Дмитрий Захаров - Империя троянов Страница 5

– Абуладзе!

– Здесь!

– Чуйков!

– Здесь!

– Стрельников!

– Здесь, гражданин начальник! – сонный голос, с ленцой и растяжкой. Так говорят на юге России. Старшина из третьего отряда, Павел Стрельников. Тертый мужик, кряжистый, казенная роба обтягивает литые плечи, широко поставленные серые глаза, человека привыкшего командовать. Бывший офицер, змеистый шрам рассекает надвое подбородок. Непростой человек, замысловатая история его судимости. На него было совершено два покушения. Одно в пересыльной тюрьме под Екатеринбургом, другое по соседству, в Красноярске. Приезжал дознаватель из самой Москвы, ушел злой, нервный, как все москвичи, даже кабанину не отведал.

«Ваш Стрельников, любит опасность!» – ворчал москвич. – «Если его прикончат, я умываю руки!»

За ним следом бежал подполковник Зубов, начальник зоны, пытался уговорить остаться на ужин – тщетно. Дежурный говорил, что хозяин – так в Сибири именуют начальника, трижды звонил в Москву, вышел из кабинета красный, распаренный, как после бани. Он вызвал к себе Стрельникова, заперся в кабинете на два часа. О чем они там беседовали, только шаманам ведомо!

РЧ—126 считалась «красной» зоной, как это говорили в эпоху социализма, а на воровском жаргоне «сучьей». Здесь правил актив. Редкий случай, в выходной день старшина вышел на перекличку. Обыкновенно, он сам заходил в дежурную часть и отмечался. Леший с ним! Шашлыки, водка и рыбалка!

Евтушенко закрыл журнал, напомнил о раздаче нарядов на работу, Хоть воскресенье и считался выходным днем, многие зеки предпочитали отправиться на лесосеку. За это полагалась двойная оплата, деньги исправно поступали на счет заключенных, которые можно было снять по освобождении. РЧ – 126 являлась образцовой зоной, за пять – семь лет отсидки, хозяйственные мужики уносили на волю до полумиллиона рублей. Многие искренне полагали, что деньги помогут им начать новую жизнь, иногда так и случалось, хотя обычно к преступной жизни не возвращались любо шибко умные, либо опущенные.

Прапорщик покидал расположение рабочей зоны едва ли не бегом. Образ тихой воды, усыпанной золотыми блестками солнечных лучей, вкус замаринованного мяса заставили его отбивать звонкую дробь по гравиевой дорожке. Он миновал пропускник, махнул рукой дежурному офицеру. Оказавшись на улице, Евтушенко прыгнул в салон «Нивы», повернул ключ в замке зажигания, мотор преданно заурчал. И прежде чем выжать педаль сцепления, отчетливо вспомнил строй зеков. Серые и черные робы, стриженые головы, колючие волчьи взгляды хищников в неволе. Однако, нечто неуловимое выглядело не так, как обычно. Три ряда мужчин, молодые, старые, худые, крепкие. Они так похожи, и такие разные. В европейских зонах заключенные ходят в своей одежде, но Сибирь матушка – консервативна. Коли положена казенная одежда, будь добр носи! В БУРе места достаточно. Серые робы – низшая каста – мужики, пашущие в две смены без роздыха, как загнанные лошади, рядовые шныри, чушки, уборщики. Черная роба – воры, актив, бойцы. Прапорщик хлопнул ладонью по рулю, тихо выругался. Точно! Когда он уходил, в строю образовалась брешь. Трое заключенных их второго отряда сбежали во время переклички. Вопрос – зачем?! Следовало обождать десять минут, и все разойдутся по отрядам! Чай варить, телевизор смотреть. Старшины распределят наряды, и мужиков вывезут в тайгу на работы. Для сучкорубов дело найдется. Евтушенко работал в системе лагерей почти двадцать лет, на его памяти с рабочих зон было совершено три попытки побега. И всякий раз побег совершался на выезде. Опытные уголовники редко совершают побег с рабочей зоны. Рвут в бега опущенные, или те, кто в карты проигрался. Зазевался часовой, урки брызнули в кусты, и спустя пять минут, без собак беглецов не сыщешь. Лес черный, как стена стоит, на пару сотен метров вглубь отойти, и из – за плотной листвы солнца не видать. Это вначале, опьяненные воздухом свободы, зеки радостно бегут куда глаза глядят, радуясь, что обвели вокруг пальца охранников. Обычно, на исходе вторых суток, беглецы сами ждут, пока их найдут. Истерзанные гнусом, голодные, запуганные.

– Ерунда! – желая себя подбодрить, вслух сказал прапорщик. – Ну, сбежали с переклички, что такого?!

Евтушенко хотел было вернуться назад, доложить офицеру, но передумал. На дежурство заступил желчный капитан Скурлов, вредный сплетник. Он обязательно разнесет дурную весть! Обойдется! «Нива» развернулась на узкой дороге, и покатила по направлению к баракам, где обосновались охранники и вольнонаемные рабочие. Все его помыслы были сосредоточены на предстоящей рыбалке. Сегодня он обязательно поймает налима. Он уверен. У него доброе предчувствие.

– Сколько можно так сидеть?! Ноги затекли!

