Конторщица (СИ) - Фонд А. Страница 51

— Хорошо, — согласилась я, прикидывая, когда же я все успею.

— Если у вас хорошо получится, а я почему-то уверен, что получится у вас замечательно, — можно будет взять вас к нам в газету, — сказал Иван Тимофеевич. — Рубрику для женщин никто нормально не ведет. И, соответственно, ее практически не читают.

— Но я работаю в депо, — напомнила я.

— Ничего страшного, — отмахнулся Иван Тимофеевич. — Внештатным корреспондентом вполне можно.

Хм, заманчиво!

Иван Трофимович залпом допил остывший какао и раскланялся уходить, и тут меня осенило опять:

— Иван Тимофеевич, еще секунду. Скажите, а вашу газету журналистское расследование не интересует? Ну, там саботаж на предприятии, враги пытаются помешать производству? Или таинственные похищения людей и кто за всем этим стоит?

— Занятно, — оживился Иван Тимофеевич и сел обратно на стул. — Есть у меня один журналист, очень талантливый паренек, любит что-нибудь эдакое… хотя и фантазер изрядный… Расскажите подробнее.

Ну, я и рассказала. Мне не жалко.

— А почему вы в милицию не заявите? — спросил Иван Тимофеевич.

— Да вот понимаете, — неопределенно пожала плечами я, — милиция и так расследует исчезновение Риммы Марковны. Я просто побоялась навредить ей. Вдруг она что-то натворила или вообще совершила противозаконное действие? Нет, сначала нужно разобраться, что там происходит, а потом уже решать — привлекать милицию или нет.

Иван Тимофеевич заинтересовался. Так что вопрос о том, как Римма Марковна попала в это странное учреждение и что там вообще происходит, будет расследовать профессиональный журналист.

В общем, расстались мы с Иваном Тимофеевичем донельзя довольные друг другом.

Когда Иван Тимофеевич ушел, я с подвыванием потянулась и глянула на часы — ого, время почти заполночь. Лидочка-то молодая, а вот я привыкла в это время уже спать. Да и устала что-то.

Нырнув в кровать, я уютненько замоталась в одеялко, свернулась буквой "зю", удобно подтянула под себя подушку и, наконец-то, закрыла глаза: однако вместо того, чтобы моментально отрубиться, перед глазами пьяной каруселью замельтешили образы последних дней, ярче всех почему-то выделялась Римма Марковна в новом халате, в одной руке она держала зеленого зайца, в другой — кусок самодельного мыла и при этом укоризненно смотрела на меня.

В общем, поворочавшись и покрутившись где-то добрых полчаса и сбив простынь в огромное гнездо, я, в конце концов-таки, поняла, что спать сейчас не могу физически и вышла на кухню. Ночь за окном вступила в свои права, на небе зажглись крупные, как мелитопольская черешня, звезды. Истошно надрывалась какая-то неугомонная птичка.

В черном-черном окне отражалась хмурая Лидочка с всклокоченными волосами. Ну, раз поспать не судьба, нужно занять себя хоть чем-нибудь, желательно скучным и монотонным, тогда быстро надоест и нормально усну. К сожалению, ни одной философской книжки у Лиды еще не было (вообще еще ни одной книжки не было!), поэтому чтение отпадает, посуду я перемыла, пол тоже, увы, чистый.

Глянув на отражение в окне еще раз, я поёжилась и решила срочно покрасить брови. Лидочкины "ниточки" уже вполне заросли (зато Лидочка хоть перестала быть похожей на удивленную Лию Ахеджакову), я их в последнее время подрисовывала карандашом, но пришла пора привести себя в порядок. Вооружившись кисточкой и краской для бровей и ресниц, я густо намазала брови (а заодно и ресницы) и засекла время. Пока краска красится решила сделать соляную ванночку для ног (пятки у Лидочки были как у пожилого механизатора со стажем).

Забадяжив горячий солевой раствор в тазике, я уже примерялась как бы половчей сунуть туда ступни, как в дверь позвонили. От неожиданности я вздрогнула и с тихим плюхом уронила полотенце в таз. Расстроившись (единственное полотенце для ног), я вытащила, отжала и тихонько, на цыпочках, подошла к двери (хорошо, паркет новый, не скрипит).

