Наталья Павлищева - Колыбель времени Страница 5

Он попросту отделил Английскую церковь от Римской и объявил себя главой новой Англиканской церкви! А уж развести самого себя и разрешить себе жениться на любимой тогда женщине… Послушные епископы развели и венчали.

Вообще-то по церковным канонам не мог считаться законным и первый брак короля, потому что тот женился на вдове своего брата, а сочетаться браком с бывшей собственной невесткой нельзя, но Екатерина была испанской инфантой и истовой католичкой, потому на такое нарушение Европа старательно закрывала глаза.

Анна Болейн перестала быть столь любимой, как только родила вместо сына дочь! Появление на свет Елизаветы оказалось для ее отца таким ударом, что король не мог прийти в себя целую неделю. Он крушил все вокруг, ругался на чем свет стоит, боялись, что бедолагу хватит удар! Позже Анна родила еще мальчика, но из-за стресса, перенесенного матерью, ребенок не выжил. У короля Генриха никак не получались жизнеспособные мальчики, а вот две сестры Мария и Елизавета были вполне здоровыми и крепкими.

То ли Генрих решил, что дело в возрасте его жен, то ли просто попалась на глаза молоденькая красотка (ходили слухи, что следующую супругу подсунули Генриху противники Анны Болейн), но против Анны были выдвинуты совершенно немыслимые обвинения в измене, и ее отправили на эшафот! Если верить этим обвинениям, получалось, что король бывал в супружеской спальне только в порядке очереди из любовников королевы. Ни один из обвиненных, кроме музыканта, к которому применили изощренные пытки, связи с королевой не признал, но отступать было некуда, всех казнили оптом, а за ними и саму Анну. На Елизавету легло пятно дочери женщины, виновной в прелюбодеянии. Почему девочка должна отвечать за свою мать, даже если та и изменяла мужу? Никто не задавался таким вопросом, все рассуждали, что яблоко от яблони…

Именно потому Елизавете никак нельзя ошибаться, ей не простят и малейшего промаха…

А третья супруга короля Джейн Сеймур тоже долго не прожила, но она успела родить Генриху единственного сына — Эдуарда. Этот брак считался законным, потому что Екатерина Арагонская к тому времени умерла. Едва успев похоронить умершую от послеродовой горячки третью супругу, король озаботился новой женитьбой. Брак с Анной Клевской оказался неудачным и коротким, но той удалось выйти из союза с непостоянным королем живой и даже без особых потерь.

Пятая супруга — тоже Екатерина — не испугалась судьбы Анны Болейн, но только гибнуть зря не стала, прежде чем взойти на эшафот, действительно превратила мужа в рогоносца, словно мстя за всех обиженных им женщин. Поплатилась головой.

Шестая супруга (и третья Екатерина) Парр умудрилась Генриха пережить, хлебнув в конце его жизни всего сполна: и горя, и унижения, и страха.

Согласно завещанию Генриха VIII, его наследником становился сын Эдуард, а если он умрет бездетным — последовательно дочери Мария, Елизавета, племянница Джейн Грей, внучатая племянница Мария Стюарт… Эдуард родился и рос крепким ребенком, и никому не приходило в голову, что он не сможет оставить наследника.

После смерти короля Генриха Екатерина Парр, сумевшая пережить уже третьего по счету мужа, отозвала из далекой командировки на континент, куда его отправил король, чтобы не путался под ногами, свою прежнюю любовь лорда-адмирала Томаса Сеймура и спешно вышла за него замуж. Вообще-то у Сеймура был другой расчет — жениться на Елизавете, чтобы с ее помощью прийти к власти, но вдовствующая королева не позволила отвлекаться.

Зато почему-то позволяла супругу не просто ухаживать за падчерицей, но и посещать ее спальню, откровенно ласкать юную девушку, раздевая почти донага.

Екатерина Парр неизвестно куда смотрела, ее муж тискал Елизавету, эта дуреха, видно, в какой-то момент уступила, когда меня не оказалось рядом, а мне теперь расхлебывать.

Вернусь, строго спрошу с Антимира, почему меня нельзя было «забросить» сюда загодя, чтоб потом не пришлось тайно рожать.

Кэтрин Эшли… многолетняя сначала воспитательница, потом утешительница и наперсница Елизаветы. Женщина, которой известны почти все тайны будущей королевы. Верно, в кого «подселять», как не в преданную Кэт?

Отражение в зеркале демонстрировало миловидную женщину, в меру полненькую, в меру строгую, в меру умную… Ничего, в общем, я себе вполне нравилась, конечно, до идеала очень далеко, но могло быть и хуже. А если сравнить с окружающими, так вообще неплохо.

