Александр Мазин - Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь Страница 5

Булгары наконец развернули и пустили в дело боевые машины. И машины эти были (какая удача!) совсем рядом.

– За мной! – проревел Духарев. – Клином!

Его дружина (сотен пять уже собралось, все – на трофейных лошадках), живо перестроилась, навалилась единой массой, прорвала дезорганизованное булгарское воинство, смела слабый заслон и навалилась на расчеты баллист и катапульт раньше, чем те успели обрушить на переправляющихся русов каменный град. С полсотни посекли, остальные бросились врассыпную, как куропатки.

– В круг! – заревел Духарев. – Возы в круг! Живо!

Часть гридней, спешившись, принялась разворачивать телеги с припасом. Другие прикрывали: кто – клинком, кто – стрелами. Повезло: пара возов оказалась доверху нагружена амуницией для стрелометов. Для луков эти стрелы были не очень-то пригодны: тяжелые, неудобные, без оперения. Но для дистанции в тридцать-пятьдесят метров годились и они.

Несколько минут – и посреди смешавшихся булгарских порядков организовалась неказистое на вид, но вполне надежное укрепление из распряженных возов и уложенных помостами вовне катапульт.

А когда углядевший это «безобразие» булгарский воевода бросил на него катафрактов, то оказалось, что взять импровизированную крепость не так уж просто. Русы ссаживали конных латников стрелами, выныривая из-под телег, секли ноги коням. Тех же, кто, спешившись, пытался влезть на баррикаду, быстренько успокаивали варяжские мечи и топоры.

А тем временем с русских лодий высаживались новые дружины. Эти уже не бросались сразу в атаку, а занимали оборону, чтобы обеспечить остальным безопасную высадку.

Булгары попытались скинуть их в Дунай, но поскольку вместо дружного удара тысяч латников в этой контратаке участвовали всего лишь сотен семь оказавшихся поблизости катафрактов, русы выстояли.

Духарев всего этого не видел. Не видел, как рвался к «ставке» Сурсувула железный клин ближней дружины Святослава. Не видел, как переправившиеся угры закидали стрелами левый фланг булгарского войска. Не видел, как выбравшиеся на булгарский берег печенеги, вместо того чтобы вступить в битву, с ходу кинулись грабить обоз…

Духарев всего этого не видел, потому что весь обзор ему перекрыли наехавшие катафракты. Не менее полутора тысяч их скопилось вокруг импровизированной крепости, вокруг которой, помимо стены из возов и орудий, образовалась еще одна стена: из мертвых и раненых латников, убитых и бьющихся в агонии лошадей. Напирали крепко. Воеводе приходилось трижды откладывать лук и пускать в дело клинки.

Тетива лука порвалась, пришлось накинуть запасную. Но Сергей уже понял, что его маленькую крепость булгарам не взять. Их натиск ослабел, а потом и вовсе схлынул.

Воины утирали пот, перевязывали раны. Те, кто пободрее, тут же принялись обдирать доспехи с мертвых булгар.

Духарев вскарабкался на поваленную катапульту. Победа русов была очевидна. Булгарское войско отступило по всей «линии фронта». Лодьи были вытащены на песок, но на пологий берег всё еще продолжали выбираться всадники. Набитые соломой бычьи шкуры, с помощью которых они переправлялись вплавь, напомнили Духареву северные тюленьи лежбища.

А подальше от берега уже поднимались черные столбы дыма. Духарев подумал: печенеги безобразничают. Но позже оказалось, что селения подожгли сами булгары по приказу Сурсувула. Чтоб русам не достались.

– Коня мне! – спрыгнув в катапульты, приказал Духарев. – Стемид! Остаешься старшим. Пленных не добивать, ясно?

– Как скажешь, батька.

– Велим! Собери сотню. Поедем к князю.

Глава третья

Погоня

Великий князь киевский был доволен. Победа далась русам легко. А вот князь-воевода Свенельд радость Святослава не разделял: ведь большая часть булгарского войска уцелела и ушла к Доростолу.[1]

– Я догоню их, великий князь! – заявил Тотош. – Дозволь?

– Иди, – разрешил Святослав. – Но твоих угров мало будет. С тобой пойдет… – Князь оглядел присутствующих, остановил взгляд на Духареве. – Как, воевода, твоих не очень потрепали?

– Не очень, – сказал Сергей.

Преследовать булгар он не особенно рвался.

В отличие от молодежи: Тотоша, Икмора, Бранеслава, Свенельдичей… Может, потому и выбрал его Святослав.

– Тысячу Понятки тоже возьми, – распорядился великий князь. – Они за печенегами высаживались, в бою, считай, не были.

