Исполняющий обязанности (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич Страница 5

Глава 3

Катюша Маслова

В Москве машина нужна, как бы не больше, чем в Париже. Это я раньше своими ножками топал, а теперь — шиш. И положение не позволяет, да и время изрядно экономится, хотя скорости здесь… Вообще-то, скорости у машин и здесь приличные, потому что я уже начал забывать о скоростях в своем мире.

Машину я пока оставил около Спасской башни, потому что до встречи с товарищем Дзержинским у меня имеется аж три часа. Разумеется, нашел бы, чем себя занять, но смысла нет. В Борисоглебский переулок, в свой собственный отдел поеду завтра. А сейчас лучше немного погуляю, попробую привести мысли в порядок. Вот только браунинг возьму у водителя и спрячу в своей кобуре. С пистолетом я в последнее время не расставался, даже ехал с ним через все границы — и ни одна собака не заинтересовалась. И пограничники трех государств тоже. Вот только в Кремль, к товарищу Ленину, оружие не стал брать.

Спустившись по Васильевскому спуску, вышел на набережную Москва-реки. Вон, а здесь, как и три года назад, раскинулась не то барахолка, не то торговые ряды. Правда, с некоторым исключением — в восемнадцатом торг шел абсолютно стихийно, а продавцы занимали каждый квадратный метр, раскладывая свой товар либо на рогожках, либо на картонках, а то и просто трясли старорежимным мундиром, которым пренебрегла моль, или медным самоваром.

Теперь же все приобрело более приличный вид — павильоны, сколоченные из свежих досок, длинные столы с номерами. Видимо, с появлением нэпа, власти Москвы отнеслись серьезно к возможности заработать лишние деньги. Вон, наколотили торговых точек, пронумеровали все. Видимо, за аренду стола берут ежедневно, а павильончики арендуются на более длительное время.

И что у нас тут интересного? По сравнению с Францией — ничего особенного. А вот по сравнению с нашим восемнадцатым годом — очень даже шикарно. Хотя, как мне говорили французы — во время войны и у них было плохо.

В павильонах торгуют и хлебом с булками, и крупой и даже консервами. А консервы-то чьи? Неужели наши?

Не поленившись, подошел поближе. Нет, мы пока собственные консервы не выпускаем. «Килька черноморская», произведенная в Ялте, «шпроты» из Латвии и тушенка из США. Хм… Крым и Латвия — это я понимаю, но когда со Штатами успели торговлю наладить? А я почему не знаю? И как нищая Крымская республика сумела наладить производство консервов? Надо бы поинтересоваться.

Имеется павильон где продается сахар, чай и даже кофе. Кофе в Москве? Пожалуй, теперь можно и возвращаться.

Порадовавшись за столицу, где уже появилась цивилизация, пошел дальше. Ага, все-таки, торговля бэушными вещами не прекратилась. Вон, и барахло вытащено, и посуда, еще всякая-разная хрень, мне абсолютно ненужная. И есть целый ряд, где продают книги.

— Папаша, тебе девочка не нужна?

Я не сразу сообразил, что обращаются ко мне. Последний раз меня именовали папашей года четыре назад две подвыпившие девицы у парка Горького. Барышни пытались стрелять у прохожих сигаретки, но проходивший мимо народ оказывался некурящим.

Здесь же, когда я изрядно помолодел, такое слово вообще вогнало в ступор. Понимаю, что выгляжу я как преуспевающий совбур (очень преуспевающий!), в дорогом пальто, да еще в шляпе, но на папашу-то никак не тяну.

— А кто здесь папаша? — хмуро поинтересовался я, оглядываясь на голос.

Молодой голос-то. И кто это мне предлагает девочку? Странно. На сутенера паренек не похож. Обличье, скажем так, самое рабоче-крестьянское, но даже ближе к рабочим — длинный пиджак, рубаха-косоворотка, кепка, а на ногах старые штаны, заправленные в сапоги. И лет парню восемнадцать, от силы двадцать. Такому бы комсомольцем быть. И что-то было в обличье парня такое, что заставило меня насторожиться. И что? Нечто знакомое, но так, мимолетно, словно где-то когда-то видел этого человека. Но где?

— Так цего, девоцка-то нужна или нет? — нетерпеливо переспросил юный сутенер. — Не проститутки какие-нибудь, а цистые, с рабфака.

