Валерий Елманов - Битвы за корону. Прекрасная полячка Страница 5

И как быть? Открыть неприметную калитку, ведущую напрямую на подворье Троицкого монастыря? На нем вроде бы никого не видно, и, скорее всего, с этой стороны путь свободен. Но куда им уходить дальше? Через ближние к нам (всего-то полсотни метров) Знаменские ворота[3] навряд ли получится, да и через остальные, ведущие к Пожару, тоже. Разве попробовать обходной путь через весь Кремль, например, к Портомойным воротам? Там-то есть шанс. Но в любом случае надо посылать самых изворотливых — Обетника, Наяна, Догада и Лохмотыша.

— А вот теперь в бой идут одни старики, — сообщил я им. — Слушайте внимательно, что вы должны передать стрелецким головам…

Двоим — Обетнику и Наяну — я велел затаиться на Троицком подворье и выжидать не меньше получаса. Вторая пара — Лохмотыш и Догад — проскользнула незамеченными, и на выходе из подворья их никто не остановил. Отлично. Теперь осталось дожидаться новостей от Дубца. Пока же я распорядился, чтоб каждый десятник распределил цели среди своих бойцов, и снова полез на вышку. Правда, как ни пытался разглядеть происходящее у Красного крыльца, не удалось. Видимость прочно загораживали звонница Ивана Великого и купола Успенского собора. И попенять некому — сам велел Багульнику установить ее в таком месте, откуда открывается наилучший обзор одновременно Никольских и Троицких ворот, которые ныне из-за метели разглядеть тоже не получалось.

В это время за звонницей грохнул одиночный выстрел из пищали. Та-ак, то ли подсуетился кто-то из царских телохранителей, то ли заговорщики перешли к решительным действиям. И скорее всего, второе — не верилось, что немчура станет драться до последнего.

Людской гомон тем временем усилился, перейдя в торжествующий, но ненадолго. Почти сразу он сошел на нет. «Значит, ребятки вломились внутрь», — сделал я вывод. Но спешить не стоило. Если у Дмитрия получится затаиться в укромном местечке, отыскать его в хитросплетении галереек, каморок и комнатушек — задача не из легких. Даже в моем тереме при игре в прятки ищущему придется несладко, а он-то у меня куда меньше царских хором.

Ждать и догонять — хуже некуда. А тут еще и кошки на душе заскребли. Ведь чего я жду? Момента, когда убьют Дмитрия. Ну да, тем самым я вроде бы спасаю Русь от его идиотских задумок, которые при попытке их осуществления обильно зальют всю страну кровью. Но кто знает, если бы я попытался переубедить его, возможно, у меня бы это получилось. Вчера у меня не было для этого времени, но впоследствии… Не дурак же он, в самом деле! Да и логику понимает хорошо, проверено, и не раз. И потому, когда я, оглядывая в подзорную трубу окрестности, увидел его живым и невредимым, у меня на душе отлегло.

Нет, в самый первый миг я лишь таращил глаза, недоуменно глядя на три фигурки, украдкой пробирающиеся между подворьем патриарха и Успенским собором, одна из которых… Ну точно, Дмитрий, а рядом с ним невесть откуда взявшийся казачий атаман Андрей Корела, и чуть впереди… Так и есть, мой стременной. Вот тебе и здрасте! И крадутся они, ежесекундно оглядываясь на Красное крыльцо, оставшееся у них далеко справа, именно в сторону моего подворья, поскольку ворота патриаршего они миновали. А вон Дубец уже поднял руку, сигнализируя караульному, ну и мне заодно. Вовремя. Замешкайся он на минуту, и их троицу непременно увидел бы кто-то из ратных холопов, выставленных боярами в оцепление подле Успенского собора. Вон они стоят. Двое прижались спиной к стене, третий выглядывает из-за угла, а чуть поодаль, у звонницы, еще парочка. Ну и с пяток, наверное, не меньше, которых мне отсюда не видно.

В следующую секунду я отдал команду караульному:

— Срочно вниз и передай, что князь распорядился сделать залп по всему боярскому оцеплению, выставленному у Успенского собора и звонницы Ивана Великого. А сразу после залпа пусть делают вылазку и… спасают государя.

Тот вытаращил на меня непонимающие глаза, поскольку без подзорной трубы разглядеть, кто именно торопится в нашу сторону, не мог — метель не утихала. Но переспрашивать не стал, опрометью метнувшись вниз.

Увы, но одними арбалетами обойтись не удалось. Кое-кого, да что там, добрую половину, не меньше, мои люди не заметили, и уцелевшие холопы из оцепления принялись нахально палить в ответ. Выстрелов было немного, всего-то пять или шесть, но и их хватило, поскольку кто-то недолго думая бабахнул не в сторону моего подворья, а в Дмитрия.

