Андрей Бондаренко - Страж государя Страница 50

– Герр Франц, там иноземными буквами написано что-то. Ты уж перетолмачь, будь другом…

– Что ж, можно и перевести. Слушайте: «Патент на звание бомбардира. Сим удостоверяю, что господин Прокофий Возницын признаётся и почитается за совершенного метателя бомб, и в теории, и на практике. Сей Прокофий Возницын является осторожным и искусным огненным художником. И я, подтверждая его действительные заслуги, выражаю ему свою личную, преданную благосклонность. Подпись: Курфюрст бранденбургский – Фридрих…»

Егор торопливо спрятал лицо в своих ладонях, с громадным трудом сдерживая приступ гомерического смеха. Пётр вскочил из-за стола, бешено вращая круглыми глазами, метнул тяжёлый буковый табурет в хозяйский резной буфет, после чего выбежал из дома на улицу…

Насилу Егор отыскал его – только часа через два с половиной. Царь сидел на песчаном морском берегу и самозабвенно пускал «блинчики» по тихой водной глади…

На следующий день Великое Посольство тихо и без всякой помпы отбыло из гостеприимного Кёнигсберга.

За полчаса до отъезда Пётр в своём уже привычном камуфляже, голосом, не терпящим даже малейших намёков на возражения, отдал краткие и ёмкие указания:

– Господин кавалер генерал Франц Лефорт! Вот, подписываю Указ: теперь ты – единственный Великий посол. Не спорь со мной, так надо! Езжай во главе Великого Посольства по пути, что мы ранее наметили, проводи переговоры, подписывай договора, секретные соглашения… Я тебе доверяю полностью, без всяких сомнений. Только прошу: никуда не торопитесь, езжайте медленно, договаривайтесь долго… Мы с полковниками Меньшиковым и Брюсом вперёд вас поедем, в качестве квартирмейстеров и предварительных переговорщиков. Вот, подписываю Указ и про это… Далее, с собой я, то есть дьяк Прокофий Возницын, беру три кареты. Одну – для меня и названных полковников. Другую – для четырёх людей моего охранителя. Третью – для денщиков и вещей дорожных. Ещё вот, щедро рассчитайся с хозяином дома нашего – за сломанный буфет и побитую посуду… Ну, у меня всё, можно трогаться. Да, самое последнее, оберегай усиленно этого… волонтёра Петра Михайлова…

Караван, состоящий из трёх неприметных карет, регулярно меняя на конных станциях лошадей на свежих, проследовал, делая короткие и редкие остановки – для приёма пищи и оправления нужд естественных, до знаменитых заводов, расположенных под немецким городком Ильзенбургом.

Вовсе не останавливаясь – по приказу царя проехали через Берлин, Бранденбург, Гальберштадт. Егор терялся в догадках. Обычно Пётр был очень любопытен – как птица сорока: всё внимательно разглядывал, выпытывал, во всё совал свой нос, а тут – даже на окошке каретном задёрнул плотную занавеску. Сидел в полудрёме, небрежно скрестив руки на груди, всё размышлял о чём-то…

Не утерпев, Егор таки напрямую поинтересовался у царя – причинами такой неожиданной хандры и полным отсутствием любопытства.

– Да чего я там не видел, за окошком! – раздражённо отмахнулся Пётр. – Здесь точно так, как и в нашей России-матушке: сколько вёрст ни проедешь – за окошком всё то же самое… Только у нас – деревянные избы кособокие, грязь непролазная, кучи мусорные и навозные вдоль дорог, пьяные оборванные мужики валяются под кривыми заборами, поля заброшенные, свиньи худые бродят повсюду. А здесь – чистота, домики красивые – под крышами красными, черепичными, люди приветливые, чисто одетые, дороги камнем мощённые, поля зелёные, сады цветущие… Эх, жизнь моя – тоска смертная! Что же зря смотреть на все эти красивости? Душу себе рвать? Ничего, вот вернёмся домой, я Москву так встряхну, так… Да что там – Москву? Всю Россию поставлю в позу неудобную и – того самого…

Ильзенбургские заводы, специализирующиеся на работе с разным железом и на оружейном деле, произвели на Петра и Брюса (Егор-то в своей жизни и не такое видал) неизгладимое впечатление. Переходили, рты широко раскрыв, из цеха в цех, завороженно и жадно слушали подробные рассказы пузатого герра Майера – опытного железных дел мастера, выделенного в качестве экскурсовода для важных господ из Великого Посольства русского.

– Запоминайте всё, записывайте, зарисовывайте! – шипел сквозь зубы царь. – Где такое ещё увидишь?

Отстав от них метров на двенадцать-пятнадцать, важно шествовал, держась правой рукой за рукоятку пистолета, засунутого за кожаный пояс и прикрытого полой сюртука, Матвейка Солев – опытный охранитель.

