Купец. Поморский авантюрист (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 5

Вот такими ухищрениями Митька значительно сокращал срок расчета с монастырем. Практически вдвое. Что позволяло надеяться этим годом получить себе в пользование шняку[2]. Любо же. А там уже либо новый ряд можно заключать, либо выходить на полноценные товарно-денежные отношения с монахами.

Вот и на этот раз Митька планировал выгрузиться в Йоканьге на посолку и выйти на новый промысел. В том, что будут скупщики, Митька не сомневался ни минуты.

Артель зашла в Йоканьгу не далее как час назад и уже успела сгрузить улов — между прочим, добрый. Сами рыбаки отправились перевести дух ко двору местного умельца, что за скромную плату накрывал желающим на стол. Кормили здесь сытными горячими похлебками.

Николка, как звали умельца-посольщика, засел в Йоканьге плотно и основательно. Он имел свою мзду с посола пойманной рыбки, и этот промысел охотно прибрал к рукам. К артели Митьки он относился с особой почтительностью, поскольку рыбачки договорились с Николкой о том, что будут привозить хозяину соль на посол. И до сих пор взятые обязательства исполнялись. Не бесплатно, разумеется, но за плату вдвое ниже, чем у других рыбачков. И втрое ниже, чем предлагали скупщики. Благо в Неноксе, где базировалась артель Митьки, с солью не было проблем. Селение славилось своим солевым производством. Услуга за услугу: взамен Митька арендовал у Николки бочки на перехват за смехотворную сумму и платил полцены за посол улова. Сверх того, артель бесплатно кормилась горячим обедом.

Митька с ребятами расположились за столиком, попросили у сынка Николки наваристой ухи из рыбных голов и стали ожидать. В этот момент к ним подошел сам Николка. Толстый, лысый, но зато с пышными седыми усами и могучей бородой до груди. Умелец неимоверно гордился бородой. Распорядившись с рыбой, что привез Митька, он присел за столик к рыбакам, чтобы тоже перевести дух. Утер тыльной стороной ладони пот, выступивший на изрезанном морщинами лбу, заговорил:

— Здравия вам, рыбаки!

— Здравия, Николка, и тебе!

— Хороший лов, смотрю, привезли?

— Как видишь, десять бочек, все полные до краев, — согласился Митька, у которого от голода урчало в животе, а ноздри уже поймали запах готовящейся ухи, из-за чего есть захотелось пуще прежнего.

— Хороший… — задумчиво протянул Николка, вылавливая из бороды мелкие крупинки соли и бросая их на пол.

— Сам как? Новости какие?

— А какие новости? Хотел просить, чтоб ты мне следующей ходкой соль привез, запасы того и гляди закончатся, а работать надо.

— Сколько?

— Пудов пять хватит.

— Не вопрос, будет соль. Своим помогать надо! — ответил Митька, наслаждаясь запахом ухи.

Николка отмахнулся.

— Знаю, знаю…

Он бросил свое занятие с бородой и принялся растирать ладони о портки, внушительно прокашлялся. Зычным голосом поторопил своего сына, хотя тот уже тащил котелок с ухой[3].

Митька покосился на хозяина. Тот явно что-то хочет сказать, да тянет. Обычно от дел Николку не оторвешь, за стол не усадишь, а тут сам подошел и теперь вот мается.

Митька оказался прав. Когда сын Николки принес котелок, наполненный ароматным варевом, и рыбаки приступили к трапезе, тогда-то Николка и перешел к делу.

— Короче, Митька, че я вокруг да около хожу, как будто баба какая стесняюсь. Я к тебе не просто так подсел, а по уму, — начал он.

— Угу, я как-то сразу понял… — Митька отхлебнул наваристый жирный бульон, кивнул, мол, готов слушать. — Давай выкладывай, коли есть что.

— Дело тут выгорает по-крупному, еще чутка, и выгорит, — начал Николка, скрестив руки и упершись локтями о столешницу. С прищуром обвел взглядом рыбаков, которые обратились в слух.

— А чего другим не предложил, раз выгорает, а, Николка? — спросил Олешка, решивший подключиться к разговору.

— Чего-чего, Митька вон правильно сказал, своим помогать надо. Али не вы мне соль за бесценок возите? Глядишь, еще о чем договоримся. — Николка подмигнул заговорщицки. — Оно вон как бывает — вы мне, я вам, и поладили?

