Александр Мазин - Цена Империи Страница 51

— Отлично! Организуешь?

— Без проблем! — Черепанов привстал: — эй, там! Позовите Мелантия Ингенса!

— Луций, — сказал подполковник, когда кентурион подъехал к повозке. — Алексий хочет отправить письмо жене, в Херсон. Позвать ее сюда, в Мезию. Организуй.

— Организовать можно, — степенно произнес Ингенс-средний. — Только я не советую. Сейчас в море неспокойно. Пираты. Я слыхал: буквально милях в восьмидесяти от устья Данубия, чуть ли не под носом данубийской флотилии, утопили нашу бирему, а купцов ограбили вчистую, хорошо не убили. И варвары… хм-м… ну, может, варвары твою жену и не тронут…

— Спасибо за предупреждение, Мелантий, — поблагодарил Коршунов. — Тогда не одно письмо, а два. Второе — моему другу, боранскому риксу Крикше. Он позаботится, чтобы моя жена плыла не на первом попавшемся корабле, а с хорошим конвоем.

— Твой друг — боранский рикс? — удивился Мелантий. — Но вы же германцы! Неужели германцы теперь дружат с боранами? Это плохо для Империи, — сказал он озабоченно. — Верно, принцепс? Вот и Трогус говорил: слыхал от купцов, что бораны обчистили Питиунд. А раньше мирными были…

— Это он выпотрошил Питиунд. — Черепанов похлопал Коршунова по плечу. — И с боранским риксом тоже дружат не германцы, а наш новый соратник Алексий Виктор. Так что, думаю я, союза германцев и боранов можно пока не опасаться.

— Не уверен, — возразил Коршунов. — Идея была не моя — одного герула. Скулди.

— Это тот, которого ты поставил опционом? — улыбнулся Черепанов. — Видишь, Мелантий, каких толковых солдат приобрел наш Август.

— К во́ронам Августа! — воскликнул Мелантий. — А вот Максимину это понравится. То, что ты изменил своему правилу вешать варваров.

— Не изменил, — проворчал Черепанов. — Нет правил без исключений.

— Наш принцепс — философ! — с гордостью произнес Мелантий. — А с кем ты еще дружишь, опцион Алексий?

— С сарматами, — сказал Коршунов. — Кое с кем из гепидов…

— А с алеманнами?

Коршунов покачал головой.

— Это хорошо, — сказал Ингенс-средний.

— Почему?

— Потому что этой осенью Максимин собирается задать им трепку, — с неудовольствием произнес Черепанов.

— Тебе это не по нраву? — удивился Мелантий.

— Мне не по нраву то, что об этом знает каждый легионер по эту сторону Данубия, — заявил Черепанов. — Всё. Езжай к своей кентурии. Завтра Алексий отдаст тебе письма.

— Умник, — проворчал подполковник, когда Ингенс-средний отъехал. — Каждый, блин, кентурион теперь стратег.

— А что в этом плохого? — удивился Коршунов.

— Болтают много. Все в этой армии много болтают. Никакого понятия о секретности.

— Ты еще первый отдел здесь организуй! — сыронизировал Коршунов.

— Придет время — организую, — совершенно серьезно ответил Черепанов. — И разведку поставлю как надо. Чтобы такие, как ты, не разводили нас так по-детски. Это очень хорошо, Леха, что мы с тобой встретились. Очень полезную ты мне информацию принес.

— А я уж, дурак, подумал, что ты меня видеть рад! — усмехнулся Коршунов.

— Точно — дурак. Нам здесь жить, Леха. По крайней мере надо быть готовым к тому, что домой мы никогда не вернемся.

— Похоже, ты больше обратно не рвешься, — заметил Коршунов. — Тоже женился, что ли?

— Ну до этого пока не дошло, — уклончиво ответил Геннадий.

— И кто она?

— Дочка здешнего консуляра[20], Антонина Гордиана-младшего, Корнелия Преста.

— Серьезно? Голубая кровь?

— Угу. Даже царская — по прабабке. И минимум полтыщи лет благородных предков.

— Круто! Она хоть красивая?

— Ты поухмыляйся еще — враз по зубам получишь! — посулил Черепанов, демонстрируя кулак.

— Ну прости! — с покаянным видом проговорил Алексей. — Не знал, что у вас так серьезно. А родители ее как, не против?

— А хрен его знает. С папашей мы вроде в приличных отношениях… Но они и впрямь — крутая аристократия. Дед ее вообще проконсул Африки. В общем, проблемы могут быть…

— А сама девушка?

— Мы переписываемся, — скромно ответил принцепс.

— А сколько ей лет? — полюбопытствовал Алексей.

— Восемнадцать. Будет.

«Надо же, — подумал Коршунов. — Грозный подполковник Черепанов состоит в переписке с семнадцатилетней девчонкой. Романтика!»

Впрочем, вслух Алексей сказал другое:

— А она хоть в курсе твоего отношения к ней?

— Ну, в принципе, наверное, да.