Первым делом представители Посольские посетили самую настоящую доменную печь, только очень маленькую и слегка кособокую – по меркам двадцать первого века. Горячий, огненно-алый чугун разливался прямо на их глазах в самые различные формы. Егор, немного отстав от своих компаньонов, на минутку-другую заскочил на склад готовой продукции. Ассортимент впечатлял: пушечные ядра, толстые и тонкие цепи, сковороды, чугунки, насадки для крестьянских мотыг, площадки-основы для корабельных пушек, мельничные противовесы, детали каких-то неизвестных станков…

В длинном и узком цеху молодые здоровенные парни, одетые только в холщовые портки и кожаные фартуки до самой земли, варили железо в больших толстостенных горшках. Егор подобрал с пола осколок одного такого разбитого горшка, внимательно осмотрел его, понюхал, даже лизнул.

– Ну, Алексашка, и из чего же делают такие? – насмешливо спросил подошедший Пётр.

Егор слегка наморщил лоб, изображая сильнейшую задумчивость, через минуту важно ответил:

– Основа, безусловно, синяя глина, её ещё «кембрийкой» называют. А смешана она – в соотношении два к одному, с нитками асбеста…

– Чего? – не понял Пётр. – Какая такая синяя глина – когда горшок красный? И этот «асбест» – что ещё за хрень такая?

Егор, улыбнувшись про себя, подбадривающе мигнул Якову Брюсу, и тот невозмутимо и доходчиво объяснил:

– Если ту синюю глину обжечь – в печи специальной, то она красной делается. А асбест – это камень такой, как Данилыч говорит – «горная порода». Он, как будто, сделан из длинных и тонких иголок…

– Да, Данилыч этот! – недовольно набычился царь. – И откуда что берётся? Отец – конюх неграмотный. А сынок всё на свете знает, словечки всякие, умный до чего… Вот поведай мне, Алексашка, сын Данилов, про асбест и синюю глину – это тебя всё те же цыгане научили? Может – другой кто?

– Цыгане, конечно, – упрямо вздохнул Егор, понимая, что надо срочно менять тему разговора. – Но, мин херц, дело не в цыганах…

– А в чём же тогда?

– В том, что и глина синяя, и асбест – всё это есть у нас, в России. И совсем рядом с Москвой, так что…

– А людей толковых, мастеровых – где взять? – вкрадчиво спросил Пётр.

– Кого-то и здесь нанять можно – за деньги очень большие. Но и свои, русские искусники имеются. Мои людишки сыскные докладывали недавно, что есть в Туле-городе одно семейство мастеровых. Мол, наилучшие кузницы-умельцы, такие пистоли знатные делают – гораздо лучше заморских…

– Не врёшь? Хорошо, съездим потом в Тулу, познакомимся с этими искусниками, – царь лукаво подмигнул Брюсу: – Смотри, Яша, сделал я Данилычу заход – про «умные слова», он и снова заговорил по-нашенски. Хват – одно слово…

В следующем строении усердно трудились немецкие оружейники, изготавливающие ружья, пистолеты и различное холодное оружие. С правой стороны от входа мастера размеренно выковывали из тонких пластин металла оружейные стволы разных длин и диаметров. С левой стороны располагались сверлильные и обточные станки. Герр Майер, неторопливо раскурив короткую фарфоровую трубку, важно и напыщенно сообщил:

– Все эти хитрые механизмы работают от вертящихся колёс водяных…

Пётр и Брюс тут же поспешили к хитрым устройствам и, перебивая друг друга, принялись засыпать несчастного Майера десятками вопросов. Егор же решил выйти на свежий воздух.

Во-первых, он был очень сильно недоволен собой, вернее, тем фактом, что расслабился и перестал должным образом следить за своей речью, допуская неосторожное использование слов из других времён.

Во-вторых, на душе неожиданно заскреблись кошки, интуиция зашептала что-то неразборчивое – о возможной смертельной опасности…

Егор вышел в пустынный цеховой двор, огляделся по сторонам, напряжённо высматривая Солева.

– Чёрт побери! – Он выругался и сунул руку в карман камзола, просунул пальцы в отверстия самодельного кастета. – Куда же подевался этот бездельник?

Слева, в широком проходе, между стенами разных цехов, мелькнула неясная серая тень. Приняв соответствующую боевую стойку, Егор несколькими плавными пируэтами переместился к подозрительному месту, замер на минуту, прижавшись спиной к шершавой кирпичной стене и безуспешно пытаясь унять взволнованный стук своего сердца, осторожно заглянул за подозрительный угол.

Неподвижная спина в зелёном кафтане – на пожухлой траве, из спины торчала чёрная рукоятка, вероятней всего – длинного кухонного ножа.