Ванька 8 - Сергей Анатольевич Куковякин Страница 5

Так ему везло два раза. На третий пуля в каску ему и прилетела…

Притащили беднягу на перевязочный пункт. Мы, что могли сделали и в французский тыловой госпиталь его отправили. Что и как там с ним — мне пока не известно, не вернулся он ещё обратно, а может и никогда не вернётся. Такие вот дела.

После ночной вылазки фельдфебеля четвертой роты разжаловали в рядовые, а ротный командир на своем месте остался. Я бы тоже в солдаты его перевёл, но меня никто не спрашивал. Правда, другие ротные его теперь игнорируют, руки не подают, а ему всё как об стенку горох.

Лирическое отступление 4

Русская артиллерия.

https://vk.com/video/@club29477816?z=video-29477816_169864428%2Fpl_-29477816_-2

Лирическое отступление 5

Патронная двуколка

https://vk.com/video/@club29477816?z=video-29477816_169862605%2Fclub29477816%2Fpl_-29477816_-2

Глава 8 Газы

Дышалось тяжело…

Всё же хватанул я сегодня этой заразы.

Я встал, оперся плечом на стенку окопа.

Покурить?

Нет, и так кислорода не хватает…

По пути в штаб полка мне пришлось три раза остановиться — дышу хуже астматика… Германцы утром нас газами травили, козлины безрогие…

— Иван Иванович, прочитайте и поставьте подпись. Из штаба армии так просили, необходимо доктором завизировать…

Полковник тоже немного похрипывал.

Так, что тут?

«Замаскировав за десять минут шипение газовых струй стуком пулемётов, противник в восемь часов десять минут выпустил удушливые газы, затопившие целиком участок…»

Далее шло перечисление подразделений, подвергшихся атаке газами.

Ого, широко они нас по фронту траванули…

'Есть веские основания, ныне проверяемые, предполагать, что первою была пущена волна бесцветного газа, крайне ядовитого, оказавшего молниеносное действие — люди падали без крика. Затем последовали волны хлорной отравы.

Немедленно был открыт пулемётный и ружейный огонь, вызвана артиллерия, поданы нужные по газовой тревоге сигналы и приняты все предписанные меры…'

Да, так и было. Я по своим медицинским делам на первой линии находился, всё это застал.

«Солдаты и унтер-офицеры проявили полное спокойствие духа и самодеятельности — немедленно запылали костры, поднявшие и разрядившие газовую пелену, в абри и землянках зажглись огни, развившие тягу и несколько очистившие воздух. Палатками, платками, тряпками закупоривались окна, двери и щели…»

Образно полковник пишет, а это — документ. Галлицизмы употребляет. Ну, мы же во Франции…

«Вначале позиции противника были видны сквозь газ, вскоре распространившаяся волна газа, густое молочное, бледно-синеватое облако застлало весь горизонт как сильный туман, непроницаемый в нескольких шагах. Отдав все эти распоряжения, предупредив штаб бригады, соседние части и артиллерию, я занял свой командный пост…»

Ну, словно сочинение… Как я провел этот незабываемый день…

«Газ был настолько густ и силён, что дышать и в хорошо пригнанной маске было трудно и все люди задыхались, особенно первое время. Предполагается смесь хлора с другим сильнодействующим ядом, который противогазовая (противохлорная) жидкость маски нейтрализует не вполне… Через час после начала газовой атаки я сделал распоряжение раздать запасные, вторые маски и одеть их ко времени окончания периода действительности первых масок. Второе распоряжение — быть наготове к отражению атаки — наблюдатели обнаружили шевеление в линии противника, в нескольких местах сразу. Немцы подходили к своей проволоке, в масках, но будучи обстреляны пулемётами, были вынуждены скрыться к себе…»

Это тоже было. Под каждым словом подписываюсь. Не очень хороши наши газовые маски…

«Прошел час. Газ редеет и уменьшается, воздух постепенно становится чище. Артиллерия противника сильно бьёт по первой линии и резервам. Наша почти молчит. По итогам боя: Убитых и умерших — 34. Отравлено газами — 224. Ранено и контужено — 30. Какое число было осмотрено и получило помощь от врачей, старшего врача доктора медицины Воробьева, заместителя старшего врача лекаря Родзевича и находящегося при 3-м батальоне врача французской службы Пиона.»

Понятно, зачем я потребовался — подписать данный документ как медицинский специалист. Отравленных германцами я лично осматривал.

