Rein Oberst - Чужой для всех Страница 51

— Да Карл. Это так. Моя мама дала согласие на этот брак. А когда я приехал в поселок, что бы увезти мою Верошку, ее выкрали эти варвары.

— О, боже мой! — воскликнул молодой офицер. — Это невероятно господин гауптманн! Что вы рассказали это невероятно!

Эберт нервно закружился вокруг капитана, подбирая подходящие слова. — Простите меня господин гауптманн, — наконец выдохнул он. — Силовая разведка и наши рейды по тылам русских это все для нее? Это все для того чтобы ее увидеть? Наши ужасные страхи, смерть боевых товарищей здесь, когда за каждым кустом чудится русский солдат, это из-за нее?

Франц молчал.

— Вы же офицер Вермахта. Вы гауптманн «Панцерваффе», вы же кавалер Рыцарского креста Железного креста, — почти закричал, не помня себя в изумлении Эберт. — И все это ради русской женщины? А как же «Фатерлянд», наш великий немецкий народ, идеи фюрера? Это что для вас пустой звон?

— Прекратите истерику Карл, — не выдержал словесного напора Франц и схватил его за руку. — Все в жизни бессмысленно, если не будет великой по силе и простой для понимания цели.

— Нам цель указал наш великий фюрер! — выпучив глаза, фальцетом завизжал вдруг молодой офицер и выдернул свою руку. На губах Эберта появилась пена. Он хватал воздух от негодования. — Фюрер поставил немецкий народ в ряд превосходный над другими нациями. Мы лучше всех! Мы сильнее всех! И смыл жизни немецкого солдата доказать это другим.

— Это ошибка Карл! — пытался остановить боевого товарища Франц. — Доказать через что? Через смерть, насилия и убийства? Вот арсенал наших средств!

«Цель оправдывает средства!»

Это изречение иезуита Эскобару, этот девиз ордена иезуитов запали вам в душу, не так ли?

Кто мыслит и говорит по-другому тех на виселицу? У кого череп и цвет глаз другой в крематорий? Кто не подходит по генотипу «арийский» уничтожить?

Залить полпланеты в крови и все для того чтобы доказать что ты лучше и сильнее? А когда же жить Карл? Жить простой жизнью. Любить и воспитывать детей. Как жить потом в окружении людей, оставшихся в живых, которые тебя люто ненавидят? Это что цель жизни?

— Вы предатель нации, господин гауптман? — выкрикнул Эберт в лицо командиру, да так громко, что стоявшие солдаты вскочили и заволновались.

— Молчать! — захрипел Франц и сильно тряханул его за грудь. — Молчать, сопляк паршивый! Не тебе давать мне оценку. Я предан Отечеству и его народу. И то, что мы сделали в тылу, это во имя спасения армии. Но это не запрещает мне любить и думать о любимой, даже если она не немка. Тебе понятно это лёйтнант? Понятно? Черт, тебя побрал!

Франц затряс Карла с такой силой, что тот не сопротивлялся, а только судорожно хватал ртом воздух и болтался как груша. Когда Франц выдохся и поставил офицера на ноги, то тот выглядел, словно выжатая половая тряпка. Его шатало и тошнило. Чтобы не упасть, он всем телом прислонился к березе и тяжело дышал. Франц также молчал, восстанавливая дыхание. Наконец Эберт придя в себя, исподлобья посмотрел на командира и тихо вымолвил: — Что я должен еще для вас сделать?

— Пока ничего, — резко ответил Ольбрихт. У него дрожали пальцы рук. Он не мог справиться с охватившей его лихорадочной дрожью. — Пока ничего, — второй раз уже мягче повторил он. — Если вы мне понадобитесь, я вам скажу об этом. Все идите. Успокойтесь сами и успокойте солдат. Впереди у нас трудный бой. Выступаем через двадцать минут…

— Слушаюсь, — вяло ответил офицер и, развернувшись, хотел было идти прочь.

— Подождите, Эберт, — Франц достал из внутреннего кармана гимнастерки маленькую фляжку из нержавеющей стали, недавний подарок адъютанта Риккерта, нервно открутил крышку и сделал несколько больших глотков коньяка. — Выпейте и вы в знак примирения.

— Спасибо¸- сухо ответил лейтенант и также приложился к фляжке.

— Разрешите идти господин гауптманн?

— Идите Карл. С богом!..

Франц сделал еще несколько глотков конька и, прислонившись к березе, устало закрыл глаза. Ему настоятельно надо было поговорить с другом, с Клаусом Виттманом. Он чувствовал перед ним свою вину. Ему надо было получить его моральную поддержку перед боем.

Он сконцентрировал свои мысли и энергичным потоком направил их в правое полушарие мозга, туда, где более двух месяцев назад, после его контузии, неожиданно вселилось сознание другого человека, прибывшего из далекого 21 века, который был непревзойденным военным профессионалом спецназовцем.

