Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го Страница 5

А дальше был первый в моей жизни авианалет. Потом было много всякого, но ЭТО я никогда не забуду. Никогда не считал себя героем, но и трусом тоже себя не называл. Но в тот день я боялся невероятно. Казалось, что каждая бомба, вылетающая из пикирующего самолета, летит прямо в меня. А дикий вой, издаваемый немецкими штурмовиками? Казалось, что этот кошмар никогда не прекратится! Я лежал на дне небольшого окопчика, пытался прижаться к земле, но она, как живая, раз за разом отбрасывала меня от себя. Этот вой, рев самолетных моторов и грохот взрывов слились в какой-то кошмарный концерт. Казалось, что это и есть тот самый, много раз обещанный Армаггеддон! У меня вылетело из головы, что я знаю, что это не конец всему, что мы победим, назло всему победим. Ничего этого я не помнил. Я молился. Не знаю, из каких тайников памяти выскочили эти слова, но я раз за разом, снова и снова шептал:

— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Не знаю, может, именно молитва спасла меня, но, когда я услышал рядом крик «К бою!», я испытал счастье! Появился враг, с которым я могу бороться, который может убить меня, но и я могу убить его! Пропали тошнотворная слабость, страх и чувство бессилия. На смену им пришли радость и облегчение. А в голове одно — наконец-то!

Поднявшись в окопе, который стал еще мельче, я посмотрел вперед. По полю, на котором уже стояло много сгоревших танков и бронетранспортеров, шли они, враги. Мне показалось, что все это я где-то уже видел, и внезапно понял — да, видел! В фильмах о Великой Отечественной!

Пока немцы были далеко, я осмотрел свое оружие, все было в порядке. Наконец-то я проверю свою «светку» с оптикой! Устроился поудобней, выбрал цель. Ею оказался худощавый молодой немец в расстегнутом до середины груди кителе. Вот в этот треугольник, в виднеющуюся там синюю майку, я и влепил пулю. «Светка» мягко, но сильно толкнула в плечо, потом еще раз и еще, и еще. Часто я, торопясь, промахивался. Но и попадал немало. Когда они подошли ближе, взялся за автомат. Все же с ППД стрелять намного неудобнее и труднее, чем из «калаша». Да и кучность оставляет желать лучшего. Зато боекомплект! Как-то неожиданно быстро немцы оказались совсем рядом, и началась рукопашная схватка. С первым мне просто повезло, я срезал его очередью в упор, а вот второй… Не успел перевести автомат на него, как он выстрелил, и автомат буквально вырвало из моих рук. Поняв, что достать пистолет просто не успею, кинулся на фрица с голыми руками. Все-таки мне продолжало везти! Выстрел, которым он разбил мой автомат, стал последним для него. Пока он передергивал затвор своей винтовки, я уже был рядом и вцепился ему в горло. Он выпустил из рук превратившуюся в палку винтовку и сдавил мое горло. Упав на землю, мы катались, как два зверя, одержимые одной мыслью — убить! Я что-то хрипел, задыхаясь, он тоже что-то сипел по-своему, то сверху был я, то он. В какой-то момент я понял, что могу нормально дышать, а перед моим лицом — мутнеющие серые глаза. Я сполз с мертвого немца, и меня вырвало. Кое-как вытерев лицо, я огляделся — бой заканчивался. Немцы отступали, наши, собирая оружие и раненых, возвращались в окопы. Сил встать на ноги не было, и я возвращался в окоп на четвереньках, будто не умел ходить. С немца, убитого мной из автомата, я снял его ременную разгрузку, на которой были закреплены магазины ко ставшему моим МП-38. Буквально свалившись в свой окоп, я обессилено откинулся на стену. Жутко захотелось пить… Будто поняв мое состояние, сидящий рядом со мной боец протянул мне фляжку. Какая же вкусная была эта теплая, почти горячая вода! С трудом оторвавшись от фляжки, с благодарностью вернул ее хозяину. Тот посмотрел на меня и неожиданно спросил:

— В первый раз в бою?

Я молча кивнул.

— Ничего, привыкнешь, — продолжил он слегка надтреснутым голосом. — После первого раза всем плохо бывает, а потом ничего, втягиваешься.

Я с удивлением уставился на него. Несмотря на грязь, покрывавшую его лицо, было видно, что это молодой парень, примерно моего возраста. На грязном лице блестели зубы и глаза, он подмигнул и сказал:

— Не тужись, все нормально будет. Станешь как мы, злобинские, а злобинские на драку всегда злые были. Фашисты это еще поймут! — И, протянув мне руку, представился: — Сергеев Андрей!

