Братки-тоже люди (братки на В.О.В.) (СИ) - "Гевара Фернандо Че" Страница 5

   - Че делать с жмурами, Хруст? - спросил, у главного Сержант.

   - Грузите их на мотоцикл, затем надо его оттащить в лес, и поджечь, эй вы, вы че в тачке расселись, быстро вылезли и давайте работаем, - обратился к Шпоновскому экипажу Хруст, выводя тех их глубокого анабиоза.

   За четверть часа ударной работы, место происшествия засияло первозданной, ну не чистотой конечно, но отсутствием следов произошедшего. Даже гильзы до последней были собраны, а лужица бензина, из-за физических особенностей летучей жидкости, быстро просыхала. Мотоцикл с останками жандармов, запылал сдобренный остатками бензина из бака, того же мотоцикла, и Хруст повел девятки, на место провала во времени.

   После десятого раза, прохождения воображаемой точки провала, Хруст понял, обратной дороги нет... И машины, поехали по раздолбанному проселку, подальше от шоссе, Хрусту и остальным необходимо было, осознать происходящее, набросать план действий, и даже может быть дальнейшей жизни. Перед бандитами, ребром стал вопрос Чернышевского, - "Что делать?".

   Милиция.

   В более укромном месте, Губенко начал допрос свидетелей, ну не обвиняемые же они.

   В результате допроса выяснилось, что один из полицаев местный, белорус, и был из так называемых, кулаков. Зато второй, поручник армии панской Польши, русский из эмигрантов, оказался одним из последышей банды Булак-Балаховича. И прямая бы дорога этому беляку к немцам, но он себя скомпрометировал участием в защите Брест-Литовска от вермахта. Когда Гудериан передал контроль над городом, Кривошеину, то есть вермахт передал город РККА, поручник Ольховский перебрался в соседнюю область теперь уже советской Белоруссии. Третий человек, ну которого полицаи везли в управу, оказался красноармейцем, сержантом пограничником Аристархом Найденовым. В начале войны он сражался против гитлеровских захватчиков, был ранен, и его на излечение взяла старушка белоруска. Парень излечился и направил свои стопы на восток, в ряды РККА, бороться против оккупантов. Да не дошел, староста увидел за селом, и сдал полицаям, из оружия у парня был лишь нож, и полицаи его легко взяли. Но как говорится, не на тот забор лаяли полицайские шавки, потому через полчаса после пленения, сержант Найденов был освобожден нашими героями. После экспресс-допроса, стало ясно, ошибок быть не может, группа оперов МУР провалилась в сорок первый год, и это факт.

   - Товарищи, а вы из какого ведомства, НКО или НКВД, или может быть НКГБ? Вас забросили на парашютах, и оружие у вас новое, я про ППШ слышал, даже как-то на занятиях изучали, а это оружие для меня ново, - говорит сержант Найденов, указывая на АКСУ.

   - Это американские пистолет-пулеметы, новое изобретение Томпсона, так и называются пистолет-пулемет Томпсона или ППТ, - вдохновенно врет Ильин.

   - Товарищи, разрешите мне самому ликвидировать этих предателей, - хочет отомстить за свое унижение Найденов.

   - Да, товарищ сержант, вот возьмите немецкий автомат, им проще, - и майор протянул сержанту МП-40, - там в нем с десяток патронов, должно хватить.

   И Найденов увел полицаев в лес, пока он занимался казнью ренегатов, опера МУР решили поговорить, о ситуации, и что же теперь делать.

   - Парни, я теперь уверенно могу вам сказать, мы оказались в сорок первом, и я не знаю, есть ли у нас возможность вернуться обратно. Потому, давайте действовать в силу сложившейся ситуации, к немцам идти? Нет путь туда нам заказан, к нашим идти, рискуем просто не дойти. Остается вариант превратиться в партизан, и попробовать бить немцев, все по-моему, не то, что третьего, нам второго не дано.

   - Товарищ майор, а что будем делать, когда кончаться патроны, у нас патронов не густо, два запасных рожка к каждому автомату, и по две обоймы к пистолетам? - резонно интересуется Ильин.

