Николай I Освободитель // Книга 9 - Андрей Николаевич Савинков Страница 5

Вообще церковники за прошедшие двадцать лет провели масштабную работу над ошибками, резко повысили уровень преподавания у себя в семинариях и духовных училищах, что одновременно позволило использовать священников и в качестве учителей. Ведь, понятное дело, поп, запомнивший все необходимые требы наизусть, а сам читающий кое-как по слогам и считающий на пальцах научить детей фактически ничему не может.

В-третьих, значимым драйвером повышения образования в стране стала призывная армия. Кроме того, что грамотные призывники банально меньше служили — не слабый такой стимул сэкономить пару лет жизни походив в школу — на задачу ликвидации безграмотности работали и открытые прямо в частях полковые учебные классы. Понятно опять же, что из офицеров учителя получились не шибко качественные, да и учить 17–18 летних лбов в принципе гораздо сложнее нежели 10–12 летних детей, однако кое-какие знания в головы солдат в таких школах вбивать получалось. В основном конечно тем, кто и сам хотел учиться.

На выходе же больше половины неграмотных призывников — без учета нацменов, они вообще проходили по отдельной статье — при увольнении из рядов могли похвастаться умением хотя бы читать, а четверть — еще и худо-бедно писать.

Ну а в-четвертых, и это мне казалось самым важным, произошел глобальный сдвиг понимания необходимости образования в обществе. Слишком много стало вокруг появляться технических новинок, слишком часто умение читать и писать стало определять будущее человека, она перестало быть «барской блажью» и стало насущной необходимостью. Когда на твоих глазах соседские дети после школы пробиваются наверх, получают профессии учителей, фельдшеров, агрономов, техников и механизаторов, а твои продолжают копаться к грязи, поневоле начинаешь задумываться.

Мы начали активно работать над развитием начального образования в империи в начале 1820-х, получается, что сейчас в учителя пошли те дети, которые уже во время взросления видели вокруг себя образовательный бум.

— Господа! — Дождавшись пока преподаватели займут свои места в подготовленной для встречи аудитории, я обратился к тем, кто в ближайшие годы будет обучать студентов в Саратовском Императорском университете, — давайте сделаем небольшой финт ушами и обойдемся без стандартных протокольных речей, которые никогда никому не приносили пользы. Давайте поговорим о насущных проблемах российского образования. Возможно у вас ест вопросы. Возможно есть проблемы, которые вы хотели бы обсудить. Пожелания? Жалобы? Предложения?

Сама постановка вопроса из уст императора явно обескуражила многих собравшихся, однако постепенно мне удалось их расшевелить и вывести на какой-то конструктивный диалог.

— Ваше императорское величество, — подобно прилежному ученику поднял руку молодой мужчина лет тридцати на вид и дождавшись моего кивка поднялся и задал вопрос. — Меня зовут Петров Николай Александрович, преподаватель математики. Интересует вопрос повышения жалования преподавателям в университете. Нам обещали 480 рублей годового жалования, что по меркам Саратова достаточно прилично, но, если посмотреть на столичные университеты, но такие заработки позволяют преподавателям воистину только-только выживать. Особенно если нет своего житья и его приходится снимать. До этого я имел счастье трудиться в Московском университете и для жизни в Первопрестольной остававшихся после уплаты аренды двухсот рублей годового жалования для жизни в дорогом городе решительно не хватает.

— Действительно, жалование преподавателей университетов сейчас не слишком велико, — кивнул я, принимая подачу, — однако если обратиться к университетскому уставу, который в ученой среде подвергается такой масштабной критике, то можно заметить, что он дает учебным заведениям изрядные возможности по зарабатыванию дополнительных денег. В первую очередь за счет привлечения большего количества самокоштных студентов. Для того мы и расширяем структуру начального и среднего образования, чтобы впоследствии эти люди шли в университеты и позволяли выплачивать вам, господа, дополнительные премии.

Нельзя не отметить, что к середине 19 века у нас практически исчезла как таковая проблема нехватки учителей. Если раньше темпы открытия новых школ сдерживались нехваткой кадров, то теперь мы уперлись в нехватку материальной части. В 1844 году была открыта 571 новая начальная школа — большая часть которых, ради справедливости представляла собой большую деревенскую избу на один «класс», где одновременно жил учитель и проводились занятия — а к концу десятилетия планировалось выйти на показатель в тысячу учебных заведений в год.

Учитывая среднюю наполняемость учениками в 45 человек на школу и примерно 4,5 миллиона только мальчиков в возрасте 10–12 лет, таких учебных заведений нужно было минимум сто тысяч. И это без учета девочек и того, что население империи активно растет: уже к концу десятилетия нас должно было стать больше 100 миллионов человек. Так что и тысяча открытых школ в год была совсем не граничным показателем, было еще куда расти и расти.

Наконец была сформулирована концепция среднего образования, которую будущем предполагало распространить на всю территорию империи. Все заведения среднего образования делились на училища и гимназии. Первые предоставляли как сказали бы в будущем средне-специальное образование: — те же учителя, младший медицинский персонал, технические работники и так далее — и не предполагали в будущем поступления в высшее учебное заведение.

Гимназии давали более объемные знания, после их окончания предполагалась возможность продолжения обучения в институтах и университетах. Все гимназии разделили на классические, технические, естественнонаучные.

При этом резкому сокращению подверглось преподавание языков, которому ранее уделялось чуть ли не половина всего времени обучения. Так в обычной гимназии ранее кроме русского языка учили еще греческий с латынью, а также немецкий с французским. Вся эта прелесть практически полностью пошла под нож. Латынь и древнегреческий были убраны полностью, иностранный язык оставлен один. В конце концов для того мы и развиваемся дикими темпами, что бы они там за границей учили русский язык.

Под нож пошел Закон Божий, которого оставили всего 2 урока — вместо 3-х — в неделю, а так же такие предметы как риторика и философия. Последние оставили только в классических гимназиях. Уверен, что средний инженер прекрасно обойдется в жизни и без знаний об античных философах, а вот без математики с физикой — вряд ли.

Вместо сокращенных предметов было резко усилено преподавание математики, введена физика, химия, основы медицины. Естесвеннонаучники ориентированные на подготовку врачей, ветеринаров, агрономов и прочих прикладных специалистом получили дополнительные часы биологии и гигиены.

В целом среднее образование стало гораздо более прикладным, все предметы прошли сквозь сито вопроса «зачем?» и те, которые ранее преподавались из общих соображений были отправлены на свалку истории. Опять же дело было не в том, что