Княжич, князь - Глеб Корин Страница 49

— Да, — опять коротко ответил Кирилл, повторно отмечая странноватость уточнения и окончательно теряя интерес к любым дальнейшим разговорам. Быстро поклонился, заспешил вдоль берега прочь.

— Желаю тебе поскорее вернуться также и к добрым отношениям со своей возлюбленной! — прозвучал за спиной голос девочки.

Он ответил еще одним кивком через плечо, прощально взмахнул рукой.

Резкая и частая смена собственных настроений уже начала утомлять его, но эта же усталость одновременно притупляла боль, отодвигала ее куда-то поглубже.

Ручей действительно вывел к неширокой реке, как выразился старичок. Впрочем, с чего бы это он стал обманывать? При этой мысли Кирилл машинально пожал плечами.

Чуть ниже по течению река преграждалась плотиной. Из узкого лотка при вершине на плицы огромного мельничного колеса извергался с грохотом поток воды. Сама мельница — старая, сложенная из дикого камня — располагалась у берега. Окружал ее широкий помост на сваях. Вдоль прибрежной стороны стороны он переходил в длинную пристань со множеством приткнувшихся к ней разновеликих лодок. Под лесом, на отвоеванном у него же участке, теснились возки с телегами. Муравьиные цепочки грузчиков сноровисто растаскивали с них мешки с зерном либо наоборот загружали, но уже с мукой.

Здесь было шумно от падающей воды, людских голосов, конского ржания, тележного скрипа; здесь было хлопотливо, отчасти бестолково, но вместе с тем как-то очень хорошо и очень по-человечески.

Кирил походил среди этой толчеи (на него поглядывали ответно), засмотрелся на радугу в водяной пыли у мельничного колеса, вспомнил:

«Кто-то из мудрых заметил, что человек может до бесконечности смотреть на горящий огонь и бегущую воду. А ведь оно на самом деле так: и то, и другое душу каким-то тихим благом покрывает…»

Его настроение в очередной раз переменилось. Теперь захотелось поскорее вернуться в обитель.

«Ну и дурак же я! Надо было просто выговориться отцу Варнаве, потом отстоять службу, попить горячего травнику с медом и завалиться спать. А назавтра всё-всё-всё стало бы другим. И вообще незачем было затевать эту дурацкую прогулку!»

Он еще несколько раз обругал себя на всякие лады и почувствовал, что на душе изрядно посветлело. Наклонился с мостков, умылся, испытывая от того какие-то новые, непривычные ощущения.

Мимо него с усталой развальцей проследовал человек в багряном купеческом кафтане (Кириллу сразу вспомнились гильдейцы Белой Криницы). Остановился неподалеку, сел на краешек мостков. Разулся и с протяжным «о-о-о!» погрузил ноги в воду.

— Здравия и долголетия! — сказал Кирилл, подойдя к нему поближе и глядя в прищуренные от наслаждения глаза.

— Отличное пожелание, благородный юноша! — одобрительно отозвался купец. — Однако истинную значимость данных слов можно оценить должным образом только в зрелом возрасте. Похоже, ты собирался задать мне какой-то вопрос? Прошу: без стеснения.

— Да… Эта же речушка течет мимо Преображенской обители, верно?

— Верно. Названный тобою монастырь расположен ниже по течению в часе или двух отсюда. Время пути зависит от скорости передвижения.

— Ага, спасибо. И вот что еще: не возьмется ли кто-нибудь из лодочников отвезти меня туда?

— И это, и стоимость самой услуги ты сможешь узнать у них.

— А, ну да… Еще раз спасибо.

Кирилл смущенно поклонился и заспешил вдоль пристани.

— Пожалуйста, благородный юноша! — прозвучало ему вослед.

Неважно какой по счету хозяин лодки ответил утвердительно на вопрос Кирилла:

— Разумеется, молодой человек. И в одну сторону направляемся, и как раз сейчас я намеревался отчаливать. Так что прошу: без стеснения. Садись так, чтобы не испачкать одежду о мешки с мукой. На цене в три лиски сойдемся?

— Запросто.

— Это хорошо.

Лодочник оттолкнулся багром от причала, занял свое место. Подрабатывая веслами, чтобы развернуться носом по течению, спросил:

— На воде не укачивает?

— Нет.

— Это также хорошо.

Речка наконец выбралась из дубравы на простор, изогнулась. В просветах прибрежных ракит постепенно показалась, стала приближаться гора со стенами обители на ней. Кирилл еще издалека заметил светлую фигуру на берегу и сразу понял, что это Белый Ворон. Который ждет его, именно его.

— Причаливай, причаливай! — нетерпеливо закричал Кирилл.

— Собственно, в данный момент я этим и занимаюсь. Удивительная невыдержанность, юноша! Ну зачем же прямо воду прыгать? Эх, молодость, молодость…

Ворон приблизился. Заглянув в глаза, отметил с мягкой и какой-то многозначительной укоризной:

— Ты заблудился, княже.

Кириллу стало стыдно:

— Да, Белый Отче. Можно так сказать. Но все-таки я уже сам начал…

— Что ты уже сам начал — это похвально. Позже и я помогу, князь Ягдар из рода Вука. А теперь — домой.

* * *

— Аминь, отче Власие, аминь! Спаси Господи, и тебе желаю того же. С прибытием. Добрался-то как?

— Слава Богу за всё. Годы наши, как и грехи, немалые — к любому путешествию теперь, как к подвигу сугубому приуготовляешься. Послушай, батюшко игумен: а благослови-ка ты нам либо чайку, либо травничку. Да погорячее, да с медком. Самое оно будет — с дороги-то…

Опускаясь в кресло, маленький архимандрит шумно и радостно потянул носом:

— И коржики с калачиками — или что там у тебя нынче пекут — чую, поспели уж: даже сюда духом заносит.

Отец Варнава обернулся к келейнику, который уже успел подхватиться на ноги и направиться к двери. Удовлетворенно кивнул.

— Мыслю, первый я? — не то спросил, не то утвердил отец Власий.

— Тебе ли не знать, отче?

— Да уж, да уж. Как там у Екклесиаста: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Хе-хе… Перед вечернею Димитрий объявится — он сейчас в возке своем всё пытается ноги поудобнее пристроить да, как всегда, бубнит недовольно, — а мастер Георгий лишь в сумерках прибудет, никак не ранее. Вижу, утробою мается бедолага, раз за разом с коня поспешно сходит — а не надобно было ту белорыбицу малосольную в харчевне вкушать, ох не надобно! Хе-хе… Ему бы по прибытии снадобья какого-нибудь укрепительного у отца Паисия испросить… Ах вот оно что! Оказывается, нет больше с нами лекаря нашего благородного — услал его злобный отчим Варнава с глаз долой. За тридевять земель да еще и во тридесятое царство.

Отец Варнава усмехнулся:

— Как говорит мастер Зенон, «ты все такой же, отец архимандрит».

— Верно говорит, — охотно согласился отец Власий. — Но приметь: при этом частенько добавляет свое излюбленное «одобряю». Стало быть, одобряет — смекаешь? Хе-хе…

— А прозорливость свою ты бы лучше обратил в день завтрашний — хоть для начала. Очень бы тем меня утешил.

— А вот этого не могу, сам знаешь.

— Да знаю, знаю. Уж и помечтать нельзя. Я надеюсь, выезжали поодиночке и не сразу один за другим?