Василий Звягинцев - Андреевское братство Страница 52

Внешний осмотр занял несколько секунд. Гораздо меньше, чем рассказ о нем. Вывод – познакомиться не проблема. Тип чувственной женщины, готовой к приключениям. Даже сторонний наблюдатель, окажись он здесь, не удивился бы моему поползновению, тем более что и сам я выглядел мужчиной легкомысленным, падким на «вечерних бабочек».

Куда сложнее было бы работать, окажись моей партнершей дамочка типа «синий чулок» или краснеющая от любого мужского взгляда институтка.

А эта явно ждет встречи, только вот подхожу ли я под нарисованный в ее воображении типаж или же нет?

Вошел в кафе я с ней практически одновременно, настоящий связник так бы не поступил, сначала выждал, осмотрелся. И вообще вид у меня слишком броский для тайного агента-связника. Главное – рост неподходящий. В здешней системе измерений – 11 вершков. Подразумевается – сверх двух аршин. Дюйм в дюйм с государем Николаем Первым (Павловичем). С таким ростом только в кавалергардах или кирасирах служили. Конкретно я – исходя из возраста и типа лица – мог до революции быть не иначе как гвардейским офицером.

Слава богу, теперь здесь за это не расстреливают, но все равно смотрят косо. Если ты офицер, то отчего не уехал на Юг, а если не уехал, то не шпион ли ты? Эрго – ни один благоразумный бывший офицер в шпионы не пойдет. Скорее, если ему так нравится соввласть, пойдет служить по специальности. Или в спекулянты.

Так что женщина меня должна принять все же за ухажера, брезгующего проститутками, но готового соблазнить «порядочную женщину».

Я выпил половину стограммовой рюмки, неторопливо жевал в меру солоноватый балык, демонстрируя безразличие к окружающему, она потягивала свое вино, тоже как бы не замечая моего присутствия, но пару брошенных искоса взглядов я все же поймал. Психологически у женщины трудная ситуация.

Сидеть с каменным лицом и одновременно пить вино вроде бы глупо, а начнешь смотреть по сторонам, непременно наткнешься на взгляд чужого мужчины, который может принять это за приглашение к действию…

Но и мне для завязки знакомства нужен какой-то нетривиальный прием. Совершенно не похожий на то, что может предпринять как ожидаемый связник, так и гэпэушный филер.

Например… Женщина держала свой стакан на уровне подбородка, обхватив его у основания лишь большим и средним пальцами. Я собрался с силами и внезапно посмотрел ей прямо в глаза особым образом, когда она все-таки подняла голову, устав от неподвижности своей позы.

Стекло, ударившись о край стола, зазвенело тонко и жалобно.

– Ох, простите, я не хотел… – и, выхватив из кармана платок, принялся вытирать лужицу вина, уже готовую пролиться со стола ей на колени.

На звон разбитого стакана из двери в кухню выглянул буфетчик. – Получите за посудинку. И новый бокал вина даме. Того же самого или..? Извините, что там у вас было? – обратился я к ней.

– Мадера… – еще не придя в себя, тихо ответила женщина.

– Одну мадеру…

Восточный человек невозмутимо поставил на столик отнюдь не бокал, а такой же тонкий, с морозным рисунком стакан, налитый до золоченой риски по краю, бросил в отвисший карман куртки очередной целковый и снова исчез, чтобы принести наконец даме ее яичницу.

Я со своей недопитой рюмкой, вполне естественно, подсел за столик к женщине.

Она еще несколько секунд молча и будто бы с недоумением смотрела на темно-золотистое, как хороший чай, вино. Все произошло как-то слишком стремительно, и дама пыталась понять, что же здесь случилось, но получалось у нее плохо. Я догадывался, что ей хотелось бы встать и уйти от того непонятного, что принес с собой странный человек в безвкусном костюме.

Но расчет был правильный – любопытство оказалось сильнее. И голод тоже.

– Извините, – сказала она, быстро отделила вилкой (держа ее в левой руке) и съела несколько кусочков пузырящейся и шкварчащей яичницы с колечками деревенской колбасы. Действительно наголодалась в дороге. Сделала не по-женски длинный глоток вина. Промокнула губы салфеткой.

– Ведь это я уронила стакан. Почему же вы просили у меня прощения и сами заплатили?

Да, акцент у нее скорее всего прибалтийский, но это может быть просто оттого, что долго там живет, часто говорит на местном или нарочито ломаном, чтобы лучше быть понятой аборигенами, русском языке. Со мной тоже такое бывало.

Я допил чересчур, на мой вкус, резкую водку, отодвинул пустую рюмку. Снова посмотрел в большие, зеленовато-карие глаза, смущенно улыбнулся.

