Александр Афанасьев - Силовой вариант ч. 1(СИ) Страница 53

Русский смотрел с недоверием, но теперь в его взгляде было и любопытство.

— Я кое-что расскажу про твою страну, Макс. Кое-что, о чем ты даже и не задумывался, хотя подсознательно всегда понимал это. Ваша страна и ваши люди, не так плохи, как обычно про них говорят. Вы честны, или, по крайней мере, пытаетесь быть такими. Вам не откажешь в уме. Вы трудолюбивы и упорны в труде — а упорство в труде есть ключ к процветанию, верный путь наверх. Но есть одно маленькое «но», которое обесценивает очень многое. Я говорю про бунтарей, Макс. Про таких, как ты и я. Америка — это страна для бунтарей. Бунтарь здесь, если он считает нужным — говорит обществу «да пошли вы все» и идет своей дорогой. Если он не ошибается — то закончит свои дни в глубокой старости богатым и уважаемым человеком, его будут считать провидцем и осыплют деньгами и почестями. А для вас — самое главное это мнение большинства. И если бунтарь говорит — да пошли вы все! — то на него накидываются всей стаей. И затаптывают. Затаптывают знаешь почему, Макс? Потому что для них, для стаи — важно всегда единство. Единство и согласие, оно важнее правоты. И большинство. Стая всегда права, Макс! Их больше — поэтому они правы, хотя бы потому, что их всегда больше. И стая боится — что правым окажется одиночка. Как часто и случается. Ну, что скажешь, парень…

Русский смотрел на американского разведчика, во все глаза смотрящего на него. И американец — с удивлением увидел, как в глазах русского стремительно скапливаются слезы…

— Ну, ну… — американец достал платок, протянул ему русского — какого черта, будь мужиком. Ты сделал правильный выбор, парень. Совершил поступок, которым можно гордиться. Сказал — да пошли вы все! — и перешел на другую сторону. Ты правильно поступил, парень, намного правильнее, чем те, кто до сих пор тянут лямку.

Русский смотрел в стол, закрыл лицо руками с платком. Корти ждал.

— Какого черта вам от меня нужно?

— Сейчас скажу. Что ты думаешь о моджахедах?

Русский не ответил.

— Тогда я скажу тебе, что я о них думаю. Моджахеды — это траханные ублюдки, скопище злобных крыс, которых бросили в одну банку. Им все равно, кого жрать — вас, самих себя… — Корти сделал паузу — даже нас, парень. Мы не дураки и давно уже поняли, что мы для них — следующие. Если кто-то из нас не понял, и до сих пор живет в розовых очках — это его проблема, но вот я — понял. Они ненавидят нас не меньше, чем вас, потому что мы живем в домах, а не в пещерах, смотрим телевизор и трахаем своих жен, а не ослов, мулов и маленьких мальчиков. Они — все равно, что скоты. Вот что я думаю об этих ублюдках, Макс.

Русский выпучил глаза.

— Зачем же…

— Зачем мы им помогаем? По определенным причинам. Враг моего врага — мой друг, хотя бы временно. На твоем месте я бы не относился к тому, что происходить в Афганистане достаточно серьезно. Это не более, чем шахматная доска.

— Шахматная доска?

— Да, точно, шахматная доска. Мы играем черными — моджахедами, а вы — белыми, то есть афганскими коммунистами. Или наоборот… цвет фигур тут значения не имеет. Важно лишь то, что мы гроссмейстеры, а они — деревянные фигурки на доске. И если у вашего правительства хватает ума делать фигурками вас… тут я ничем не могу помочь.

Корти заметил, что русский снова закрывается.

— Я хочу, чтобы ты помогал мне. Сейчас и в будущем. Мне нужен именно такой человек, как я сам. Как ты.

— Что вам нужно?

— Для начала, чтобы ты ответил — да, согласен. Потом — чтобы ты подписал контракт.

— Контракт?

— Да, контракт. У нас, знаешь ли, принято платить людям деньги за работу. Если ты хорошо сделал работу — ты получишь большие деньги. Ты даже сможешь послать любого из нас — но только если сделаешь работу.

— Работу? В Афганистане?

— А сам как думаешь?

Русский вздохнул.

— Да и дураку понятно.