Новое сознание стало практически вторым «я» Франца. Оно не мешало ему жить. Но в экстремальных ситуациях самостоятельно подавляло его разум и выступало коалиционной силой, используя весь боевой потенциал организма. Как результат — боевой профи высочайшего класса. В такие минуты Франц уже не мог разобраться кто же он на самом деле Франц Ольбрихт с новым мозгом или Клаус Виттман в новом теле.

Лишь в минуты затишья коалиция распадалась, и он мог поговорить с новым другом, которого он называл иногда с улыбкой «космическим бродягой». Именно сейчас и был такой случай.

— Теперь Клаус ты все знаешь обо мне, о моей русской жене Вере, о том далеком 41 годе. Я тебе не говорил об этом. Просто это очень личное, — пошли его сигналы в правое полушарие. — Ты не в обиде на меня, железный рейнджер? Не молчи, поговори перед боем со мной, может в последний раз, — новый посыл энергии. — Ну что ты молчишь? Скажи что-нибудь. Мне станет легче.

И здесь, в полушарии что-то щелкнуло, как всегда во время их мыслительных сеансов, и раздался насмешливый баритон Клауса.

— Если бы не предстоящий бой, я бы тебя покрыл трехэтажным матом, за то, что ты меня сейчас отвлекаешь. Что ты растревожился. Жена так жена. Почему бы и не русская. Не пойму, я вас в ту войну. Сплошная идеология. Арийцы. Комиссары. Чуть драки не было с командиром взвода. Надумано все это. Какая разница, какой национальности жена. Лишь бы она была верной и любимой. И вообще, почему ты молчал. Зачем эти все тайны. Ведь мы почти одно целое.

— Извини Клаус, не мог сказать. Слишком это личное. Но и ты мне никогда не говорил о своей семье, о своих детях, жене. Какие они у тебя? Расскажи вкратце.

— Хватит, замолчи! Оставим это, — вдруг грубо, оборвал Франца Клаус, меняясь моментально в настроении. — Иди, лучше готовься к бою. Он будет жарким. О личном потом. Я к тебе не лез с расспросами и не встревал в ваш разговор с командиром взвода. Вот и ты не лезь ко мне. Понял мой ответ?

— Понял, — с обидой буркнул Франц, не получив планируемую индульгенцию, и круто развернувшись, недовольный последовал к танку.

— Обиды только оставь капитан. Не к месту этот разговор. Соберись, — вдогонку крикнул ему Клаус. — Хочешь, встретиться с женой, сначала прорвись через русские кордоны и останься в живых. А о личном, — вдруг голос Клауса осекся, но через паузу он с хрипом продолжил, — обязательно поговорим. Ты все узнаешь обо мне. Кстати. Если тебя убьют, что будет со мной. Не знаешь?

Франц молчал, одевая, русский технический комбинезон.

— И я не знаю. Так что береги себя, не забывай что нас двое. Ты в ответе за меня. Понял? А то, что ты скрыл от меня свою маленькую тайну я не в обиде. Знай. Я чувствовал, что в твоей душе творится, что-то неладное. Но не влезал с расспросами. И еще, — как бы извиняясь за свою грубость, добавил Клаус, — ты можешь на меня всегда положиться. Чтобы не случилось, я тебя в беде не оставлю.

— Спасибо и на том. Приготовиться к бою! — одновременно понеслась мысль и команда в эфир, и Франц резко закрыл за собой командирский люк.

Бой для него начался почти сразу, как только их танк появился в лощине. Его заметили русские артиллеристы, и повели пристрелочный огонь.

«Пантера» ловко увертывалась от врага и стремительно подходила ближе. Несколько раз ее тряхануло от попаданий фугасов и касательного удара бронебойного снаряда. Наконец она нырнула в мертвую зону и стала для русских орудий недосягаема. До противника было примерно с километр.

Франц прильнул глазами к круговой командирской «панораме» и просмотрел все зоны, но движений со стороны русских не обнаружил. Те видимо чего-то выжидали.

— Хаас, — вы засекли, откуда стреляли русские пушки.

— Да командир.

— Тогда орудие на одиннадцать, затем на час, фугасными.

— Вас понял.

— Брайнер.

— Слушаюсь господин гауптманн.

— Влево десять метров и вперед. Остановка, выстрел, назад на исходную позицию.

— Все сделаю командир.

«Пантера» грохоча, круто развернулась влево и, проехав немного вперед, застыла на верху лощины. Небольшая корректировка и раздался оглушительный выстрел. Фугас с воем унесся вдаль. Новый маневр и второй снаряд ушел в сторону русских орудий.

— Молодец Хаас. Одно орудие ушло к праотцам. Брайнер повтори маневр вправо.

Снова грохот и разрывы немецких снарядов точно легли по линии шоссе.