Машинально пожав руку, ответил:

— Тоже Андрей, только Стасов. — И тут все завертелось перед глазами. Злобинские, Сергеев Андрей. Это же мой двоюродный дед! Мне же бабка про него рассказывала, что он в начале войны без вести пропал! А родной дед тоже присказку про злобинских повторял! Они же из енисейских казаков, со станицы Злобино, которая сначала превратилась в деревню, а потом частью Свердловского района Красноярска стала.

— Э! Ты чего! — Я увидел перед собой испуганное лицо своего деда. — Ты прекращай помирать, сначала еще несколько гадов грохни, тогда уж ладно! — Видимо, только теперь разглядев мои петлицы, он дернулся: — Ой! Товарищ сержант, извините!

— Нормально все, — сипло прошептал я. — Это просто отходняк, сейчас все пройдет. И на «вы» не нужно!

В голове был шторм! Он? Не он? Как быть? Что делать? И вдруг пришло спокойствие и понимание. Сделаю все, что от меня зависит, чтобы этот Андрей Сергеев не сгинул в боях на украинской земле, а выжил. Выжил и вернулся домой, а если я хоть как-то приближу день возвращения домой таких же Андреев, то проживу свою вторую жизнь не зря!

— Ну ты даешь, тезка, — продолжил он. — Побледнел, глазоньки закатил, ну впрямь девка перед первым разом! — и жизнерадостно заржал. Мы сидели и смеялись, когда раздался свист, за которым последовал один взрыв, потом еще и еще. Взрывы слились в один грохот, земля опять отталкивала меня от себя, а я лежал и улыбался, сам не зная чему. Потом прилетели самолеты, за ними опять била артиллерия и минометы, снова атака немцев, и так раз за разом. Стало уже темно, а этот бой все не прекращался. Время от времени передавали какие-то приказы, но все они будто проходили мимо моего сознания. Только последний приказ встряхнул меня: сообщили, что идем на прорыв! Последующие двое суток почти не помню. Перегруженный мозг просто отказался помнить происходившее: бой, за ним новый, за ним опять новый. Но мы шли. И вышли. Дивизия, вернее то, что от нее осталось, пробилась из окружения и начала сосредотачиваться в районе города Струсова.

Глава 5

Я сидел на крыльце дома и был счастлив. Жив, греет солнце, чистый. Что еще нужно, чтобы считать себя счастливым человеком? Из дома пахло чем-то вкусным, значит, скоро еще и покушаю, совсем хорошо станет. Оглядевшись, решил проверить, высохла ли форма? Пани Ядвига, хозяйка хутора, любезно ее постирала, заявив, что «пану командиру она постирает, а бойцы не маленькие, сами могут». Улыбнувшись воспоминаниям, стал одеваться, брюки местами были еще влажными, но сойдет! В этот момент меня нашел посыльный. Молодой невысокий рыженький парнишка заполошно вбежал на хутор и заблажил густым басом:

— Товарищ сержант госбезопасности! Товарищ сержант!

Охренев от полного несоответствия облика и голоса, в первый момент я не сообразил, что он ищет меня. Тут он оглянулся, увидел мою обалдевшую рожу и радостно пробасил:

— Товарищ сержант госбезопасности, еле отыскал! Вас товарищ батальонный комиссар вызывает! Срочно! — и с чувством выполненного долга уставился на меня.

— Вызывает, значит, иду! — Я глянул на себя. — Подожди, соберусь.

Обулся, уже привычно влез в немецкую разгрузку, так же привычно затянул ремень, согнал складки гимнастерки назад, проверил оружие со своим грузом и, подхватив автомат, направился на выход. Уже в дверях поблагодарив хозяйку за выстиранную форму, которую она еще и подшила местами, я вышел к «басистому». Шли минут двадцать, и время подумать у меня было. Сейчас, вспоминая себя недельной давности, я поневоле ухмылялся. Рембо, мля. Сколько стволов с собой собрал! А сейчас пистолет, автомат, и все! Мне хватает, правда, гранат бы неплохо парочку, но чего нет, того нет! И вещмешка нет, в болоте остался, с пушками и тракторами. Даже не помню, когда именно остался без него, хорошо, что догадался «груз» в подсумок уложить. Он почти сухим у меня остался. Машинально проверив бесценный подсумок рукой, понял, что мы уже пришли. Мой провожатый уже заходил на еще один хутор, правда, больше того, на котором остановился я. Дойдя до большого дома, рыжий пробасил: «Вам туда» и направился по каким-то своим делам.