Надежда Попова - Ведущий в погибель. Страница 52

— Дорогу! Расступись, — повторил он, когда изумленные лица поворотились в его сторону, и, попросту оттолкнув с пути заслоняющих ему обзор, протиснулся к самой гробнице.

Тело было там — то, что от него осталось. Поверх каменной крышки саркофага, уже наполовину разворошенный, возлежал обуглившийся человеческий остов; в ребрах, пробив тонкие кости, засел тщательно и как-то даже любовно вытесанный кол толщиною с запястье, чудесным образом оставшийся почти неповрежденным — дерево покрывал лишь тонкий налет гари.

— Штриг, — обрадованно сообщил один из присутствующих. — Взгляните сами, майстер инквизитор, там в челюсти клыки — подлинно, штриг.

На непрошенного советчика Курт не обернулся, сдвинувшись к почерневшему черепу, и, склонившись, всмотрелся, прикрывая нос рукавом — поблизости от горелых мощей запах был попросту сокрушающим.

— Как любопытно, — отметил тихий голос за спиною; он распрямился, обернувшись к фон Вегерхофу, и недовольно покривился:

— Даже слишком, сказал бы я… А ты скоро.

— Долго ли, умея, — передернул плечами тот. — Что у нас?

— Типа стриг, — отозвался Курт негромко и, обведя взглядом чуть приумолкших зрителей, обратившихся в слух, решительно махнул рукой в сторону двери: — Выйти. Всем. Выйти! — повторил он, когда в ответ зазвучал возмущенный ропот. — Расходитесь. Здесь не на что смотреть.

— Никуда мы не пойдем, — решительно возразил один из стоящих у самого саркофага; в руке он стискивал замаранную сажей палку, которой, видимо, до прихода следователя шуровал в обуглившихся костях. — Это, майстер инквизитор, наш город, и все это нас касается в первую голову. Мы будем тут.

— Знаешь, что вот это такое? — всеми силами сдерживая злость, поинтересовался он, шагнув к нему и приподняв Сигнум за цепочку; тот попятился, болезненно и растерянно вскрикнув, когда Курт ухватил его за локоть и завернул руку за спину. — Попробуй рыпнуться, — предупредил он тихо. — От «сопротивления» до «покушения» — полшага, а что бывает за покушение на инквизитора, ты знаешь. Пошел, — поторопил он и, буквально выволочив притихшего сторонника городских вольностей за порог, отступил от двери, кивнув прочим: — На выход. Или я не поленюсь вышвырнуть собственноручно каждого.

— Que c'est gentil[83], — усмехнулся стриг, когда спина последнего уходящего скрылась из пределов видимости. — Ты неподражаем; в Ульме всего пять дней — а тебя ненавидит даже не половина города, а город целиком. Попросту уникальный талант.

— Учись, пока я жив, — отозвался он безвыразительно и повел рукой, приглашая фон Вегерхофа к осмотру обгорелых останков. — Ну, что скажешь, expertus?

— Любопытно, — повторил тот, обойдя почернелый остов вокруг и брезгливо тронув деревянный кол кончиком пальца. — Остроумно. Однако не надо быть экспертом, чтобы определить… подойди-ка, взгляни на эти хваленые клыки… Позволю заметить — имея такие, можно темной ночью пугать сородичей; причем ни на что иное они не годны — недостаточно остры, это видно даже теперь. И совсем иное строение.

— Собачьи?

— Собачьи, — кивнул тот с усмешкой. — Хотя, следует признать, вмонтированы довольно мастерски… Я миную в своей оценке тот непреложный факт, что стриг не сгорает на месте от воткнутого в грудь кола, осинового ли, березового, дубового, какого угодно. При столь варварском обращении со своим телом он впадет в stupor, пока кому-нибудь не придет в голову выдернуть этот кол и дать возможность доступиться к свежей крови. В этом случае где-нибудь через неделю он войдет в прежнюю норму.

— А я полагал, кол он выдернет сам — этаким эффектным жестом — и порвет глотку тому, кто его воткнул.

— Увы, — пожал плечами фон Вегерхоф. — Не все так безоблачно. Удар в сердце, удар в печень, вскрытое горло; да и любое серьезное ранение — все это вещи довольно досадные.

— Вот как. Стало быть, твоя столь впечатляющая речь той ночью — сплошное вранье? Если бы я всадил в тебя болт…

— Мне пришлось бы тяжко; болт в живот — это пара дней в постели. Однако, воспользовавшись общеустоявшимся мнением о стригах, каковое ты тогда признавал как непреложное, я избежал возможных осложнений… Итак, возвращаясь к нашему весьма покойному другу, отмечу именно тот факт, что некто полагает все то же мнение столь же бесспорным. Что меня крайне интересует, так это вопрос «как это сделано»; на то, что здесь был употреблен какой-либо горючий материал, ничто не указывает. Дрова не использовались, видишь сам. Попросту полить тело чем-то вроде spiritus’а — этого недостаточно. Маслом, смолой, порохом — не пахнет.

