Анна Семироль - Азиль Страница 5

Девушка пытается приподняться, опираясь на круг руками. Её колотит – то ли от страха, то ли от холода.

– Эй! – кричит она изо всех сил. – Э-эй!!! Помогите! Я здесь!

Взгляд скользит по поверхности воды, ища движение, но не находит и невольно обращается в глубину. Акеми кажется, что вот-вот во тьме под ней посветлеет, и появится чудовищная белая рыба с громадной жадной пастью.

– Помогите! – визжит Акеми. – Кто-нибудь! Помогите!!!

Она старается вскарабкаться на круг коленями, срывается, погружается с головой. Открывает глаза и видит неясные тени далеко под собой. Выныривает, снова хватается за круг и замирает, тяжело дыша.

И слышит сквозь плеск волн резкий отрывистый свист.

– Я здесь! – кричит Акеми. – Сюда!

Свист прекращается, Акеми продолжает звать, и слышит его снова. Где-то левее, недалеко. Она ложится на спасательный круг животом и гребёт в сторону звука. Страх отступает, вытесненный радостью: она не одна. Кто-то есть рядом – значит, они обязательно доберутся до берега. Только сперва надо доплыть до того, кто…

– Акеми! Акеми, это т-ты? – слышится сиплый от страха голос.

Теперь она видит его – скачущий в волнах поплавок пробкового жилета, отчаянно машущая рука. Он замолкает, кашляет, снова дует в свисток.

– Я вижу тебя, Жиль! – кричит Акеми и смеётся. – Сюда! Плыви ко мне!

Ещё несколько сильных гребков, и мальчишка совсем рядом. Акеми хватает его за руку, подтягивает к себе. Юнга бледный, губы синюшные, трясутся, глаза наливаются слезами.

– Не реви! – строго велит Акеми, прижимается лбом к его щеке, покрытой рваными рубцами безобразных шрамов, и беззвучно плачет.

– Сама ревёшь, в-вот так вот, – стуча зубами, укоризненно отзывается Жиль.

Она молчит. Держит мальчишку мёртвой хваткой и прокручивает в голове только одну фразу: «Мы живы и возвращаемся домой».

После часа в холодной воде песок на берегу кажется горячим. Хочется зарыться в него и уснуть, но Акеми даже передохнуть не даёт.

– Жиль, подъём. Не будешь двигаться – замёрзнешь насмерть. И вспомни, какой дрянью мы дышим.

Мальчишка собирает песок в горсти, прикладывается к нему здоровой щекой.

– Я устал. П-пара минут отдыха ничего н-не решит.

Акеми едва держится на ногах, дышит теплом на ладони. Она никогда не признается, как ей самой хочется сесть рядом с Жилем, выдохнуть и дать телу отдых. Сейчас важнее убраться с заброшенного пляжа. Переодеться в сухое. Заменить воздушные фильтры. Доложить о происшествии в море. Срочно найти работу. А уже потом добраться домой и упасть спать.

– Чего ты смеёшься? – хмуро спрашивает девушка.

Жиль сидит, обняв острые колени и уткнувшись в них лбом, плечи его вздрагивают. Если бы Акеми не знала его без малого два года, то решила бы, что он плачет. Но этот мальчишка при ней не плакал ни разу, хоть и были поводы даже для мужских слёз. Вот хотя бы час назад.

– Жиль? – ещё раз окликает она и отвешивает ему лёгкий подзатыльник.

Он откидывается на спину, раскинув руки, и хохочет уже в голос. Акеми встаёт над ним, уперев кулаки в бока, лицо её очень серьёзно.

– Или ты прекращаешь это глупое ржание, или я решу, что ты тронулся. Ну?

Отсмеявшись вволю, Жиль переводит дыхание, встаёт, тщательно стряхивает песок с заношенной мокрой одежды, смотрит на суровую Акеми – и его лицо снова расплывается в улыбке.

– Т-ты только п-представь, что мы ск-кажем в п-порту. Что нас зашибла рыба! Зд-доровая рыбина, вот так вот!

Акеми с трудом сохраняет серьёзность. Да уж, мальчишка прав. Звучит настолько бредово, что их запросто засмеют. Прозвище «Рыбой ушибленные» они заслужили. А потом накрывает осознание, что на берегу они вдвоём. И больше никого.

– Жиль, это очень смешно. Очень. Но из всей команды «Проныры», похоже, уцелели только мы. И теперь мы с тобой безработные. Ничего? – спрашивает она. И, не дождавшись ответа, бредёт в сторону города.

Мальчишка вздыхает и покорно плетётся за ней. Ноги вязнут в песке, в старых разбитых ботинках противно чавкает вода. Ветер сушит штормовку, студит тело под коротким свитером, из которого Жиль вырос ещё в прошлом году. От холода простреливает изуродованная левая часть лица, и мальчишка прикладывает к ней ладонь – так легче. Он смотрит на серые башни городских многоэтажек впереди и гадает: видел ли хоть кто-то с берега то, что случилось с сейнером? Если не найдётся свидетелей, кто поверит их рассказу?

– Акеми!