— Любо, — удовлетворился Олешка, вновь переключаясь на горячее.

Митька хмыкнул, утирая усы. Положим, что Николка давно ходил вокруг да около того, чтобы попросить Митьку привезти ему в Йоканьгу соли вдвое больше обычного. Все грезил развернуть свое местечковое производство, вроде как обороты увеличить. Но про «помощь своим» хозяин немного слукавил — не один Митька соль в Йоканьгу возил. Просто других артелей — Федьки да Андрейки, которые у хозяина в доверенных, — на промысле не оказалось. Все к концу месяца, почитай, придут, только обратно к берегу отошли. К другим же рыбачкам у Николки не было никакого доверия.

— Вариант тут подвернулся. Ты в деле? Только выступать сегодня надо, вы тут особо не располагайтесь.

— Ты скажи, что за вариант и что за дело, а то ты уже нас посылаешь, а зачем, куда? — Митька немало удивился, что речь зашла не про соль. — Так-то ты меня знаешь.

— Точно! — Николка тут же съездил себе ладонью по лбу. Вспомнил, что толком не рассказал рыбакам о своем предложении, а уже в дорогу спроваживает. — Дело такое. Я на прошлой неделе я познакомился с торговцами, что не чета нашим скупникам. Жирные такие и богатые, у наших местных скупников товарчик перекупают.

Николка замолчал, поерзал на скамье. Сам наблюдал, насколько интересно рыбакам его повествование. Те хлебали уху и внимательно слушали — интересно.

— Так вот, значит, познакомился с торговцами теми, выпили немного хмельного. Ну у меня язык после хмеля и развязался. Давай им одно — нахваливать нашу Йоканьгу… — Глаза Николки жадно блеснули. — В общем, сказал я им, что улов у нас тут дивный, да столько рыбешки, что к царскому столу вези, не ошибешься. Рассказал им про нашу рыбку видов разных. Смотрю, а у них интерес появляется.

— А в чем их интерес-то? — хохотнул Олешка.

— Вот дело в том, что улов есть, да не всякий. Как я выведал у рыбаков, рыбка некоторая ушла в этом году, совсем не ловится.

Олешка тут же перестал лыбиться, задумался. Теперь уже сам заерзал на скамье, даже забыл о чашке с ухой на время. Интересные вещи говорил Николка.

— Продолжай, — не вытерпел Митька, у которого уже внутри все подгорало. — Не уразумею пока, куда ты клонишь.

— Не понял еще? — хмыкнул Николка. — Я пообещал купцам тем полную шняку речной форельки, десять бочек свежего посола и бочку икры, на десятину ниже той цены, что они обычно торгуют.

— На десятину? Это по два рубчика, что ли, бочка? — уточнил Митька, который поражал рыбаков и Николку своим умением вести счет и памятью на цифры.

Форелью, тем более речной, в Йоканьге торговали нечасто, за рыбкой в реку приходилось заходить, всяко проще было наловить того же осетра в море. Редко когда форель в море шла.

— Бери больше, я называл от той цены, по которой они с нашими скупниками торгуют, если те форель завезут. Пять рублей за бочку свежего посола не хотел?

— Да ну, Николка!

Рыбаки аж поперхнулись ухой, закашлялись. Пять рублей?! Здесь можно было не продолжать… Если они продадут десять бочек форели по пять рублей за бочку свежего посола, этими деньгами будут закрыты все взятые обязательства перед Николо-Корельским монастырем. Даже с учетом скидки в десятину.

— Допустим, и че они, ради десяти бочек рыбки сюда попрутся? — с сомнением спросил Митька, стараясь не выдавать своей крайней заинтересованности и волнения.

— Ради десяти-то, может, и не попрутся, — согласился Николка с охотой. — Но десять бочек тут, десять там. Только вот речной форельки, кроме как у нас, они нигде не возьмут, год такой.

— Не возьмут, значит…

— Вот я о том и сказываю. Погуляют по округе и к нам снова вернутся. И уже по другой цене…

Интересно, однако, Николка рассуждал, вот только где взять форель Митьке? О местах лова речной форели он не знал, надобности до сих пор не возникало. Первоначальная эйфория медленно сошла на нет, как-то и бывает в подобных ситуациях. Митька вздохнул, вернулся к чашке, глотнул остывшую уху.