Александр Маркьянов - Период распада часть 2. Страница 53

Началось, когда колонна въезжала на мост, перекинутый через вади, сухое русло реки, исполненное воды только в сезон дождей. Огненная молния "Корнета-М", русского противотанкового ракетного комплекса, закупленного Турцией через третьи руки исключительно потому что он был лучшим — метнулась к растянутой на шоссе колонне. Следом, догоняя, метнулись еще три комка пламени — турецкие спецназовцы били наверняка. Уклониться от летящей на тебя со сверхзвуковой скоростью противотанковой невозможно — ракета клюнула в запыленный бок Мерседеса и лопнула сгустком адского пламени, мгновенно искорежив до неузнаваемости бронированную машину, и превратив в пепел находящиеся внутри человеческие тела. Бронетранспортер, на котором была установлена система предупреждения об облучении лазером начал тормозить, разворачивая в сторону опасности свою пушку — но тут тяжко громыхнуло, поддерживающие мост колонны окутались дымом и пламенем — и сооружение человеческих рук стало медленно оседать вниз, а по мосту кувыркались, падали вместе с ним вылетевшие на мост и не успевшие затормозить автомобили колонны, вперемешку военные и гражданские.

Капитан Абдалла Гуль откинул маскировочную сеть, под которой он укрывался, встал в полный рост. Демонстрируя полное презрение к опасности и посмотрел на происходящее через бинокль. Потом махнул рукой.

— Уходим!

Склон зашевелился.

На склоне ничего не нашли, кроме лежек, опаленной травы, в нескольких сотнях метров за гребнем — следы от двух машин. Американских машин.

11 апреля 2014 годаУзбекистан, Самарканд

Бывшая в/ч 3662 28-й отдельный специальный моторизованный батальон милиции МООП СССР,

ныне — батальон особого назначения СНБ Узбекистана

Подполковник Рустем Рахимов

Узбекчилик (узбечность)

Подразумевает правильное поведение в "традиционном" узбекском смысле.

Традиционализм, махалли, ни слова против основного мнения, отсутствие собственного мнения, стадность…

Да, точно. Узбекчилик. Беда только в том, что терпение у людей не безгранично, и когда оно заканчивается — наступает такой узбекчилик, что можно и ноги не успеть унести…

А так — это хорошо, конечно, когда в стране узбекчилик. Порядок…

Сегодня, у Рустема Алиевича Рахимова, подполковника Комитета национальной безопасности и командира батальона особого назначения, одного из самых главных людей по узбекчилику в Самарканде был радостный день. Была свадьба. Аллах послал ему третью супругу — ту самую, что скромненько сидела у края богатого достархана и не смела поднять свои очаровательные, цвета спелого меда глаза. Видимо, боялась предстоящей брачной ночи. Рядом с Аминой сидела Карина, ее девятнадцатилетняя старшая сестра, непозволительно растолстевшая в последнее время и переставшая вызывать у подполковника вожделение своими формами. Наверное, она все-таки все Амине разъяснит, по-своему, по-женски.

Амине, кстати, было всего одиннадцать лет.

Поскольку подполковник Рахимов был человеком богатым, имел три дома, семь автомобилей и даже банковские счета в Астане и Москве — достархан он тоже накрыл богатый.

Достархан, кстати, накрыть — это тоже целое искусство. У подполковника Рахимова дом на окраине Самарканда был богатый, настоящий двухэтажный дворец с большим, огороженным садом — и поскольку гостей было много, под достархан пришлось занять весь двор. Для удобства, во дворе расставили низкие столики хон-тахта, на них положили тонкие стеганые одеяла из верблюжьей шерсти — курпачи и уже на них положили обеденные скатерти, которые и называются достархан. На достархане уже расставляли блюда.

Апрель месяц — не слишком-то подходящий месяц для богатого стола, это тебе не осень, когда достархан изобилен даже у бедняка — но тут подполковник постарался. Дыни — настоящие, узбекские, по вкусу неотличимые от местных доставили из Израиля, благо и там нашлось, кому их выращивать[87]. Оттуда же привезли зелень. Специально для праздничного достархана закололи десять отращиваемых специально для богатых столов барашков: на жире и костях сварили острый суп-шурпу с курдючным жиром, мясо пошло на плов, да не простой, а местный, самаркандский — кстати, существует примерно сто рецептов этого поистине народного узбекского блюда. Повар родом из Сирии, работавший в одном из шикарных ресторанов столицы наготовил целую гору различных восточных сладостей. Были фрукты и несколько видов чая, в том числе заправленный все тем же вездесущим жиром, как пили чай кочевники.

