Бедный Павел. Часть 2 (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич Страница 5

— Ваше Высочество! Я виноват во всём! Я не уберёг супругу Вашу…

— Не надо так говорить, Константин Николаевич! Как Вы могли остановить чуму? Что Вы? Вы потеряли любимую дочь и единственного сына! Я нисколько Вас не виню! Что Вы?!

— Я прошу Вас дать мне разрешение удалиться в монастырь…

— Нет, что Вы говорите, Константин Николаевич! Вы, который был прекрасным отцом моей любимой жены, который столько сделал для нашего счастья и нашего государства! Я не могу дать Вам такого дозволения! Не могу! Когда я вижу Вас, я вспоминаю свою любимую, с которой я должен был пройти через жизнь, но воля Божия…

Нет, положительно, если Вы найдёте в себе хоть какие-то силы — я прошу Вас оставаться рядом со мной! Вы нужны мне и как родной человек — Вы всегда останетесь для меня родным! И как советник при мне! Вы обладаете опытом, которого у меня нет. Вы умны, и при этом я могу доверить Вам свою жизнь, дорого́й тесть! Прошу Вас!

Я уговорил его! Похоже, именно поддержка и цель в жизни были нужны старику, и он нашёл всё это у меня. Вот, я ещё раз убедился, что работа — лучшее лекарство от душевной боли. Маврокордат оказал нам помощь, которая оказалась крайне своевременной. Он через свои связи смог оказать влияние на власти Священной Римской империи, дабы убедить их не связываться с Россией. И именно факт резкого снижения активности австрийцев заставил и Пруссию задуматься о перспективах остаться с Россией с глазу на глаз.

— Фриц, мне кажется, что это авантюра!

— Нет, Генрих! Я вижу в этом путь к величию Пруссии! — король Фридрих, прозванный Великим, бегал по своему кабинету в Сан-Суси и размахивал руками. Его брат Генрих принц Прусский сидел в кресле и некоторой иронией поглядывал на своего венценосного родственника.

— Но, подожди, Фриц, ты не можешь быть уверен в австрийцах, у меня есть информация, что они тайно ведут переговоры с русскими, вроде бы о получении ими Валахии и Сербии от турок. Это будет им сильно выгоднее, чем воевать с поляками и русскими, даже в союзе с нами. Риск оказаться tete-a-tete с русским медведем слишком велик.

— Но Кауниц[5] нас уверяет, что это лишь слухи!

— Ты веришь этому хорьку, братец?

— Нисколько! Но Королевская Пруссия[6] и Данциг будут украшением нашего королевства!

— Фриц, не спеши! Что там твой маленький Пауль?

— Он безмерно уважает меня и предан мне больше даже чем его отец! Но его жестокая мать! Она вбила ему в голову уважение к матери, и он не может найти в себе силы свернуть власть этой русской Мессалины! Эта убийца собственного мужа держит своего сына под полным контролем, и он может только информировать меня о её намерениях, но повлиять на них не в состоянии!

— И что сообщает, твой информатор?

— Его матушка, безусловно, собирается драться, не допуская мысли выпустить из своих когтей Польшу и своего бывшего любовника[7]!

— Успокойся, Фриц, а как здоровье Марии-Терезии[8] и Екатерины?

— Причём тут это? — Фридрих уже не бегал, а устало ходил по комнате — возраст брал своё, ему уже шёл седьмой десяток.

— А притом что если одной из этих особ не станет, то нам придётся иметь дело с их наследниками. А твой преданный друг Пауль…

— О да, братец! Он нам даст не только Польшу, но и всю Империю! Императрица России сейчас очень увлечена каким-то Потёмкиным, но она часто болеет и много проводит времени в загородном дворце! А Мария-Терезия уже стара, а её сынок грезит безумными реформами, что очень непопулярны в Империи!

— И ты, Фриц, сможешь воспользоваться этим и захватить Империю даже без особого сопротивления!

— О да… — старый Фриц в задумчивости опустился в кресло рядом со своим братом.