За дверью кто-то вздыхал и топтался, но не уходил. Потоптавшись еще какое-то время, там опять вздохнули и затем решительно позвонили еще раз, при этом на кнопку давили долго-долго. Я и так вся взвинченная, а тут вообще испугалась, что звонок сейчас сгорит.

Открывать я не собиралась категорически: во-первых, никто к Лидочке никогда среди ночи не ходил, теоретически мог Петров прийти поклянчить бутылку, но, насколько мне известно, в этих числах он получал пенсию, во-вторых, с намазанными какой-то дрянью бровями и ресницами я была похожа на нечто усредненное между Джокером и персонажем из фильма "Морозко" в исполнении Чуриковой. Доводить ночного гостя своим малоэстетичным видом до инфаркта не хотелось.

Стараясь не шуметь, осторожно, на цыпочках, я ушла в комнату и выключила свет. Если это кто из соседей — скажу, что крепко сплю и не слышала. Хотя в соседях у меня народ интеллигентный, вряд ли это они среди ночи так ломиться будут.

В дверь звонили еще пару раз, стучали, дергали ручку, потом, вроде, ушли. Не включая свет, я тихо смыла краску — время вышло. Затем осторожно подошла к окну и встала ближе к открытой форточке, но так чтобы меня не было видно.

На скамейке у подъезда, где днем так любят сидеть старушки, находилось два силуэта, присмотревшись, я различила долговязую фигуру Вадика и вроде какой-то девицы. И тут из подъезда вышел неизвестный мужчина и завел с ними разговор:

— Лидия Горшкова тут же живет? — голос у него был неприятный, скрипучий.

— Да, в 21 квартире, — ответил Вадик.

— А почему я звоню-звоню, а дверь никто не открывает? — возмутился неизвестный и его голос на последних звуках соскочил на фальцет.

— Так она в профилактории лечится, — вспомнил Вадик. — Точно не знаю, закончила уже процедуры или еще нет.

— А где этот профилакторий искать?

— Так туда ночью ничего не идет, это за городом почти, а пешком далеко, — заметил Вадик.

— А вы кто? — вдруг подала голос девица.

— Да я племянник Раисы Карповны, это двоюродная тетя мужа ее сестры из деревни. Живу в соседнем областном центре, а здесь проездом, вот и решил переночевать по-родственному, у меня поезд аж завтра днем. Но только где ее носит в такое время? Мне что, теперь обратно на вокзал переться? — визгливо расстроился неизвестный мне племянник какой-то там тети мужа сестры из деревни.

— А вы с ней договаривались? — продолжила вопрошать бдительная девица.

— А зачем? — удивился племянник Раисы Карповны. — Мы ж по-свойски. Она должна еще радоваться, что родня ее не забывает.

Абалдеть. Вот всё, других слов нету!

Я психанула и уже не слушала, чем там все закончилось, вернулась обратно в кровать и, вероятно из чувства противоречия, уснула мгновенно, даже не заматываясь в одеялко буквой "зю".

Вот почему всегда так? Когда ты в жопе, когда тебе самой нужна помощь — вокруг никого нет. Как только же у тебя хоть что-то пошло на поправку — мгновенно появляются все эти "племянники двоюродной тети мужа лидочкиной сестры из деревни" и начинают качать права.

Кстати, у Лидочки, оказывается, есть сестра! В деревне. И замужем, к тому же. Тогда вопрос — почему на картошку нужно звать персонально Лидочку? Телеграммой. Сестра с мужем сами не посадят? Кроме того, если есть куча разных теть мужа сестры, тетиных племянников и просто всевозможных соседей по деревне, то почему решили припахать-таки Лидочку?

Что-то мне весь этот расклад все больше и больше не нравится.

Придется, видимо, визит вежливости в деревню не откладывать, иначе родственники задолбят…

Вот с такими примерно мыслями я пришла сегодня на работу. В кабинете, в чайном уголке, сидели Лактюшкина, Жердий, Фуфлыгина и Базелюк и как-то вяло, без огонька, гоняли чаи. Максимова, как обычно, читала пухлый потрепанный роман на своем рабочем месте и тихо крысилась.

Я с подозрением глянула на стол — но он был сухой, мои документы в порядке (важные я приучилась прятать). Более того, меня не трогали. Немало порадовавшись, я села за стол и принялась сортировать на кучки те бумаги, которые нужно сделать сегодня.