Я стояла перед галереей семейных портретов, разглядывая изображения королевской семейки и пожимая плечами. Нет, я совершенно не понимала их канонов красоты. Этих красавиц в наше время жалели бы как откровенных дурнушек.

Может, у живописцев руки не оттуда росли, но красавица Екатерина Арагонская на портрете имела колючие, близко посаженные глаза, маленький ротик, у которого верхняя губа почти не видна, с неправильным прикусом и сильно выступающей вперед знаменитой габсбургской нижней челюстью. Я много слышала о ее доброте и милосердии, но как же надо ненавидеть живописца, чтобы сидеть перед ним с таким выражением лица?

Я вспомнила и о ее дочери принцессе Марии. С какого-то перепугу эту-то считали красавицей? Хотелось крикнуть: «Ребята, вы что, никогда красивых женщин не видели, что ли?!» Мила в общении? Это смотря с кем. Тверда характером? Я вспомнила следующие годы этой особы, когда она будет королевой, и усмехнулась: действительно Кровавая.

Хороша собой? Может, и была в ранней юности, но то, что увидела я, к такому выводу никак не располагало. Широкое, словно приплюснутое лицо, нос картошкой, явно начавший провисать второй подбородок, настороженное, злое выражение лица и такие же колючие, въедливые глаза. Инквизиция в действии, ей-богу! Лично у меня осталось впечатление бульдога, прикидывающего, как надежнее вцепиться в горло жертве.

Портрета матери моей подопечной, конечно, не было, недостойна, но я видела его еще дома, когда готовилась к отправке. Тоже не подарок, длиннющий нос, затмевающий собой все остальное. Вообще, у них всех здесь массивные носы, ринопластиков на них не хватает.

Особенно меня потрясло изображение третьей жены короля Джейн Сеймур, той, что осчастливила его сыном. Мама моя! Может, я ничего не смыслю в красоте вообще и женской тем более, но в данном случае я короля не понимала совершенно. Ради птичьего личика с длиннющим горбатым носом над маленькими, съехавшими в сторону губками, узкого, к тому же двойного подбородка отправить кого-то на эшафот можно было, только уж совсем съехав с катушек.

Единственной симпатичной женой короля оказалась действительно наставившая ему рога (так и надо!) казненная Кэтрин Говард. Ее портрета в галерее тоже не было, зато присутствовал сам король Генрих — шкаф с маленькими губками, маленькими глазками и здоровым румянцем пивной бочки.

Окончательно расстроившись от понимания, что мне придется долго жить среди вот такого понимания красоты, я поспешила вернуться в наши покои. Елизавета тоже не подарок, и дело не в рыжих волосах, у нее маленькие губки, узкий подбородочек, правда, отменная молочно-белая кожа, как обычно и бывает у рыжих, и роскошные волосы. Ладно, что есть, то есть, надо спасать это. Если честно, то я начала подозревать, что именно меня приставили к ее особе не зря: если это рыжее создание будет периодически «залетать», то рядом нужен, естественно, не Влад или Семен, а я, я и только я.

Тут же вспомнились роды на дому и выкидыши, которые мне приходилось принимать у глупых приятельниц. Может, Антимир об этом знал? Наверное… Она лет на восемь младше меня настоящей и на пятнадцать Кэтрин, в которой я находилась. Мне она годилась в младшие сестренки, а воспитательнице в дочери.

…Один раз, всего один раз Елизавета неосмотрительно уступила мужчине, забылась в любовном экстазе лишь на миг, но этот миг будет стоить ей жизни!

Она пила всякую гадость, до одурения сидела в горячей воде, вроде борясь с простудой, но ничего не менялось.

Как у всякой женщины, у Елизаветы теплилась робкая надежда, что все как-то обойдется, беременность окажется обманной, что вот еще немного, и с женскими делами все наладится. Эту надежду подпитывало прекрасное физическое самочувствие. Не тошнило, не кружилась голова, не испортился вкус или характер. Если не считать ужасных размышлений о беременности, все было как прежде.

Так прошел томительный месяц, но ничего не изменилось. Я заглядывала ей в лицо каждое утро, Елизавета сокрушенно отрицательно качала головой — ничего. Но не было и тошноты, каких-то странных желаний, не было ничего, что выдавало бы ее беременность.

Однажды Елизавете надоело бояться, она объявила:

— Нет у меня никакой беременности! Ее Величество тошнит по утрам, она бледная, как мел, она капризничает, а у меня всего лишь пропали женские дела! Возможно, это по другой причине.