Александр Дюма - Сальватор. Книга IV Страница 5

И господин Жакаль почувствовал такое удовлетворение собственной сообразительностью, что потер от удовольствия руки, словно бы он находился сейчас в своем кабинете и со свойственной ему ловкостью успешно провел сложнейшую операцию.

Господин Жакаль был настоящим художником и занимался он искусством ради искусства.

В тот момент, когда он довольно потирал руки, на крышу кареты упало что-то тяжелое. Шум падения заставил господина Жакаля вздрогнуть.

– Ох-ох! Что это? – спросил он своего спутника.

– Ничего, – ответил тот со свойственной ему лаконичностью.

И, словно бы тот груз, который только что прибавил веса карете, был специально предназначен для того, чтобы вопреки всем законам динамики сделать карету более легкой, карета понеслась с такой скоростью, что господин Жакаль мог бы сравнить ее со скоростью курьерского поезда. Если бы в его время на свете существовали железные дороги.

– Странно! Очень странно! – прошептал господин Жакаль, заряжая в каждую ноздрю по огромной понюшке табака. – Карета после того, как ее вес значительно увеличился, если судить по звуку падения дополнительного груза, едет гораздо быстрее, нежели до получения этого груза. С одной стороны, свежесть воздуха, который, как мне кажется, долетает с Сены, а с другой стороны, карета катит так легко, словно женщина идет по траве… Странно! Очень странно!.. Мы явно выехали за город. Но в какую сторону? На север, на юг, на восток или на запад?

Надежда отомстить за это похищение так захватила господина Жакаля, что в этот момент место, где он находился, интересовало его в тысячу раз больше, нежели конечный результат этой поездки. Дойдя до крайней степени возбуждения, он почувствовал такое сильное нетерпение, его охватило такое неумеренное любопытство, что, позабыв о советах спутника, он поднял левую руку к закрывавшей лицо повязке. Но, услышав звук взводимого курка пистолета в руках спутника, не спускавшего с него глаз и заметившего его движение, господин Жакаль резко опустил руку вниз и, сделав вид, что не услышал этого зловещего звука, воскликнул самым натуральным образом:

– Мсье, могу я попросить вас еще об одном одолжении: я просто задыхаюсь, ради бога, дайте мне возможность глотнуть свежего воздуха!

– Это просто сделать, – ответил незнакомец и опустил стекло правой дверцы. – Только из уважения к вам. Но поскольку я боюсь сквозняков, то другое окошко открывать не будем.

– Вы слишком добры, – поспешил сказать господин Жакаль, почувствовав сильный сквозняк. – Но мне не хотелось бы злоупотреблять вашим участием. Коль скоро сквозняки – а теперь в карете гуляет сквозняк – вредны вашему здоровью или просто вам неприятны, умоляю вас считать мою просьбу недействительной.

– Ни в коем случае, мсье, – ответил незнакомец. – Вы пожелали, чтобы окно было открыто – оно останется открытым.

– Тысяча благодарностей, мсье, – произнес господин Жакаль, не пытаясь даже продолжить разговор, в который его спутник вступал с явным сожалением.

И полицейский снова погрузился в раздумья.

– Да, – сказал он самому себе, – это дело рук Сальватора. И было бы глупо в этом сомневаться. Люди, с которыми я сейчас имею дело, не похожи на остальных людей. Они выражаются очень убедительно, хотя и несколько кратко. Говорят они очень вежливо, но настроены весьма решительно. А такое редко встречается среди тех христиан, которых я знаю. Итак, похищение это устроил Сальватор: как я и предполагал, он, видимо, предвидел то, что я могу его арестовать. Как жаль, что такой ловкий человек столь честен! Этот шутник знает всех в Париже. Да что я говорю: всех в Париже! Он знаком со всей Францией. Не говоря уже об итальянских карбонариях и немецких иллюминатах. Черт, а не человек! Не следовало мне с ним так поступать. Он ведь перед уходом сказал мне: «Вы знаете, что может случиться с человеком, который меня арестует». Да, он меня предупреждал, что тут сказать. Ах, Сальватор! Ах, этот чертов Жерар!

Вдруг у господина Жакаля вырвалось восклицание.

Дело было в том, что в голову ему пришла одна идея, которую он не смог, несмотря на все самообладание, удержать при себе.

– А! – произнес он.

– Что еще? – спросил у него спутник.

Господин Жакаль решил воспользоваться своей неосторожностью.