– Видите ли… – начал я. Сначала мне нужно было заморочить ей голову совершенно неправдоподобной и не очень логически связной болтовней, изображая интеллигентного, не слишком трезвого ловеласа, дождаться, когда агентесса начнет в конце концов нервничать в ожидании «настоящего связного», понять, как она станет действовать, увидев, что он не появляется.

Так прошел почти час. Но дама оставалась спокойной. Слушала, кивала, улыбалась время от времени, приподнимая тонкую бровь, пару раз пропустила мимо ушей предложение назвать свое имя и лишь на третий нехотя сказала, что зовут ее Людмила.

Все заказанное нами было съедено и выпито, оставаться в кафе больше не имело видимого смысла.

И тут, словно бы мне в помощь, по лестнице скатилась вниз разнузданно-шумная компания здешней «золотой молодежи». Трое штатских, по виду – студентов или юных нэпманов, два красных командира с незначительной геометрией на петлицах и две порядочно пьяные девушки, но явно не проститутки, слишком хорошо одеты и говорят на правильном литературном языке.

Где-то уже прилично гульнули и забрели добавить в случайно попавшееся на глаза заведение.

На нас они внимания не обратили, потребовали вина и фруктов и тут же, перебивая друг друга, затеяли или продолжили ранее начатый спор.

Я прислушался. Юноша с узким, даже при керосиновом освещении бледным лицом доказывал, что в Москве начинается народное восстание, которое сметет гнусный советский режим и позволит наконец воссоединиться с настоящей демократической Россией, а командир с тремя рубиновыми квадратиками возражал, что восстание, если и состоится, то будет как раз истинно социалистическим, против оппортунистов, евреев и разложившихся комбюрократов, за ленинский военный коммунизм.

Все тот же расклад мнений, что и в целом по Москве.

– Дураки вы все, – неожиданно звонким голосом заявила девушка с сильно накрашенными глазами. – Мой папа сказал, что первым делом нужно перевешать хамов, и красных, и белых, а потом пригласить на царство принца из Ганноверской династии. Без варягов, в данном случае англичан и немцев, России —…..! – И она отчетливо произнесла известное слово, означающее окончательный конец.

Все захохотали и громко сдвинули стаканы. Изумительная сценка. Такая полярность политических взглядов и такая в то же время эмоциональная близость.

Второй командир, чином помладше, с одним квадратиком, обнял девушку и чмокнул ее в щечку.

– Ох ты же и …., Ленка! За что и люблю. На кой …. они нам все сдались, действительно? Уехать бы отсюда в Царьград, что ли? Поедем? А с этим пора кончать, я им больше служить не намерен… – Одной рукой он полез девушке под юбку, а второй начал отдирать с малиновых петлиц свои знаки различия. – Все равно завтра…

– Заткнись! – тихо сказала вторая девушка, и непонятно было, к его непристойностям это относилось или к чему-то другому.

Моя спутница явно забеспокоилась. Испугалась, что это провокация или, наоборот, что на крамольные речи сейчас ворвутся красные опричники и станут хватать всех подряд.

Она спросила, который час, и тут же сказала, что ей пора. Мол, у нее была здесь назначена встреча с сестрой или ее мужем, но никто так и не пришел…

– Тогда позвольте вас проводить. На улицах, если вы заметили, неспокойно. А уж ночью… Обычно просто раздевают, да и то лишь до белья, но теперь может быть и хуже…

Она посмотрела на меня испуганно.

– Простите, молодые люди, – обратился я к соседям, – вы не слышали, комендантский час еще не ввели? Мы, знаете ли, приезжие…

Ротный командир посмотрел на меня неожиданно трезвыми глазами.

– Да кому же его вводить? Троцкий в штаны наложил, в Кремле заперся, а остальные… – он махнул рукой и презрительно хмыкнул. – Тем не менее по улицам бродить не советую. Присоединяйтесь к нам, до утра перекантуемся. Если денег нет – не вопрос, угощаем…

– Благодарю за приглашение, но…

– А если «но», так и вали со своей бабой, – грубо предложил до сей поры молчавший юноша в пенсне. Можно было бы дать ему по шее, но драка в кабаке сейчас не входила в мои планы, и я лишь молча поклонился.

…Я уже стоял, держа в руках ее пальто, а она вдруг замялась, засмущалась, попросила извинения, поставила саквояж и скрылась за дверью в глубокой нише слева от буфетной стойки. Я поразился, насколько мало за разделяющие нас годы изменилась женская психология. Обычно точно так же вели себя девушки во времена моей молодости, когда в общественном месте у них случалась внезапная неполадка в интимных деталях туалета или возникала непреодолимая потребность посетить означенное заведение.