Дядюшка Фриц, будучи очень хитрым персонажем, уже поистратившим бо́льшую часть своего авантюризма, в одиночку связываться с Румянцевым не захотел. При этом прусский король хотел выглядеть не завоевателем, а скорее чуть ли не посредником между двумя империями, в том числе и для сохранения авторитета у меня лично.

Фридрих Великий по-прежнему находился в приятной уверенности, что он для меня является высочайшим авторитетом, и Россия при моём правлении будет таскать для него каштаны из огня, а пока я нахожусь в зависимости от своей жёсткой и властной мамаши. Но вот, вскоре, настанет время, когда он всего добьётся и без войны! И уж лишать его этой уверенности я точно не собирался.

Меж тем, следствие шло и шло, вовлекая в свои тенеты всё новых и новых персонажей. Заговор оказался более разветвлённым, чем мы видели, чем планировали. Для меня, а особенно для мамы, это было тяжело и даже страшно, но сдаваться было поздно.

В Риге, в начале мятежа, мои агенты схватили прибывшего туда по дороге из-за границы графа Александра Строганова — бывшего зятя моей драгоценной тётушки Анны Карловны Воронцовой. Он был активным участником заговора — ну и Бог бы с ним, небольшая фигура. Но, оказалось, что граф выступал в качестве не просто участника или даже одного из руководителей мятежа, а эмиссара зарубежных сил. При нём обнаружили более трёх миллионов гульденов золотом, которые он получил не только от французов, что было вполне ожидаемо, но и от англичан.

Этот хитрый мерзавец убедил сначала французов выделить деньги на заговор в их пользу, а потом ещё и англичан в полезности заговора уже для них. Это была очень значительная сумма, и если бы он привёз эти средства вовремя, то, возможно, такое развитие событий также могло завершиться для нас катастрофой. Деньги смогли бы убедить многих колеблющихся. Но он опоздал.

Хорошо, мы предполагали, что французы мимо такого заговора точно не пройдут, но англичане — наши союзники! Пусть они и дали существенно меньше, чем лягушатники, но всё-таки дали! Вот это афишировать пока точно не стоило. Это может подорвать наши отношения с ними, а Англия — сейчас главный союзник России в Европе.

А сам Строганов — очень интересная фигура, если уж смог запудрить мозги первым лицам двух крупнейших европейских держав, да ещё так, что они доверили ему очень большие деньги и так и не узнали, что он доил их обоих — вечных антиподов европейской политики. Придушить бы такого ухаря втихую, но нельзя — талант! Надо придумать, как его использовать, так, чтобы ещё самому на его крючок не попасть…

Практически физическую боль мне причинила измена человека, которому я уже привык доверять, которого я считал своим другом — одного из моих янычар — Андрея Разумовского. Конечно, во время войны мы близко не общались, но переписывались активно! Мы делились впечатлениями и мечтами. Николай Шереметев тогда активно изучал за границей финансы, Андрей воевал при Чесме, а Саша Куракин должен был пойти по дипломатической службе. К началу мятежа они вернулись в столицу, и я их предупреждал о грядущих событиях, давал им инструкции…

Шереметев играл роль стороннего наблюдателя, слишком осторожного, чтобы участвовать в мятеже, но готового принять его итоги. Николай должен был наблюдать за настроениями в обществе и информировать меня. Но сдержаться не смог и всё-таки вышел на защиту Зимнего. Куракину досталась самая сложная роль — наблюдать за родственниками — Паниными. Информировать нас об их планах и делать вид, что он участник заговора. А вот Разумовский… Он был самым горячим из нас, к тому же воевал, и я его не наделял особыми задачами, берёг. А он присоединился к заговору, причём участвовал в боях и оказался последним, кого смогли выловить в лесах солдаты.

Что это было? Зачем? Кирилл Разумовский оббивал наши с мамой пороги, прося за непутёвого отпрыска, который пошёл ещё и против его воли. К чему всё это было нужно Андрею, никто не мог понять. Я велел его пока подержать в Шлиссельбурге и не допрашивать, желая сделать это потом лично.