Гарри Тертлдав - Джо Стил - Гарри Тертлдав Страница 5

Вот, в Массачусетсе поступили правильно. Самым большим городом там был Бостон, он же являлся и столицей штата. Однако немалое число штатов, даже те, где имелись крупные города, имели столицы в городках, которые едва найдёшь на карте. Пенсильванией управляли из Гаррисберга, при том, что там были Филадельфия и Питтсбург. В Калифорнии находились Сан-Франциско и Лос-Анджелес, но управляли всем из Сакраменто. Портленд и Сиэтл не указывали Орегону и Вашингтону, что делать; а, вот, Юджин и Олимпия указывали.

Список можно продолжать. Таллахасси, Флорида. Аннаполис, Мэриленд. Спрингфилд, Иллинойс. Джефферсон-сити, Миссури. Франкфорт, Кентукки. Ни в один из этих городов без особой нужды не поедешь.

Олбани соответствовал этому описанию. По крайней мере, в глазах Майка. То была крошечная деревушка. Населения там около 130000 человек. Но, когда приезжаешь из города с населением плюс-минус 7000000 человек, 130000 замечаешь с трудом, даже, когда один из них имеет все шансы стать следующим президентом.

Вокруг краснокирпичной резиденции губернатора штата на углу Игл и Элм собралось немало репортёров. Чтобы всех их осчастливить, утром, когда началось голосование демократов, Рузвельт устроил пресс-конференцию. Зал для прессы находился на первом этаже резиденции. Несмотря на наличие электрических ламп и трибуны с микрофоном, Майку казалось, что всё вышло из викторианской эпохи, когда было построено здание. Современные удобства, без сомнений, были встроены гораздо позднее.

Рузвельт уже стоял на трибуне, а его прислужники запускали репортеров. Со скобами на ногах он мог стоять, и даже сделать пару шагов, но больше ничего. Кто-то помог ему добраться сюда. Он не позволял никакому чужаку увидеть, как ему помогают передвигаться. Ни он, ни его помощники на самом деле, не позволяли, чтобы кто-то сфотографировал его в этот момент. Майк понимал, почему. Так он выглядел слабым, а никто, кто нацелен на Белый дом, не мог себе этого позволить.

- Привет, парни! - сказал Рузвельт.

Майку показалось, что тенор губернатора имел дефект, похожий на то, когда пытаешься говорить с зажатым во рту мундштуком. Впрочем, Рузвельт каким-то образом справлялся с подпорками и старческой речью, в то время как менее мужественный человек вызвал бы смех. За позолоченной оправой очков блеснули его глаза.

- Пока говорить особо не о чем, правда? И не будет, пока из Чикаго не придут хоть какие-то новости.

В ответ он услышал ожидаемый смех.

- Губернатор, сколько, по-вашему, понадобится голосований? - спросил репортёр, которого Майк не узнал, наверняка, из другого штата.

- Знаете, Рой, я об этом никогда не переживал, - сказал Рузвельт.

Собравшиеся в зале рассмеялись, на этот раз, из недоверия. Майк хмыкнул вместе с остальными, но от его внимания не ускользнуло, что Рузвельт знал репортёра, в отличие от него самого. Рузвельт всегда прибегал к этой уловке, также он внимательно относился ко всем деталям. Изобразив смущение и, одновременно улыбаясь, губернатор поднял руку.

- Честное слово, не переживал. Мы пойдём своим путём до самого конца, а остальное не имеет значения.

- Джо Стилу есть чем на это возразить, - сказал другой журналист.

Франклин Рузвельт пожал плечами. Плечи у него были широкими и крепкими. В качестве физических упражнений он много плавал, а когда никто не видел, ходил на костылях.

- Это свободная страна, Гровер. Он может говорить, что пожелает. Но, то, что он говорит, не обязательно так и есть. - В его тоне на этот раз была, или казалась, некая резкость.

Услышав это, Майк спросил:

- Губернатор, что вы на самом деле думаете о его Четырёхлетнем Плане?

- А, мистер Салливан. - Неудивительно, что Рузвельт узнал Майка. - Что я о нём думаю? Я думаю, он считает, будто американский народ ищет кого-то - будто ему нужен кто-то - кто скажет, что делать. В каких-то дальних европейских странах, возможно, так и есть. Но я считаю, что здесь, в Соединенных Штатах, мы можем сами о себе позаботиться лучше, чем ему кажется. Я убежден, что Новый Курс позволит нам, поможет нам, лучше справиться с тем бардаком, что устроил тут мистер Гувер, чем то, что предлагает он.

Большинство репортёров записали его ответ, вероятно, даже не задумавшись над содержанием сказанного. Но пока Майк писал, его бровь дёрнулась. Если это не намёк на происхождение Джо из тоталитарной России, тогда, что? Это был вежливый, хорошо замаскированный, но всё же намёк. Между строк отчётливо читалось: "Он совсем не понимает, как работает Америка". Может, так, может, нет. Намёки не всегда являются упрёками. Гораздо больше смысла было в том, что современная Россия Троцкого была более тоталитарной страной, нежели та, из которой приехали родители Джо Стила.

Очень быстро Майк задал следующий вопрос:

- Сэр, если выдвинут вас, как думаете, что будет делать Джо Стил?

Рузвельт изобразил патрицианскую улыбку.

- Он уже давно представляет жителей своего сельскохозяйственного округа. Возможно, он сможет ещё раз выдвинуться там.

После этого никто не стал интересоваться возможным местом Джо Стила в администрации Франклина Д. Рузвельта. Рузвельт не стал прямо говорить: "Пусть возвращается к своему изюму", хотя вполне мог бы. Со стороны прессы раздался низкий гул, так что Майк оказался не единственным, кто уловил суть. Нет, Джо Стил ни капли не нравился Рузвельту.

Но что же Джо Стил испытывал по отношению к Рузвельту? Находясь в Олбани, Майк не счёл необходимым переживать на этот счёт. Впрочем, "Пост" получит свою чертовски хорошую статью.

***

Мысль передвинуть будильник оказалась разумной - Чарли швырнул в него шляпой, пытаясь заткнуть. Он проковылял по лестнице и вышел за дверь. На обратном пути к стадиону он взял ещё яванского кофе. К тому моменту, как он туда добрался, Чарли превратился в довольно правдоподобный симулякр самого себя. "Прогресс", - подумал он.

В фойе кто-то произнёс:

- Чего я сейчас хочу, так это, чтобы кто-нибудь вылил мне на голову кувшин ледяной воды.

Чарли уже вспотел, а новый виток политиканства ещё даже не начался. Если бы он заметил кувшин ледяной воды, то схватил бы его и вылил на себя, а костюм, сигареты и блокноты пусть идут к чёрту.

В какой-то момент, председатель при помощи молотка принялся призывать съезд к порядку.

- Я приглашу секретаря, и мы начнём двадцать шестое голосование, - сказал он.

- Двадцать седьмое! - разом выкрикнули с нескольких мест.

Председатель пригласил секретаря и недолго с ним совещался.

- Прошу прощения, двадцать седьмое голосование, - кисло усмехнувшись, произнёс он. - Когда так весело,