– Мсье, – сказал он. – Голова моя занята одним очень важным делом. Вы ведь не хотите, чтобы столь приятная прогулка, на которую вы меня вывезли, имела неприятные последствия для некоего третьего лица? Представьте себе, мсье, что перед самым моим отъездом я приказал из предосторожности временно задержать одного замечательного молодого человека, которого собирался отпустить на свободу через два часа, то есть по возвращении из Сен-Клу. Поскольку я направлялся именно в Сен-Клу, когда вы соизволили несколько изменить мой маршрут. Так вот, с ним не случится ничего плохого, если я через час вернусь в префектуру полиции. Смогу ли я вернуться туда через час, мсье?

– Нет, – с обычной для него лаконичностью ответил незнакомец.

– Тогда это путешествие может иметь неприятные последствия для того, кого я безвинно продержу в заточения больше, чем мне бы этого хотелось. Позвольте, мсье, написать при вас приказ, который мой кучер доставит куда нужно и в котором я распоряжусь немедленно освободить мсье Сальватора.

Поставив имя нашего приятеля в самый конец фразы, господин Жакаль, как говорят в театре, усилил действие сказанного. И понял, что добился своего по тому, как невольно вздрогнул его спутник.

– Стоп! – крикнул тот кучеру. Вернее, тому, кто исполнял обязанности кучера.

Карета застыла как вкопанная.

– Нет ничего проще, – небрежно бросил господин Жакаль. – Я сейчас напишу при свете луны несколько строчек на листке моей записной книжки.

И, словно уже получив на то разрешение, господин Жакаль поднес было руку к повязке на глазах. Но спутник остановил его руку.

– Не надо проявлять инициативы, мсье. Здесь мы, а не вы решаем, как все должно происходить.

Закрыв окна, незнакомец тщательно задернул шторки из красного шелка, предназначавшиеся для того, чтобы никто не видел, что происходит в карете, и одновременно не дававшие возможности сидящим в карете видеть то, что происходит вне ее. После чего он достал из кармана маленький фонарик и зажег его с помощью фосфорной спички.

Господин Жакаль услышал потрескивание разгоревшейся спички и почуял терпкий запах фосфора, который проник в дыхательные пути.

– Вот уж воистину, – сказал он, – я имею дело с людьми, которые не желают, чтобы я полюбовался природой. Это очень несговорчивые люди. Как приятно иметь с ними дело.

– Мсье, – сказал ему на это сосед, – теперь можете снять повязку.

Господин Жакаль не заставил повторять это дважды. Медленно, словно человек, которому некуда торопиться, он снял платок, который на некоторое время сделал его слепым, словно Судьбу или же Любовь.

Он был в герметично закрытой коробке.

И понял, что ему не удастся увидеть ничего из того, что происходит на улице, поскольку не было видно ни единой щелки. Поэтому, немедленно покорившись судьбе, как это делают обычно все решительные люди, он достал из кармана записную книжку и написал на одном из ее листков:

«Приказываю господину Канлеру, дежурному в помещении Сен-Мартен, немедленно выпустить на свободу господина Сальватора».

Поставил дату и расписался.

– Теперь, – сказал он, – можете отдать этот приказ моему кучеру. Он достойный и замечательный человек, привыкший к моим филантропическим поступкам. И он немедленно выполнит поручение, которое я ему дам.

– Мсье, – ответил с обычной для него вежливостью сосед господина Жакаля по карете, – полагаю, что нам еще представится случай воспользоваться услугами вашего кучера. А для таких поручений у нас есть люди, которые стоят всех кучеров мира.

Незнакомец погасил фонарь, ловко и тщательно завязал платок на глаза господина Жакаля, приказал ему более строгим тоном не делать ненужных движений, открыл дверцу кареты и позвал кого-то.

Но при этом незнакомец произнес имя, которое не имело ничего общего с обычными именами людей.

Господин Жакаль почувствовал, как один из ехавших на запятках людей слез оттуда, потом услышал приближавшиеся к открытой дверце шаги. Затем начался разговор на мягком, гармоничном и приятном для слуха наречии, которого начальник полиции, знавший почти все языки мира, никак не мог понять. Диалог продлился несколько секунд и закончился вручением приказа господина Жакаля. Потом дверца кареты закрылась и послышались два слова по-английски: «All right!», означавшие в переводе на французский язык не что иное, как: «Все в порядке!»

И, уверенный в том, что все было в порядке, как сказал сидевший в карете человек, кучер стеганул лошадей, и карета понеслась с той же скоростью, с какой она ехала до этой внезапной остановки.

В этот раз карета ехала всего минут пять. И тут снова вздрогнула от удара нового груза по ее крыше. Но на сей раз звук удара был несколько специфичным, и господин Жакаль своим острым слухом уловил по звуку удара этого предмета о крышу, что это было что-то длинное, не такое короткое и компактное, как в первый раз. Кроме того, он уловил звук дерева.