудесный молодой человэк? — с умилением спросил у Сахара Веня. — Роман... Посмотри какая великолэпная молодая пара! Посмотри, как они счастливы! Посмотри, как прэкрасна эта юность, эта сила любви! И заметь — этот юноша прекрасный коммэрсант!

— Какой ещё коммэрсант? — недоумённо спросил Сахар. — Это Женька Соловей, из дворовой шпаны. То ли одноклассник Светкин, то ли ещё кто, вместе шатаются и обжимаются по подъездам уже с год.

— Ахахаха! — рассмеялся Вениамин Людвигович. — Вот оно что... А мне он сказал, его зовут Алэксандр. Я точно помню, потому что сразу же подумал об Алэксандре Макэдонском. Находчивый! На лету соображает!

— А когда ты его видел? — удивился Сахар. — Как ты вообще стыканулся с ними?

— Ты же знаешь, Роман Алэксандрыч, я честный бизнесмэн... Имею дело с самыми разными людьми. В наше время, когда страна трещит по швам, это очень важно... Он предложил мне товар, я купил. А уж что это за товар, и где он его взял, я тебе Роман, сказать не могу — коммэрческая тайна знаешь ли... Но повэрь... Твоих интэрэсов в этом абсолютно нет.

— Он и у меня был. По твоей наводке, Веня, — недовольно насупился Шамиль. Он недобро посмотрел на Жеку. Тень смертельной вражды ясно обозначилась на лице горца. — Посылаешь неизвестно кого, и неизвестно зачем. Я ему продал. Что, ты знаешь...

— Продал, молодэц! — рассмеялся Веня. — Сейчас я вижу, что подарок на дело пошёл!

— Что продал? Я уже перестал вообще понимать, что тут творится. Кто что у кого купил... Кто кому продал... Светка сказала мне, что не пойдёт, если я не приглашу её друзей. Я сначала не хотел приглашать дворовую шпану... — недоумённо развёл руками Сахар.

— А почему ты не хотел, Рома? — перебил его Вениамин Людвигович. — Ты посмотри на эту молодёжь! Они единственные живые в этом дохлом кладбище. Это они лэт через 10-20 будут крутить-вэртэть всё вокруг! Что тебе не нравится? Что они бедные пока? Так они МО-ЛО-ДЫ-Е! Мне ли, старому одэсскому босяку, не знать об этом? Или тебе? Что такое молодость и бэдность? Много ты имэл, будучи в возрасте этого юноши? Много бы ты заработал? А он приехал ко мнэ, и я отдал ему честно заработанную штуку. Штуку, Рома!

— Ладно... — махнул рукой Сахар. — Пусть с кем хочет, с тем и ходит. Лишь бы счастлива была. На ней тоже много чего лежит. Весь дом... И готовит, и стирает, и убирает... Прислугу ни в какую не хочет, до истерики. Я уже на учёбу её хрен забил. Внимание ей нужно родительское, Веня. Возраст такой. А я чё? Постоянно в делах. Ты ж сам знаешь... Только оставь здесь всё... Порвут сразу...

— Ну... Я полагаю, с грустной и официальной частью нашего сабантуя покончено... Не пора ли нам поговорить о своих дэлах насущных? А потом в прэфэранс, как всегда, на интэрэс? — иронично улыбнулся Веня, и подмигнул правым глазом. — Пусть молодёжь веселится...

Сахар, Вениамин Людвигович, Шамиль, и Добей, здоровенный мордатый мужик, бывший боксёр, а ныне уважаемый кооператор, пошли вчетвером в специальную комнатку внутри ресторанной кухни, где был приготовлен стол для преферанса, и ожидали дорогих гостей очень редкие ещё в СССР бутылка виски и несколько сигар. Авторитеты привыкли играть в карты так же, как показывали в фильмах.

Конферансье пробовал объявить что-то ещё из программы, поздравления, или смену блюд, но гости решительно не хотели садиться на свои места, и пьянка приняла совсем бессистемный характер. Официанты просто забрали со столов грязную посуду и остатки еды, и принесли горячее — громадные бифштексы, запечённое мясо в горшочках, жульены. На каждый стол поставили громадное блюдо с мясной нарезкой, сырную тарелку, и бутылки с водкой, шампанским, минералкой и Тархуном.

Время уже двигалось к полуночи, когда Жека предложил свинтить с пьянки, вообще вышедшей за пределы допустимого. Всё смешалось в ресторане «Гудок». Кое-как растолкав Митяя, спавшего на столе, Жека с дружбанами вышли на свежий воздух, на перрон. Постояли, покурили, глядя на ряды автомобилей уважаемых граждан. Были тут уже и иномарки. В городе в последнее время у шахтёрского и металлургического начальства появились японские внедорожники «Ниссан Патрол», которые предприятия завозили по бартеру. Естественно, сначала эти машины появлялись у тех, у кого были деньги — то есть, у уважаемых людей.

— Вон, вон стоит Патруль! — поддатая Сахариха, слегка качаясь, и стоя босиком на холодном асфальте, показала на японскую диковинку. — Это кто-то из этих приехал... Как его... ну тот, короче, жирный мужик.

Ни в именах, ни в фамилиях она не разбиралась, и знать их не знала, деля мир только на своих и чужих.

— А у меня скоро Ромка такой купит, — призналась она. — Не хочет на этой, вишнёвой. Говорит, на них уже полгорода ездит. А «Волгу» не хочет. Говорит, пенсионерская машина.

— А ты чё хочешь? — спросил Жека, поддерживая хмельную Сахариху.

— А ничего мне не надо ! — Сахариха полезла целоваться мокрым ртом. — Тебя хочу!

Пока курили, Митяй сходил обратно в ресторан, и притащил бутылку водки, победно поболтав её над головой.

—