Дренг (СИ) - Борчанинов Геннадий Страница 5

Но вот в том, что мы стали невольными свидетелями какого-то очень важного события, не сомневался ни один из норманнов. Торбьерн уже пытался складывать об этом сагу, шевеля губами и тихо бормоча кеннинги*, чтобы подобрать самые подходящие.

Ночь пришлось провести в море, а ужинать пришлось размокшими сухарями, из-за чего многие недовольно ворчали, мол, лучше было бы пристать к берегу и зарубить десяток саксов, чем болтаться на волнах до утра, но я видел, что почти у всех это напускное недовольство.

— Это уже Мерсия, хёвдинг, — вглядываясь в побережье, сообщил Гуннстейн. — Устье Хамбера проскочили ночью.

Как по мне, местные скалы и пляжи ничем не отличались от тех, что мы видели вчера. Но если кормчий так говорит, то так оно и есть.

— Значит, людей Эллы тут не будет, — задумчиво произнёс Кетиль. — Правь к берегу.

— А как же… — начал было Гуннстейн, но хёвдинг его перебил.

— Забудь, там у нас нет шансов, — мрачно произнёс наш вождь. — Они наверняка ждут нашего возвращения. Значит, мы возьмём добычу в другом месте. Англия — богатая страна.

Я молча слушал этот диалог, как и все остальные викинги. Лично мне было плевать, что решит хёвдинг, но все остальные заметно расслабились. Никто не хотел возвращаться домой с тем барахлом, что мы взяли накануне. А то весь фьорд будет смеяться над Кетилем Стрелой и его людьми.

— В Мерсии тоже полно монастырей, — сказал вдруг Кнут со своего места. — И женских тоже.

Все засмеялись, со всех сторон полетели скабрезные шуточки, и я засмеялся вместе с остальными. Хочешь выжить в коллективе — становись его частью. Да и эти люди, честно признаться, мне нравились. Порой даже больше, чем мои прежние сослуживцы, хотя, как и в любом коллективе, тут хватало всякого. И конфликтов по мелочам, и случайных ссор, и застарелых обид, но, насколько я понял, тут старались разрешать все склоки на берегу, а ещё лучше — дома.

«Чайка», как звалась наша снекка, сейчас шла под парусом, и Гуннстейн повернул к берегу. Хёвдинг затеял высадиться на одном из пляжей, значит, надо высадиться. Здесь тоже не принято обсуждать приказы.

На мерсийском берегу я не замечал никаких признаков того, что поблизости кто-то живёт. Никто больше не осмеливался селиться у самого моря. Но намётанный взгляд викингов уверенно выхватывал те или иные признаки. Тропинки к зарослям камышей, замаскированные рыбачьи лодки, и всё такое прочее. Люди здесь целыми поколениями выживали только за счёт того, что даёт море, и не так-то просто взять и просто переселиться вглубь острова, подальше от неугомонных северян. Тем более, что вся земля давным-давно поделена.

— Давай-ка, правь сюда, в камыши, Гуннстейн, — сказал хёвдинг, когда мы зашли в какую-то бухту. — Спускайте парус и хватайте вёсла, братцы!

Через какое-то время киль нашей «Чайки» заскрежетал по песку, взбаламучивая мутную воду возле мерсийского берега. С убранными парусом и мачтой снекка почти не высовывалась из камышей, и мы, похватав оружие и щиты, спрыгнули в воду. Холодная морская вода доходила до пояса, так что я выругался сквозь зубы, но продолжал шагать, высоко задирая колени.

Вскоре мы все выбрались на берег. Мокрая одежда вытягивала из тела тепло, но северянам, казалось, всё нипочём, они улыбались и радовались, предвкушая скорую поживу. От прежней мрачности не осталось и следа. Хёвдинг определённо знал, как поднять своей команде настроение.

— Позади море! Впереди добыча! Вы знаете, что делать, братцы! — воскликнул Кетиль, облачившийся в кольчугу и шлем, когда вся команда выстроилась на пляже.

— Да! — разом отозвались мы, и я тоже.

Я чувствовал какое-то необычайное единение с этими людьми. Мы неторопливо побежали по одной из тропинок, рассчитывая застать селян врасплох. Рядом со мной, широко улыбаясь, бежал Торбьерн, позади — Хальвдан и Кьяртан, за ними — ещё парни. Все со щитами и топорами в руках, кто-то с копьями, у Кетиля на поясе болтался меч, хлопая ножнами по колену.