— Ну ты, принцепс, даешь! — сказал Коршунов. — Легких путей не ищешь.

— Ты — тоже. А скажи: парнишка этот, как его, Книва, что с ним?

— Живой. Я его очень вовремя отослал домой. Не пустым. Кстати, если тебе нужны деньги, имей в виду: я здесь хорошо поднялся. У меня даже трирема есть. Правда, трофейная, — уточнил он. — Твое руководство может конфисковать, если увидит. Но ее можно перекрасить. И замаскировать. Организовать ей, скажем, приписку в феодосийском порту. У меня в Боспоре хорошие связи.

— Там сейчас, по-моему, что-то типа гражданской войны?

— Угу. Мы с претендентом, его Фарсанзом зовут, в союзе.

— Наш пострел везде поспел, — проворчал Черепанов. — Я тебя об одном прошу: когда буду представлять тебя начальству — помалкивай.

— Ну я же не идиот! — обиделся Коршунов. — Кстати, один из тех, кого ты великодушно помиловал, — Сигисбарн, Книвин старший братан. А самый старший братан — Агилмунд — вообще моя правая рука. Надежнейший мужик.

— Это он в Цекуле твоего оппонента зарубил? — осведомился Черепанов.

— Нет, другой. Ахвизра. Помнишь другого парня, Нидаду, которого на болоте перед нашим спускаемым аппаратом зарезали? Ахвизра — его старший брат. И мой лучший разведчик. Вы с ним наверняка подружитесь…

— Так! — прервал его Черепанов. — Давай-ка определимся, Леха. Дружить я буду с тобой. По старой памяти. Все остальные — мои солдаты. И только так. И если кто-то из твоих парней решит, что мы с ним в приятелях — по старой памяти, я его круто разочарую. Есть такое слово — субординация. Может, слыхал?

Глава четвертая

Агилмунд, Сигисбарн и прочие варвары

— Это же Гееннах! — возбужденно воскликнул Сигисбарн. — Я его узнал!

— Тот самый, кого захватили квеманы? — уточнил Агилмунд.

— Он! Я знаю! Я с ним боролся!

Оба брата шли в конце обоза, рядом с повозкой, на которой лежал Ахвизра.

— Значит, прав был Овида-жрец, когда сказал: не совладать квеманам с таким, как Гееннах, — степенно ответил Агилмунд. — Это удача Аласейи привела к нам Гееннаха.

— Хороша удача! — возмутился Ахвизра и даже привстал, несмотря на слабость. — Скулди говорит: это Гееннах, которого теперь зовут принцепсом, погнался за нами. Если бы не он, мы бы уже плыли домой. Вместе с добычей! — сказал — и откинулся на солому, тяжело дыша. Хоть и поправлялся Ахвизра, но был еще очень слаб.

— Никто не ведает, что нам назначили боги, — неторопливо произнес Агилмунд. — Может, это удача для нас, что ромляне нас победили. Ведь мы теперь сами стали ромлянами, а все знают: никого нет богаче ромлян. Посмотри вокруг: как богато живут здешние землепашцы. А ведь они даже не воины. Они — никто. Покажи им копье — и они тут же упадут на колени, отдадут тебе добро и женщин и будут счастливы, если их не убьют. А Гееннах у ромлян — большой вождь. Скулди говорил с его воинами, и те сказали: Гееннаха привечают самые важные ромлянские риксы. Даже самый главный ромлянин, императрикс, говорил с ним как с равным. Ничего не было у Гееннаха, когда он пришел в Рим. Год прошел всего, а как Гееннах возвысился. Велики его достоинства, а удача его еще больше. Так сказал Скулди, а я ему верю, потому что Скулди уже служил у ромлян и умеет узнать правду.

— Верно говоришь, Агилмунд, — слабым голосом произнес Ахвизра. — Но ведь как вышло: была у нашего Аласейи удача, а теперь ее нет. Съела ее удача Гееннаха.

— А я иначе думаю, — возразил Агилмунд. — Не враг Гееннах нашему Аласейе, а родич. Потому не съела его удача удачу Гееннаха, а присоединила к себе. Как великий рикс присоединяет к себе дружину своего родича послабее. Но от этого родич тот только сильнее становится, ведь большим войском и добра больше добудешь, и славу бо́льшую, и враги, прежде грозные, от большого войска бегут в страхе. Мудр Аласейа и хитер. Но еще мудрее и хитрее Гееннах. Слыхал я: и от квеманов он с большой славой ушел: богов их пожег. И никто не сумел ему отомстить: ни боги, ни люди.

— Разве квеманы — люди? — пренебрежительно пробормотал Ахвизра, но Агилмунд не стал отвечать на эти слова. — Я так мыслю, — сказал он. — Не ромлянам теперь будет служить Аласейа, а другу своему Гееннаху. А мы будем служить Аласейе — и великую славу добудем.

— А как же клятва, которую мы должны принести ромлянским богам и императриксу? — вмешался Сигисбарн.