– Чего тебе? – не оборачиваясь, откликается она.

– П-погоди!

– Шагай давай!

У опоры Купола девушка останавливается перевести дух. Опирается спиной на массивную колонну, морщится от боли в икрах. И наблюдает устало, как Жиль, шатаясь, ковыляет по песку.

– Вот смотрю на тебя и думаю: ты младше меня почти на десять лет, а ползёшь еле-еле, как жирный старый элитарий. Стыдись!

Поравнявшись с ней, Жиль отвечает:

– В-вот смотрю я н-на тебя сейчас – и в-вижу злую п-подтирку для жопы. Хотя ты в-вроде д-добрая девушка, вот так вот, – и тут же бросается бежать.

Акеми позволяет ему удалиться на несколько метров, за это время стаскивает с ноги тяжеленный ботинок, тщательно прицеливается и швыряет. Башмак с металлической набойкой на подошве прилетает Жилю аккурат между лопаток. Мальчишка жалобно вскрикивает и падает в пыль. Удовлетворённо хмыкнув, Акеми усаживается под опору, подобрав под себя ноги.

Жиль кашляет, отплёвывается, быстро садится, хватает ботинок и готовится ловить второй. Акеми видит его перепуганное лицо и с трудом удерживается от смеха. Победитель не должен злорадствовать – только тогда победа будет чистой.

Секунды бегут, холод пробирается под одежду. Кожа покрывается мурашками, чешется от корочек присохшей соли. Ветер гонит волны мелкого песка и бурой пыли, заметает дорогу из бетонных плит, ведущих от города к пляжу. Высотки, ближе всех стоящие к границе города, слепо таращатся пустыми оконными пролётами. Жиль напряжённо смотрит на безмятежно сидящую у опоры девушку.

– Ну? – не выдерживает он наконец.

Акеми кивком указывает на ботинок в его руке:

– Принеси обратно.

Жиль сплёвывает в сторону, усмехается и сообщает:

– Квиты. А ещё д-друг называешься. Вот так вот.

Он подходит к Акеми, отдаёт ей ботинок. Дожидается, когда девушка обуется, помогает ей подняться.

– Бака, – почти нежно говорит она и ерошит светлые волосы мальчишки.

До города они идут молча. Акеми мрачно размышляет о предстоящем разговоре с хозяевами сейнера, Жиль насвистывает что-то заунывное, пиная попадающиеся по пути камешки. Постепенно они минуют заброшенный квартал, и на улицах начинают попадаться прохожие. Косятся с удивлением на парочку, провожают взглядами. Мокрый человек на улицах Азиля в погожий день – явление из разряда невероятных. В море выходят только единицы – те, кто ради кормёжки, одежды и медицинского обслуживания готов дышать дрянью, сокращающей жизнь лет на десять. А идущие со стороны пляжа двое вымокших и шатающихся от усталости рыбаков в спасжилетах – вообще знак беды. Море – единственный источник пищи, хоть как-то отличающейся от кукурузных лепёшек на воде и безвкусного белкового бульона с синтезированными добавками необходимых веществ, к которым привыкли жители Третьего круга Азиля. И когда добытчики морских даров возвращаются с видом побеждённых…

– Бесит, когда так пялятся, – рычит тихонько Акеми.

– Н-не злись. Их там не б-было.

– Вот именно! И зачем таращиться, будто перед ними отъявленные неудачники, которые просрали весь мир? – взрывается девушка.

Жиль сердито шикает на неё, тянет за локоть в переулок.

– Их т-там не было, – повторяет мальчишка. – Они н-не видели. Не п-поймут, вот так вот. Не т-трать зря силы.

Акеми глубоко вдыхает, мысленно считает до тридцати. Приступ гнева уходит, она снова спокойна и сдержанна.

– Давай пробежимся, если сможешь. Тут уже недалеко осталось, а нам бы согреться.

И снова хлюпает в разбитых ботинках вода и болят натруженные мышцы. Зато чужие взгляды пролетают мимо, как быстрые испуганные рыбёшки. Это уже не та рыба, что может тебя съесть. Это мелочь, недостойная внимания.

Жиль ловит на бегу посветлевший взгляд Акеми и украдкой улыбается. Его охватывает гордость всякий раз, когда удаётся выглядеть в глазах Акеми взрослым и рассудительным, а не обидным «бака». Жаль, что такие случаи пока выпадают редко. «Как Орб не несёт свои воды вспять, так и ты не становишься моложе», – вспоминает он сказанное отцом Акеми. Но это Жиля не расстраивает. Когда ты всего лишь подросток, перспектива необратимости взросления только в радость.

– Вот так вот, – словно читая его мысли, подмигивает мальчишке Акеми.

В столовой почти безлюдно. Проверяющая – рыхлая и бледная немолодая женщина – тихо дремлет у входа. Жиль шёпотом предлагает прошмыгнуть мимо неё, поесть, а потом выйти через служебный вход, вернуться и поесть ещё раз, но уже проставив на предплечье обеденный штамп. Акеми молча отвешивает ему подзатыльник, но мысленно признаёт, что план мальчишки не так уж и плох.