И попал…

Глава 3

ВСЕ МЕНЯЕТСЯ

По счастью, ранение государя оказалось легким — задели предплечье, да и то по касательной, — и, пока его перевязывали, я узнал от Корелы и Дубца кое-какие подробности царского спасения. Признаться, слушал краем уха, но основное уловил.

Оказывается, началось с казачьего атамана. В свое время он здорово командовал своими людьми, успешно защищая Кромы от многотысячного царского войска, за что Дмитрий, сев на трон, осыпал его серебром, и Андрей Корела, не зная, чем заняться, ударился в большущий загул, упаивая своих собутыльников чуть ли не вусмерть.

На кружечном дворе (так здесь именовали кабаки) несколькими днями ранее все и началось. Когда атаман, по своему обыкновению, уснул там, где и пил, то есть на лавке в одном из кружал, за соседний стол подсела парочка заговорщиков из числа рядовых. Корелу они не приметили, да и немудрено — росточку в нем, как говорится, метр с кепкой. Кроме того, есть у него две особенности. Даже будучи пьяным, атаман совершенно не храпит. Вторая же заключалась в том, что для передышки между выпивками ему требуется всего ничего, полчаса — час. Начала их беседы Корела не слышал — спал. Но ему вполне хватило середины и концовки, ибо они говорили хотя и намеками, не впрямую, но достаточно откровенно, и Андрей заподозрил неладное.

К Дмитрию со своей новостью он не пошел, ведь из их разговора следовало, что государь-то и есть главный подстрекатель, умышляющий на жизнь Федора Годунова и решивший его извести руками князя Мак-Альпина. На Годунова Кореле было наплевать, но дальше речь зашла, что надо порешить князя, а это совсем иное — ко мне он питал симпатию. Понравился я ему в Путивле своей простотой в общении. Да и мое ратное искусство во время дуэли с паном Свинкой ему тоже запомнилось. А уж когда мы с ним под Серпуховом лихо опрокинули по пять чарок, да еще за рекордно короткое время и с такими тостами, коих ему ранее слышать не доводилось, он и вовсе оказался очарованным.

Уже будучи в Москве, он как-то раз, когда мы с ним выпивали (забрел Андрей ко мне в гости от нечего делать, и пришлось выставить угощение), сам откровенно сознался, что среди всего боярского сброда уважает лишь одного меня. За что? Да за преданность Годунову, которого я не бросил на произвол судьбы в критический момент и неизменно продолжал хранить ему верность. Но тогда как Дмитрий Иоаннович сумел меня уговорить на предательство?

Словом, решив для начала прояснить все вопросы до конца, Корела, когда заговорщики разошлись, крадучись направился следом за одним из них. Тот подался на подворье к Голицыну. Памятуя о стойкой ненависти ко мне Василия Васильевича (да и немудрено, ведь именно я прошлым летом организовал расправу народа над боярином, тот только чудом остался жив), атаман окончательно зашел в своих размышлениях в тупик. Малость покумекав, он, желая разрешить загадку, решил поступить по-простому: улучить удобный момент и припереть незадачливого болтуна к стенке.

Дежурство Корелы у подворья Голицына длилось два дня, но ратник не появился. Зато атаман подметил кое-что иное. Например, как оттуда вчера поутру выехал многочисленный, не меньше полусотни, вооруженный отряд, направившийся куда-то из Москвы. А вечером, спустя час после того, как там появился прискакавший невесть откуда заполошный гонец (по всей видимости, это был посланный мною Каравай), на подворье началось оживление. Тогда-то наконец оттуда выехал и поджидаемый атаманом ратник, в компании с двумя другими. Некоторое время они ехали вместе, а потом разделились. Куда направились двое остальных, Корела не видел — не разорваться же ему, — а его знакомец повернул коня к младшему из братьев Шуйских. Андрей не мешал ему, но на обратном пути, успев выломать откуда-то из забора увесистую жердину, не мудрствуя лукаво ахнул всадника по хребту, а свалив его, потолковал по-свойски и выяснил то, что должно произойти утром.

Однако в Кремль идти было поздно — ворота закрыты, и навряд ли стрельцы его пустят. Кроме того, ратный холоп, назвавшийся Авдеем, слукавил, сообщив атаману неверные сведения о времени выступления — через два дня. Решив, что можно не спешить, Корела поплелся спать. Зато сегодня поутру, услыхав набатный колокольный звон, он мгновенно смекнул о своей ошибке и ринулся к Кремлю.

К Никольским воротам он подоспел раньше заговорщиков. Стрельцы пропустили его беспрепятственно, и он что есть мочи припустил к Красному крыльцу. Маленький, кривоногий, но Корела каким-то чудом успел добраться до него раньше мятежников.