Свадьба прошла по традиции, на несколько минут на церемонию заскочил сам председатель СНБ всемогущий Рустам Иноятов — но надолго не задержался. Пожелав молодожену счастья и передав подарки: традиционный, от Комитета национальный мужской халат чапан и современный, от руководства, ключи от новенького Mitsubishi Pajero — покатил дальше по делам. Но и само присутствие на свадьбе Иноятова, пусть и минутное стоило того — специально для этого сочетались не в Самарканде, куда Иноятов бы не поехал — а в Ташкенте, в одной из центральных мечетей. После обряда, одарив муллу — вернулись обратно…

Поскольку Рахимов был едва ли не главным в области по узбекчилику, если не считать начальника областного СНБ генерала Ойбека Кесенова и местного хокима[88] Ташмирзы Какаева — на свадьбу приехали все местные баи и представители власти, а тот кто не смог приехать — прислал не один подарок, а два, второй — чаще всего пухлый конверт с деньгами, в качестве извинения. Но большинство — приехали. Первым конечно же стоит отметить Солтана Мурадова, заплывшего жиром бая, представителя Узпахтасоноат[89] в Самарканде и области. Хлопок в Узбекистане был в чести и почете, он, да газ были единственным предметом экспорта и поэтому Мурадов был наверное даже богаче чем Какаев, хотя ему много приходилось отдавать наверх, кушать-то все хотят. В отличие от всех остальных, Мурадов не бросал украдкой жадные взгляды на висящих в полутьме на ветвях, мерзнущих, но стоически переносящих все это обнаженных девочек-школьниц, его они просто не интересовали. Вся область знала, что Мурадов предпочитает маленьких, не старше двенадцати-тринадцати лет бачат, которых забирает из крестьянских семей, и что в его доме у него целый их гарем.

Что поделаешь, у каждого свои вкусы, и не один он такой в Узбекистане.

Следом за ним сидел Какаев, уже готовый — учился в молодости в комсомольской школе, и оттуда вернулся большим любителем водки, а следом за ним сидел Ахмед Берзенов. Этот персонаж был поинтереснее — один из местных баев, у него в собственности было три бывших колхоза, вместе с их работниками, которые теперь превратились в рабов — но помимо этого он занимался кое-чем еще. Половина Узбекистана знала: если человек тебе должен и отдал за долг своего сына или дочь — свези их к Берзенову и ты получишь за них свои деньги. Берзенов скупал молодых и здоровых рабов, без разницы какого пола и куда-то отправлял их. Дело это было темное, и он предпочитал ни с кем по этому поводу не объясняться — зато отстегивал увеличенную вдвое дань и Какаеву и Кесенову и самому Рахимову и Ахатову, начальнику областного УВД, и никогда не стонал, что дань непомерна и не пытался увильнуть от ее уплаты — просто платил и все. Судя по подарку, им преподнесенному — новенький Mercedes G500 — он тоже в этой жизни не бедствовал.

Дальше сидел и Рамза Ахатов, начальник местного УВД и враг Рахимова, низенький, жилистый, в черных очках и с усами, кончики которых воинственно задирались вверх. Ахатов был врагом Рахимова хотя бы потому, что сам Рахимов начинал свою службу на трассе ГАИшником еще в советские времена, и очень не хотел об этом вспоминать, а Ахатов знал это и постоянно напоминал. Милиция имела такой солидный источник денежных поступлений как дороги и стоящие на них дорожные полицейские — и тем не менее Ахатов от жадности не упускал ни единой возможности заработать, то и дело норовя залезть своей ложкой в миску КНБ. Рахимов даже попытался сместить Ахатова, заставил одного из задержанных молодых дехкан написать в своих показаниях, что Ахатов тайный сторонник Хизб-ут-тахрир[90] и у него в доме висит портрет Тахира Юлдашева, и он говорил, что как-только будет сигнал — он сам перейдет вместе со всем УВД на сторону исламистов. Это было самое страшное, что только можно было себе представить в современном Узбекистане, за такое люди умирали под пытками в застенках СНБ- но посланная в Ташкент "телега" обернулась тем, что ему вызвал его непосредственный начальник и вылил на него ушат дерьма, обозвав напоследок джалябом[91]. Короче говоря — сто восьмой номер[92].