StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования Страница 51

– И где же? – Вероника Сергеевна подмигнула прячущему улыбку Кирилл Алексеевичу.

– На сиське! Я сам видел! А он говорит – не бывает!

– О, боже, Антошка! – Вероника Сергеевна поправила задравшийся воротник рубашки Антошки. – Ты опять все пуговицы пообрывал? Ну, хорошо. А есть-то вы когда собираетесь?

– Мы… сейчас… – забормотали оба по очереди.

– Так. Ладно. Пошли! – Вероника Сергеевна резко встала, кивнув лишь Кирилл Алексеевичу: «Присмотрите? Я на минутку!».

Она грациозно и быстро продефилировала между в меру гомонящими столиками, уводя за собой и Антошку и Мишку. «Ниночка, выйди со мной на секундочку!», склонилась Вероника к одному из столов, и к процессии присоединилась Нина Ланкина.

В прихожей-коридорчике перед столовой Вероника Сергеевна обернулась:

– Ниночка, эти два ужаса спорят вместо еды о твоей родинке! Покажи им, пожалуйста, свои грудки!

– Может, обойдутся? – Нина с сомнением посмотрела на притихших мелкокалиберных спорщиков. – Они вдвоём вчера весь вечер в чижа жулили!

– Правда? – Вероника Сергеевна внимательно прищурилась на Антошку и Мишку.

Оба, глядя ей прямо в глаза, с невероятной серьёзностью замотали отрицательно головами: по всему было – нет, жулили не они!

– Ладно… Поверим! Ниночка, покажи, – Вероника Сергеевна склонилась к ушку десятиклассницы и шепнула: «Я тоже хочу посмотреть…».

Нина Ланкина вытащила края заправленной в юбку блузки и задрала до плеч. Лифчика на ней по-прежнему не было, и белые грудки озорно выскочили наружу. На розовом левом сосочке действительно красовалась очаровательная крошечная родинка.

– Я же говорил тебе! Вот, не верил, балда! – Антошка толкнул замершего в наблюдении Мишку в бок. – Прямо на сиське!

– Антошенька, у девочек это называется «грудь»! – укоризненно вздохнула Вероника Сергеевна. – Всё, Ниночка, спасибо!

– А у мальчиков? – неугомонный Антошка даже чуть подпрыгивал на обоих ногах от приступа радости.

– А у мальчиков – как хочешь! – Вероника ловко помогла заправить блузку Нине, поцеловала её и обернулась к всё ещё присутствующим малышам: – А ну, брысь, теперь за стол, и с аппетитом, не торопясь, завтракаем быстрей всех!

В радостном возбуждении Мишка с Антошкой скрылись за дверями.

Наташа была права – киномеханик Василь Палыч или, как его звали воспитанники «Вася-Пася», опозданий в своём деле не признавал и киносеанс начинал всегда ровно в обозначенное его флотским будильником время. Последние задержавшиеся зрители тенями прошмыгивали в приоткрывающийся просвет двери актового зала, а в зашторенной полутьме уже веселились на экране вступительные титры «Кавказской пленницы».

Дежурить Наташе с двумя ребятами из старших классов предстояло весь день, на кинопросмотр это тоже распространялось, и Наташа, к своему сожалению, оказалась сидящей не в первых, самых радующихся приключениям Шурика рядах, а на самых последних стульях для воспитателей и дежурных. Несколько утешали два обстоятельства. Во-первых, лента добытая Васей-Пасей чуть ли не в самой Москве, как любой стоящий кинораритет просматривалась почти до разрывов и сейчас крутилась примерно раз в двадцать восьмой, что, правда, никак не сказывалось на проявляемом к ней интересе. А, во-вторых, рядом с Наташей сидели Вероника Сергеевна и Кирилл Алексеевич…

Вероника с неподдельным, почти детским интересом увлечённо наблюдала все перепитии новой судьбы женщины гор, пока весёлый разбойник Юрий Никулин не предложил кардинально решить судьбу «третьего-лишнего» Шурика, скрестив в угрожающем жесте руки у себя на горле. Начиная с этого места Вероника сама почувствовала лёгкую нехватку воздуха, и мысли её стали всё сильней увиливать от экранного сюжета. Сидящий рядом Кирилл Алексеевич совершенно ничего не замечал и даже не чувствовал, что стул Вероники Сергеевны уже просто столкнулся с его стулом краями. В решающий момент похищения кавказской пленницы, когда Юрий Никулин в сердцах похлопал ошеломительную вырывающуюся попу Натальи Варлей в обтягивающем спальном мешке, Вероника не вынесла и тихо напряжённо произнесла: «А родинка у неё всё-таки есть…». «Что-что?», обернулся к ней Кирилл Алексеевич, и был поражён чрезвычайно серьёзным выражением её лица: «Что-то случилось, Ника?.. Какая… родинка?.. У кого?». «У Нины… Ланкиной… на груди…», с прежней неприличествующей фильму серьёзностью объясняла Вероника терпеливо, «На левой…». «А!», чуть успокоился ничего не понявший Кирилл Алексеевич, «Ну и что?». «Ну и то!», Вероника в своей серьёзности показалась сама себе похожей на обиженную девочку и еле сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Она нахмурила изо всех сил брови и чуть громче зашептала, внятно разграничивая слова: «В конце концов, Кирилл Алексеевич! Я, в конце концов, являюсь вашей непосредственной начальницей! Должна быть, в конце концов, какая-то субординация! Вы никакого права не имели залезать ко мне в трусы! Немедленно уберите вашу руку из моих трусиков!». «Но я…», чуть опешил Кирилл Алексеевич, спешно предъявляя в полутьме сразу обе зачем-то свои руки, «Я не залезал!». «Да?», Вероника взглянула на него почти расстроено и совсем тихо произнесла: «А жаль…». На что, сообразивший, наконец, в чём дело, учитель физкультуры запустил ей под платье снова чуть ли не две руки сразу.