Что? И всё? А, дальше? Почему полковник не пишет, как после всего этого германцы на нас в атаку пошли? Атаковали, кстати, в противогазах, боялись собственной отравы нахвататься. Мы ответили, кто на ногах оставался. Мне тоже пострелять пришлось…

Тогда немецкая пуля мой противогаз и пробила, по щеке царапнула. Вид у меня сейчас ещё тот — голова перевязана, как у героя какого-то.

— Всё правильно, Иван Иванович? Не ошибся я с количеством отравленных?

— Нет. По моим бумагам тоже такое количество пострадавших от газов числится.

Кстати, себя я тоже вписал. Мог бы и в числе умерших быть. Это, если бы не взял целый противогаз у убитого солдата. Брезговать тут не приходится — жизнь дороже.

— Подпишите тогда. Да, тут, внизу.

Я поставил свою подпись. Этот документ, гадать не надо, в архивах останется, потомки его изучать со всем вниманием будут.

Кстати, молодцы наши солдаты. Газов не испугались, паники не было, а ведь первый раз германцы против них газы применили. Нет, раньше они их тоже использовали, но против нашего полка — впервые.

— Я на Вас, Иван Иванович, представление сделал.

Полковник похлопал ладонью по стопке листов бумаги, лежащих на столе. Судя по всему, не один я представлен.

— А, на Родзевича? — поинтересовался я про своего заместителя.

— И на Родзевича. Достоин, достоин, слов нет.

— Благодарен.

Надо будет Родзевича обрадовать. Давно он о награде мечтает. Молодой ещё…

Тут меня кашель и скрутил.

— Иван Иванович, как Вы? — озаботился моим здоровьем полковник. — Самому полечиться не требуется?

— Вас-то тут кто лечить будет? — попытался улыбнуться я, но это у меня что-то плохо получилось.

— Да, Вам замены нет…

Глава 9 Минная атака

Позиции, что наши, что германцев, тянулись в обе стороны от горизонта до горизонта.

Траншеи, блиндажи, убежища, пулеметные гнезда, проволочные заграждения…

Всё ещё и в несколько рядов.

Артиллерия, что могла любую крепость по камешку разобрать, с ямами в земле ничего не могла поделать.

Наступать было совершенно невозможно — слишком сильны были у противников полевые укрепления.

Тут чья-то умная голова про подкопы вспомнила.

Что с немецкой стороны, что с французской сейчас этим и развлекались. Рыли тоннели под вражескую оборону, что-то взрывающееся туда закладывали и бабахали. Где-то тонны шеддита тратили, где-то порохом обходились. Французские арсеналы уже не один десяток лет от черного пороха просто лопались, вот его чаще и использовали.

В общем, копали земельку и фугасы устраивали.

Наш участок обороны не являлся исключением.

Время от времени, я наших кротов в чувство и приводил. То, завалит кого, то без свежего воздуха кому-то плохо станет.

Кроты ещё и сапы рыли — скрытые ходы сообщения, направленные в сторону противника. Проберутся тихой сапой солдаты к позиции врага, выпрыгнут как чёртики из коробочки и давай его разить…

Что в сапе, что в тоннеле работать тяжело. Высота — чуть больше полметра, ширина — ещё меньше, а тянется проход под землей на десятки метров. Тесно, душно, мокро… Вентиляционную шахту наверх не пробьешь, воду постоянно откачивать надо.

Да, ещё и не жарко там, в тоннеле. Особенно — зимой.

Нор под землей много требуется, не только для устройства мин они нужны, но и контрмин. У нас из-под первой линии траншей контрминные тоннели вперёд на двадцать метров идут. Где и больше.

Специальные посты под землей постоянно слушают — не копают ли где под нас германцы.

Слушали-слушали, да прослушали.

Я только из землянки своего перевязочного пункта наверх вылез, по всем пятидесяти ступенькам поднялся, прикурил, как земля под моими ногами дрогнула.

Землетрясение?

Ну вот, и это повезло тут испытать…

В стороне нашей первой линии обороны в небо начала подниматься какая-то чёрная стена.

Что это?

Затем там же что-то ярко-ярко сверкнуло. Как будто сразу несколько молний ударило, причем, откуда-то снизу.

С небольшим запозданием грохнуло.

Так же при грозе бывает — сначала молнию видишь, а затем слышишь