— Порохом не пахнет, однако что-то все же есть. Возможно, ты разберешь лучше; знакомый запах, вот только никак не могу определить, что это.

— Сера, — отозвался стриг, не промедлив и не задумавшись ни на мгновение. — Пахнет серой; и еще чем-то, но что это, я не знаю. Кто бы ни устроил весь этот farce, он постарался на славу и применил немалые знания алхимии. Кто-то очень хотел, чтобы твое расследование завершилось, но при всех упомянутых мною завидных познаниях в области веществ и их реакций, все выполнено довольно бездарно.

— Тот, кто знает, что такое стриг, не стал бы проворачивать вот такое, — подытожил Курт; тот кивнул:

— Сомневаюсь, что за всем этим стоят наши подозреваемые. En premier lieu[84], все склепы мною были проверены, причем не раз. En second lieu[85], даже неосведомленному, но мало-мальски внимательному исследователю ясно, пусть и не с первого взгляда, что останки — человеческие. Тот, кто это сделал, не имеет ни малейшего представления о стригах и — весьма отдаленное о Конгрегации вообще и тебе в частности. Это не compliment, это факт. Все вот это рассчитано на не особенно умного дознавателя, а стало быть, и проведено не особенно мудрым человеком.

— Ну, не знаю, — возразил Курт, отступив на шаг назад и оглядывая темные кости. — То, что я вижу, отвечает упомянутым тобою народным, я бы сказал, общеустановленным суждениям о стригах. И не будь в Конгрегации тебя, не знай я всего, что узнал за последние дни — даже не могу сказать с убежденностью, стал ли бы я столь детально разбирать мелочи вроде достоверности зубов; вполне вероятно — принял бы все как есть. Я бы скорее усомнился, обнаружив труп без клыков и с отрубленной головою.

— Autrement dit[86]..?

— Иначе говоря — мне показали то, чего, по мнению не осведомленных о твоем наличии людей, я и должен ожидать от мертвого стрига; и я, не будь тебя, увидел бы то, о чем слышал до сей поры, в чем не сомневался. Я хочу сказать вот что: даже если тот, кто подбросил нам эту куклу, знает, как все на самом деле, он вполне мог изобразить именно это, потому что, как ему кажется, именно это меня и убедит.

— Слишком сложно, чтобы быть правдой, — заметил фон Вегерхоф с сомнением. — И откровенно фальшиво.

— Как, например, удачно перехваченное нешифрованное письмо, да? — уточнил Курт, и тот вздохнул, кивнув:

— Je suis forcé avouer[87], в обоих случаях имеется кое-что общее, а именно — то, что Конгрегацию, pardon, держат за дуру… Что намерен делать теперь?

— Для начала следовало бы разыскать того, кто обнаружил кости, поговорить с ним, равно как и со сторожем; чем он здесь занимался, пока кто-то ломал двери и палил труп? И, кстати говоря, весьма любопытно узнать, чей. Есть немалая вероятность того, что дело о введении следствия в заблуждение плавно перетечет в дело об убийстве.

Разыскивать сторожа долго не пришлось — тот обнаружился чуть в отдалении сидящим на каменной ограде кладбища в окружении сограждан; сограждане внимали его рассказу, явно излагаемому далеко не в первый раз, затаив дыхание и лишь изредка прерывая возгласами «ах» и «вот это да». Завидев Курта, кладбищенский охранитель порядка, молодой рослый парень, умолк, глядя на приближающегося следователя неприязненно, настороженно и даже, кажется, с некоторым испугом. Неопределенной серо-бурой окраски пес, возлежащий рядом с ним на прошлогодней жухлой траве, приподнял голову и тут же снова опустил ее на сложенные перед грудью лапы.

— Приболел? — поинтересовался Курт, когда на поглаживание по загривку тот лишь зажмурился и тяжело вздохнул.

Сторож еще мгновение сидел в прежней позе, не произнося ни слова и явно растерявшись, и, наконец, медленно качнул головой:

— Да нет… с чего вы взяли такое…

— Довольно миролюбивая тварь для сторожевого, — пояснил он. — Как звать?

— Пса? — переспросил тот оторопело, и Курт вздохнул, терпеливо пояснив:

— Тебя, дурень.

— А… — спохватился сторож, нервно ерзнув по каменной ограде. — Фрик, майстер инквизитор.

— Фрик, — повторил он и кивнул через плечо на оскверненный склеп: — Знаешь, кто нашел тело?

— Я нашел — поутру. Уже светало, я стал обходить — ну, и вижу, дверь взломана…