   - Да Серега, ты прав, боеприпасов к нашему оружию тут нет, патрон к ПМ разработают только в 1951 году, то есть через десять лет. А про патроны к АКСУ можно и не и говорить, они где-то в семидесятых придуманы, так что надо разжится местным оружием, лучше конечно ППШ или ППД, а то немецкая трещотка очень капризна, и дальность стрельбы вместе с кучностью никуда не годится.

   - И пока есть патроны к тому, что имеем, мы должны найти, и научится использовать оружие этого времени, значит, - думает вслух капитан Ильин, и все с ним согласны.

   Из лесу слышен шорох шагов, кто-то идет, к милиционерам не очень таясь...

   Братки разлад.

   Наконец, уже в глухом месте, куда машины еле добрались, Макс и Шпон, выключили двигатели итальянско-советских россиян, девятой модели, и с шумом все бойцы вышли наружу. Покинув автомобили, парни как по команде, легли на траву, благо погода теплая, июль на дворе. И все молча осознают, что происходит, и по силе мыслительных способностей, они понимают, кто раньше, а кто позже, что теперь хана. Привычной жизни нет, и уже не будет, о какой привычной жизни может идти речь, если мир вокруг непривычный.

   Если бы это были не спортсмены рэкетиры, то сейчас на весь лес пополз бы дым от сигарет (Космос, БТ, Стюардесса, Родопи), но нет, ребята спортивные и просто лежат. Тут устав от напряжения мозгов, Гонта поднимается, и начинает делать отжимания, в здоровом теле здоровый дух, ну может, что бы отвлечься, от тяжкого раздумья. И на него кричит Хруст:

   - Слышь, Гонта, не мельтеши перед глазами, и так на душе хреново, еще ты тут со своими отжимансами, на душу говна добавляешь.

   И послушный дисциплинированный Гонта, ложится, рядом с Муродом, размышлизм продолжается, градус непринятия жизненной ситуации нарастает. И наконец, как главный, как человек ответственный за процесс принятия решений, Хруст начинает:

   - Ну пацаны, ситуация хреновая, мы в натуре попали в сорок первый год, и вокруг идет война, немцы воюют с красными. Мы конечно знаем, кто и когда победит, лично по мне лучше бы победили немцы, как в том анекдоте, пили бы мы с вами баварское пиво, и ездили бы на мерседесах да БМВ. А так победили красные, и мы вынуждены были горбатиться за мизерное бабло, пить мерзкую водяру или портвейн, да ездить на железобетонных москвичах.

   Предлагаю идти к немцам, они конечно тоже суки, но при них мы можем по понту устроиться, ну скажем в полицию, кайфуем года до сорок четвертого, а потом ноги даем. Наберем к тому времени рыжья, брюликов можно бабла, и свалим в Америку, там самый смак, жить потом с баблом. А чо забацаем бригаду свою, притянем пацанов из этих, как его эмигрантов и дербанить будем америкосовских коммерцев?

   Ну братва, что скажете, что молчите, ништячный же базар, все по понятиям?

   Все парни лежат, и думают над словами бригадира, Самосвала теперь нет, не родился еще авторитет, и мазу за главного держит теперь Хруст.

   И конечно каждый из парней размышляет над словами Хруста:

   Макс:

   Бриллианты? Золото? Я понимаю коммерца прижать, но эти бриллианты и золото, придется с таких же бедолаг, как его отец и мать с кровью отдирать. Тут же не 1985, тут кооперативов нет еще, и все что у людей есть, в основном нажито непосильным трудом, а не коммерцией. Тем более, если пойти к немцам, то придется убивать людей, причем не каких-то коммерцев, а реально невинных. Тех же бедняг евреев, чья вина только в том, что гитлеровцы антисемиты. Или красноармейцев, командиров и комиссаров РККА. Потом придется пытать партизанов и сочувствующих им. Нужны ли Максу деньги добытые такой кровью и предательством? Нет, я против, не могу я. Это не 1991 год, это 1941, - принял решение Макс.