– Терпи, Степа! Шума дашь, цырики шмалять станут… А шмаляют они по ногам, понял?! Пробьют коленку, весь оставшийся срок будешь на одной ласте скакать!

Кащей негромко и зло засмеялись. Человек, которого звали Степа, не улыбнулся. Он пытался размять онемевшие пальцы ног, людям пришлось сидеть на четвереньках. Тесный тамбур между фургоном полицейской машины, и боковой дверью не предназначался для перевозки людей. Обычно здесь хранилось запасное колесо, и прочий нехитрый водительский скарб. Заключенный Ершов, носящий кличку Кащей, имел доступ в ремонтный отсек. Накануне вечером, он разобрал стенку подле водительских дверей, умело закамуфлировал застенок дощатой фанерой, накидал грязной ветоши. Таким образом, образовалось помещение высотой метр двадцать, и глубиной в два метра. Нечто похожее используют иллюзионисты в своих фокусах. Люди сидели, тесно прижавшись друг другу, от спертого запаха бензина и машинного масла мутило, но ждать оставалось недолго. После десяти утра машина отправиться в жилой квартал, где обосновались охранники и вольнонаемные.

«Что станем делать, если водила залезет в фургон, и почует неладное?!» – нервничал Кащей.

«Стало быть, судьба у него такая…» – широко улыбнулся старшина. От его слов бывалого зека передернуло. Воры боятся мокрухи. Стрельникову терять нечего, ему сидеть еще двенадцать лет, хотя у Ершова тоже дела не ахти. Проигрался в карты чеченам. Эти парни умеют взымать долги, в лучшем случае, опустят по беспределу.

«Молодого возьмем?»

«Тайга весной – место голодное. На кедровых шишках долго не протянешь!» – отрезал Бугор.

Кащею приходилось слышать про такие случаи. Несколько зеков собираясь в побег, и брали с собой опущенного зека. Таких несчастных называли «собаками». Когда заканчивался провиант, съедали бедолагу. Ершов тянул четвертый срок, из сорока трех лет своей жизни, двенадцать годиков отдал Хозяину. Ему оставалось сидеть полтора года, хрена лысого он бы вписался в столь рискованное предприятие, кабы не карточный долг! Стрельникова он поначалу считал за фраера, замашки и речь казалась уж больно ученой. Угадывался столичный житель, хотя гласные растягивает как южанин, базарит чисто, будто диктор новости ведет. Москвич или питерский. Сам Кащей родом из Вятской области, деревня Сущевка, после второй «ходки» не бывал там не разу, колесил по Сибири. Абакан, Тайшет, Черногорск, Хакасия. Гастролер местный. Бомбил магазины, торговые палатки. В тюрьме трудно сохранить секреты, быстро стало известно, что старшина – бывший боевой офицер. Неизвестно по каким причинам этот выдержанный мужик завалил «особиста» и офицера из спецподразделения. Причем, убил их обоих голыми руками! Кащей с сомнением относился к слухам, пока в прошлом году, кавказцы не поперли на актив. Он собственными глазами видел, как старшина отключил троих бойцов. Короткие удары, почти незаметные глазу, и парни падали на дощатый пол барака, словно глиняные фигурки! И подполковник Зубов относился к заключенному Стрельникову с уважением. Опасный мужик. Опасный и загадочный. Ершов обладал уникальным чутьем. Он понял, что следует держаться подле старшины, и когда тот предложил ему дерзкий план побега, согласился не раздумывая. Тем более, срок выплаты долга истек, и для чечена посадить на нож простого урку дело привычное!

«Найди дешевого фраера из местных!» – таков был наказ бугра. – «Нам нужен проводник».

Долго искать кандидатуру не пришлось. Степа Костенко – недалекий деревенский парень, местный житель. Похвалялся, якобы знает тайгу как собственные пять пальцев. Сидел по глупости, вторая ходка, и опять по изнасилованию. Его крепко опускали в пересыльной тюрьме, а срока оставалось семь с половиной годиков. Кащей вступился за насильника, чем завоевал вечную Степину дружбу и преданность. Когда последовало предложение уважаемого зека совершить побег, Костенко принял его со щенячьим восторгом. Оставалось дело за молодым. Выбор пал на Константина Малышева. Убийца за рулем. Напился и сбил насмерть молодоженов. Надо было такому случиться, что влюбленные вышли из дверей ЗАГСа, и переходили дорогу к припаркованной машине. В протоколе приговора было сохранено живописное описание окровавленной белокурой пряди волос невесты, налипшей на лобовом стекле «мерседеса», и растерзанной в клочья прозрачной фаты. Кличка Малыш намертво прикрепилась к преступнику. Когтями не отдерешь. Когда Малыш протрезвел, то пытался покончить с собой. Зубами вены хотел перегрызть. Странно, что бугор его кандидатуру предложил, чудной парень, в тюрьме, он будто повредился малость. Пашет по две смены, как все рядовые мужики, а в свободное время молчит, пустыми глазами перед собой смотрит, и губы шевелятся, словно молитвы читает. Вот и сейчас, теснота, духота в тесной душегубке, солнце кузов нагрело, пот по лицу струится, а ему хоть бы хны! Сидит на четвереньках и молится, как тот попик. Малыш на предложение рвануть в бега отреагировал равнодушно. Бежать, так бежать!