Елы-палы, теперь-то до меня дошло! У паренька характерный новгородский говорок, типичный и для моей «исторической родины». Могу гордиться своей зрительной памятью. Парня я видел всего один раз, в Череповце, в общежитии, где жили «трезвомольцы» — последователи Иоанна Чурикова. А если поднапрягусь, то даже имя у паренька вспомню. Он вместе с девушкой оставались на дежурстве, пока остальной народ трудился.

— Петя, а ты откуда здесь? — ласково поинтересовался я.

— А ты папаша, то есть, товарищ, откуда меня знаешь?

Эх, Петя, тебе бы задать стрекача сразу, но уж ты слишком близко подошел ко мне. Ухватить парня за руку и подтащить к себе — дело трех секунд.

— Помо… — попытался заорать парень, но боль в руке отбила такое желание.

И что, сейчас соберется толпа, что станет вызволять бедного сутенера из лап незнакомого совбура? Да не смешите меня. С браунингом и моим удостоверением никакая толпа не страшна.

— Давай-давай, ори громче, — посоветовал я. — Ты ори, а я посмотрю — кто к тебе на помощь придет.

Вон и помощь идет. Я отчего-то не удивился, увидев, как к нам направляется твердым шагом милиционер. Форма пока еще армейская, но на буденовке и на груди имеются красного цвета щитки, с изображением серпа и молота.

— Граждане, что здесь происходит? — строго спросил милиционер.

— Вот, напал на меня, держит, — плаксивым голосом сообщил Петя, а я, слегка встряхнув юношу, отчего тот взвыл, перевел взгляд на милиционера и потребовал:

— Документы свои покажите.

— Чего? — вытаращился на меня милиционер.

— Я сказал — служебное удостоверение покажите, — ледяным тоном приказал я, а потом поторопил. — Быстро показываем документы и представляемся, как положено! Н-ну?

Милиционер, смерив меня взглядом — дескать, что это за фрукт, верно, что-то понял и полез в карман шинели за удостоверением. Раскрыв его, показал мне в развернутом виде.

— Вот. Младший милиционер Востряков.

— Хорошо, — кивнул я. Перехватив руки, чтобы Петя оказался в левой, сам вытащил свою «ксиву».

— Член коллегии ВЧК Аксенов.

Хорошо, что не перепутал, не представился Кустовым, а ведь мог бы.

— Товарищ Востряков, почему допускаете присутствие на вверенной вам территории сутенеров? А ведь тут Кремль рядышком.

— Так какой же это сутенер? — попытался выгородить юнца Востряков. — Это Петя, он тут постоянно…

Эх, Востряков-Востряков… Понятно, почему ты до сих пор только младший милиционер. Нет бы сказать — не могу знать, виноват, он принялся оправдываться, да еще бездарно. Петя, видите ли тут постоянно… Крышует милиционер проституток, стало быть.

— А что он тут постоянно делает? Девками торгует?

Востряков опять открыл рот, но тут же его закрыл.

— Удостоверение.

Я протянул руку, а милиционер безропотно отдал мне свой документ, хотя и не должен был этого делать. А сам-то я имею ли право отбирать у сотрудника милиции служебное удостоверение? Если брать мой прошлый мир, то нет, а здесь, так и да.

— За документом придете на Лубянку. Спросите у дежурного — в какой кабинет обращаться, там вам все скажут. Или в ваше отделение позвонят, и вас вызовут.

Кто у нас отвечает за коррупцию внутри сотрудников смежного ведомства? А ведь и не знаю. Но кто-то должен контролировать милицию. В крайнем случае, составлю рапорт, прикреплю к нему удостоверение Вострякова и отдам тому же дежурному.

И тут я вспомнил даже имя девушки, что сидела рядом с Петей в общежитии.

— Ты не Машей ли приторговываешь, гаденыш?

Петя, что называется, «потек». И в прямом и в переносном смысле. Из глаз потекли слезы и парень принялся рыдать.

Нет, если уж ты взялся за такое дело, как торговля женским телом, то надобно быть потверже. Куда такой сутенер годится? Вон, то ли дело мой швейцар в «Вилетте», который собственной женой приторговывает. Кремень!

— Товарищ член коллегии ВЧК, а сейчас-то мне что делать? — убитым голосом спросил милиционер.