Сидевшую рядом с Вероникой Наташу возбуждённое шушуканье привлекло словом “начальница”. Кем-кем, а начальницей Веронику Сергеевну она представить могла лишь с большим трудом: ладно ещё воспитательницей или даже директором, но на строгую начальницу вечно весёлая Вероника походила почти никак! Наташа с интересом осторожно скосила глаза на животик Вероники Сергеевны – за талию её обнимала одна ладонь Кирилла Алексеевича, а вторая недвусмысленно шевелилась под затянутым пояском платья между широко расставленных ножек Вероники. Наташа перевела взгляд на лицо “начальницы”: на нём не обнаруживалось и следа случившегося недавно с Вероникой озабоченного беспокойства – воспитательница с самым оживлённым участием смотрела продолжение новых приключений Шурика и его кавказских кунаков. Радовалась вместе со всем детским залом и в положенных местах искренне смеялась…

Радоваться и искренне смеяться Веронике приходилось под сугубо жёстким внутренним контролем. Волна безумного чувства исходившего из-под живота так и норовила захлестнуть её с головой, и приходилось прилагать невероятные усилия, чтобы естественно вызванный смех не перешёл за рамки приличествующих временных границ. Ладонь Кирилла Алексеевича скользила под туго натянутыми трусиками Вероники Сергеевны в её сочном разрезе. Резинки до боли впивались в тело, временами становилось невыносимо жарко, два раза приходила напоминанием дикая мысль о том, что платье наверняка теперь промокнет, и она рискует выйти из полутьмы зала на свет божий с влажными пятнами на самых импозантных местах… Но до чего же ей было всё это равно!.. Чувства волна за волной обуревали изо всех сил удерживающую внешнее спокойствие Веронику. Будто паря в лёгком скольжении, она кончила уже два раза, сильно стискивая коленки, вжимая руку Кирилл Алексеевича в своё лоно и заразительно смеясь сияющим горным вершинам экранного действа. Но Кирилл Алексеевич с лёгкой озабоченностью и мастерством игрового тренера продолжал подёргивать зажатый между вспотевшими пальцами вздутый клювик клитора. Концы его сложенных вместе пальцев время от времени очень удачно и ловко заныривали под самый низ и чуть поддевали на себя чувствительную переднюю стеночку Вероникиной мокрой пещерки. Когда пальцы медленно выскальзывали из влагалища, Веронике казалось, что она сейчас просто слегка уписяется от восторга…

Наташа потянулась к собственной дырочке. Она задрала край платья и запустила руку в трусики. Писька была похожа на сонный, надутый, как маленький мячик, бутон. От первого же прикосновения она влажно лопнула мягким тёплым разрезом, и пальчики утонули в податливой встревоженной мякоти. Наташа стиснула зубками нижнюю губку и быстро заскользила кончиком среднего пальчика вниз и вверх по всей щелке.

Вероника двумя руками вцепилась в волосатое мускулистое запястье учителя физкультуры, еле сдерживая рвущееся наружу приступами и вздохами дыхание. Её нежные половые губки и торчащий клитор были напрочь зажаты в пальцах Кирилла Алексеевича, а его ладонь стремительно пульсировала и подёргивалась в её чуть не рвущихся трусиках. Волна горячего сладострастия подымалась всё выше, исходясь всё более частыми порывами нервно-весёлого смеха. Вероника сидела с широко раздвинутыми ногами и одной коленкой даже касалась подрагивающей рядом Наташи. Но Вероника Сергеевна уже не замечала ничего вокруг, кроме, казалось, до предела увлекшего её фильма и, в самом деле, охватывающей её безумной эйфории чувств. На экране в полный ход шла погоня по горным трассам Северного Кавказа, зрительный зал покатывался в приступах детского хохота, а Вероника чувствовала, что через миг не на шутку промочит трусы от овладевающего её телом сумасшедшего восторга. Кирилл Алексеевич до предела нарастил темп и резко остановился, крепко стиснув сочный персик Вероникиной пизды всей своей горячей сильной ладонью. На экране Шурик дохохотался, и в рот ему влетел какой-то совершенно фаллической, на взгляд Вероники, формы, огромный, к тому же ещё чуть ли не надкушенный, зелёный огурец. А Вероника вместе с детворой заливалась почти истерическим смехом: невероятной силы оргазм дёргал её просто раскоряченные в стороны ножки и взвивался судорожными вздрагиваниями по всему взмокшему горячему телу…