— Хорошо живут, сволочи, — сквозь зубы процедил Торбьерн, когда мы перевалили через пригорок, и нашему взору открылись местные поля и пастбища.

Как по мне — ничего особенного, но для уроженцев суровой и скудной Норвегии эта земля должна казаться богатой и плодородной. А местные жители не хотят этим богатством делиться. Непорядок, конечно же.

Норманны считали, что владеющий богатством обязан его ещё и защищать, а если ты не можешь своё богатство защитить, то будь добр, передай его тому, кто сможет. Право сильного. Саксы, очевидно, сильными не считались.

— Далеко же они забрались, — произнёс Хальвдан, когда впереди наконец показалась саксонская деревушка.

— Да, лучше бы они не прятались. Так было бы гораздо легче их грабить, — сказал Кьяртан.

— Думаешь, если бы они не прятались, тебе чего-нибудь бы досталось? — хохотнул Торбьерн. — Здесь и так ошиваются все, кому не лень.

— Авось и нам чего найдётся, — сказал Хальвдан.

— Ты сначала это у них отними, — хмыкнул Кьяртан.

— Сами отдадут, — отмахнулся Хальвдан.

Мы понемногу приближались к деревне из нескольких дворов. Местные домики, крытые соломой, приземистые и посеревшие от постоянных дождей, выглядели жалко и бедно, но иного я и не ожидал. Здесь живут нищие крестьяне и рыбаки, а не графы и герцоги. Местные жители и без того уже ограблены собственными лордами, так что я предпочёл бы грабить уже награбленное, но увы, здесь решаю не я.

Я вдруг задумался, что делал бы, если бы вдруг обрёл богатство и полную свободу действий. Наверное, занялся бы изобретательством в собственном укреплённом посёлке, защищённом от набегов. Сперва закрыть все свои собственные потребности, а затем уже думать о других людях и самореализации. Но для этого придётся быть сильным и опасным, хотя бы для того, чтобы с тобой считались.

В деревне впереди вдруг поднялся шум, послышались крики, я заметил, как местные, завидев наше появление, бросаются наутёк. Не все, но многие.

— Бегом! — проревел Кетиль. — Нас ждёт добыча!

Мы ворвались в безымянную мерсийскую деревушку, сея смерть и разрушение. Строй сломался, теперь мы действовали парами, прикрывая друг друга от каких-нибудь излишне ретивых крестьян, возомнивших себя героями. Но большинство попросту разбегалось или пряталось, бормоча молитвы.

Викинги вламывались в хижины, убивая тех, кто смел поднять оружие, и вытаскивая всё мало-мальски ценное. Я действовал в паре с Торбьерном, но больше рычал и изрыгал проклятия, чтобы навести побольше ужаса на саксонских крестьян, нежели участвовал в бою. Это, конечно, не военное преступление, ведь там не было военных, но что-то внутри меня протестовало против убийства безоружных и беззащитных, особенно, женщин и детей.

Хотя мою точку зрения тут никто не разделял, считая всех саксов врагами, а их женщин — законной добычей.

Только когда мы с Торбьерном вломились в очередной дом, и на моего кузена из темноты бросился какой-то сакс с кузнечным молотом, мне пришлось пустить свой топор в дело.

— Сзади! — крикнул я, когда сакс выскочил из темноты, но развернуться Торбьерн не успевал.

Мерзавец поджидал за дверью, не иначе, но именно для этого мы и ходили парами. Я рванул следом и с размаху опустил топор прямо на его шею. Оружие с чавканьем воткнулось в плоть, крестьянин рухнул на месте, прямо к ногам Торбьерна. Никаких угрызений совести я не испытывал, этот человек был врагом, и я ничуть не сомневался, что поступил правильно.

— Вот зараза, — пробормотал Торбьерн. — А я его и не заметил.

Я не ответил, оглядывая хижину. Земляной пол, соломенная крыша, очаг, грубый деревянный стол.

— Хватай всё, что приглянется, — посоветовал Торбьерн.

Как по мне, то этим людям впору было бы просить подаяние. Взять у них решительно нечего.

— Да они же нищие, — возразил я.

— Тебе кажется, брат, — улыбнулся Торбьерн. — Кто-то, может, и нищий, но если хорошенько пошарить, то точно найдётся и серебро, а может, даже и золото.