Первыми отходящих булгар догнали угры. Повисли на хвосте, осыпали стрелами. Катафрактов они, ясное дело, не остановили. Дорога к Доростолу прямая, широкая, еще со староримских времен. По обе стороны – сады, по кривой не объедешь.

– Наедем, батька? – Понятко уже давно в княжьих тысячниках, но всё равно звал Духарева «батькой»: из уважения к тем временам, когда ходил простым гриднем в духаревском десятке.

Сергей поглядел на поднимающуюся на взгорок сверкающую сталью и бронзой «гусеницу» булгарского ардьегарда, прикинул: тысячи две латников. Русов примерно столько же. Да еще угров тысячи две. От угров в рукопашной толку немного, но с боков пощипают.

– Йонах! – гаркнул Духарев. – Скачи к Тотошу. Скажи: как булгары через горку перевалят, мы на них сверху ударим. Пусть его всадники у нас под ногами не путаются.

Хузаренок умчался.

– Стемид, всё слыхал?

– Всё, воевода.

Духарев поглядел назад. Его дружина шла первой, перед тысячей Понятки. На духаревских дружинниках железа поменьше, чем на булгарских катафрактах, зато опыта воинского побольше.

– А раз слыхал – оповести сотников.

– Батька! – вмешался Понятко. – Дай моим первым ударить!

Духарев подумал немного… Согласиться или нет? Его гридни всё же поопытней. И экипированы лучше. Зато Поняткина тысяча – свежая, злая…

– Ударь, – согласился он.

Понятко засмеялся, развернул коня и поскакал к своим.

Минут через десять духаревские гридни остановились и подались к правой обочине, пропуская Поняткиных всадников. Те бодренько рысили вверх по дороге, перекидывались шуточками с Серегиными дружинниками…

«Хвост» булгарской колонны достиг вершины взгорка…

Между ним и русами – метров пятьсот дороги, на которой вертелось сотни три угров. Остальные, рассредоточившись, мелькали между деревьями…

Вроде бы всё было нормально, но Духарев вдруг забеспокоился.

Привстав на стременах, еще раз огляделся. Дорога, уходящая вверх, ветви деревьев, обвисшие под тяжестью плодов. Первые сотни Поняткиной тысячи уже обогнали передовых Духарева шагов на двести…

И тут Сергей понял!

«Хвост» булгарской колонны уползал слишком медленно!

Да он вообще не уползал!

На вершине взгорка булгары остановились.

Остановились и…

– Дружина! Сомкнись! – разъяренным туром взревел Духарев. – Велим! Ко мне! Сейчас ударят! Велим!

Велимова охранная сотня в считанные секунды сошлась вокруг воеводы, перекрыв дорогу, ощетинившись копьями. Он слышал, как позади спешно перестраиваются остальные: свои и Поняткины, а наверху уже ревели трубы и булгарские катафракты, ощетинив длинные копья, начали свой страшный разгон.

Если бы можно было уйти с их дороги, пропустить мимо, засыпать стрелами, ударить вслед…

Поздно. Не успеть.

Дальше всё происходило очень быстро.

Не успевших убраться с дороги угров лавина катафрактов снесла, не заметив. Две сотни Поняткиной тысячи, успевшие выйти вперед, подняли коней в галоп и устремились вверх, навстречу булгарским латникам.

Самоубийственный маневр. Катафракты сбросили их с дороги в считанные секунды.

– Стрелами! Бей! – закричал Духарев. Голос его потерялся в воплях, лязге и треске, но дружина и без того знала, что надо делать.

Дружный залп спешил сразу не менее полусотни катафрактов. Но лавину не остановил. Разогнавшаяся масса латников промчалась по бьющимся на камнях лошадям, по телам упавших и врезалась в плотный строй русов.

Духарев был в третьей шеренге, но длинное копье прошло между двумя шеренгами гридней, ударило в щит Духарева и переломилось. Хруст древка утонул в грохоте боя. В следующую секунду Сергей обнаружил, что гридней впереди него больше нет, а в лицо ему летит еще одно копье. Духарев пригнулся – копье прошло над головой, зато другое угодило в шею коню и пронзило насквозь. И тут же закованный в железо конь катафракта врезался в духаревского жеребца, опрокинул его, оказался сверху (широкое копыто едва не угодило в шлем Духарева) и, развернутый напором задних рядов, повалился набок, выбросив своего всадника прямо на голову Духарева. Они рухнули под копыта атакующей коннице. Ноги Сергея были придавлены содрогающимся в агонии конем, на груди лежал оглушенный (или уже мертвый) булгарский катафракт, и, когда волна латников накатилась на него, Сергей был совершенно беспомощен…

Пчёлко очнулся от боли в боку. Застонал, дернулся…

– Ишь ты, живой… – сказал кто-то. Рус, судя по выговору.