— Игра, Макс. Не более, чем игра. Но эта игра сделает тебя богатым. Если ЦРУ поимеет тебя и выбросит на помойку — то с армией это не пройдет, мы заботимся о своих людях. Знаешь, какие деньги положены тем, кто сражается за Америку? Деньги, почет уважение. После того, как ты выслужишь срок — тебе будет полагаться пенсия. Купишь машину, квартиру.

— Если не убьют.

— А разве без этого была бы игра?

Русский молчал.

— Решения в игре принимать надо быстро, — Корти решил сорвать дозревший плод — итак?

— Да…

— Вот и хорошо…

Вторым — американец решил обработать Ахмедова. И едва его привели — сразу понял, что сделал ошибку. Его надо было работать первым или последним. Или — попросить, чтобы заменили.

Он знал такой тип людей. Встречал в Латинской Америке. Крепкие как перекаленная сталь. Если ударить — ломаются, но надо знать, куда именно бить. Опасны своей непредсказуемостью, неуправляемостью. Его «да» сейчас ничего не будет значить, если его не подцепить на крючок.

— Ты хочешь воевать против русских?

— Да.

Так и есть…

Корти снял очки. Когда он взялся колоть русских — он привез с собой очки с обычными, нормальными стеклами. Старая уловка… вертишь очки в руках, надеваешь их, кладешь на стол, стучишь дужкой по столу. Выигрываешь время, отвлекаешь внимание — людей почему-то очень привлекают манипуляции руками, совершаемые другими людьми.

— Давай, немного поговорим. Ты русский?

— Нет!

Холерик, не умеет сдерживаться. Плохо.

— Как ты попал в русскую армию?

— Меня призвали.

— Где ты родился?

— Казахстан. Это такое место на юге. Далеко от гор.

— И там тебя призвали?

— Да.

Медленнее…

— Поговорим о твоем детстве…

— Зачем?

— Затем, что это нужно!

Чеченец не ожидал такого. Корти понял, что тот, кто работал с ним прежде — облажал всю ситуацию. Ему надо было отчитаться о перевербовке — и он отчитался. Хотя — то что он ненавидит русских, еще не значит, что он будет выполнять приказы.

— Расскажи мне о том месте, где ты родился? Ты ходил в школу?

Чеченец принялся рассказывать. Перед глазами американского подполковника — вставала степь, где летом летит пыль, а зимой поземка, какие-то шахты, нищие, продуваемые жестоким ветром поля И народ, выброшенный в чистое поле по приказу русского диктатора Сталина. Народ гордый, жесткий, не приемлющий подчинения.

— Твой отец жив?

— Да.

— Как он воспримет то, что ты перешел на нашу сторону?

Чеченец — вдруг замкнулся и ничего не ответил. Было видно, что удар достиг цели.

— Его могли арестовать.

— Нет…

— Ты выступал по пакистанскому радио. Призывал предавать.

Чеченец — ожег американца злым взглядом.

— Зачем так говоришь?

— Затем, что я могу тебе помочь. Ты хочешь — чтобы твоя семья была здесь?

Чеченец задумался. Потом выдал неожиданное, совершенно детское.

— Не знаю…

— Америка — дом для разных людей. Русские — это расисты. Они скрывают это — но это так. В их доме — есть место только для русских, остальных они не считают за людей…

Корти по выражению лица чеченца почувствовал — не в масть. Сменил тему.

— Ты знаешь о задании?

— Нет. Ничего не говорили.

— Ты сможешь воевать против русских. В Афганистане. Но должен будешь выполнять наши приказы.

— Что надо будет делать?

— Найти кое-кого. Что ты скажешь о других людях? О русском десантнике, например.

Взгляд был красноречивее любого словесного ответа. Корти чуть наклонился вперед для большей доверительности.

— Я тоже им не доверяю.

Чуть пониженный тон, доверительный взгляд…

— Да?

— Точно. Я думаю, кто-то из них может работать на КГБ. Ты знаешь, что такое КГБ?

— Знаю. Отец говорил, это они лишили нас родины. Родной земли, родного дома. Выбросили нас в поле умирать.

— Кто это может быть, как думаешь?

— Кто-то из русских. Этот… десантник.

Корти тяжело вздохнул.

— Если бы все было так просто. Обычно — предателем бывает как раз тот, на кого и не подумаешь. Кому доверяешь как себе самому, вот в чем дело. Ты не думал о других?

Чеченец настороженно посмотрел на него.

— Речь не о тебе. Ты перешел к нам по идейным соображениям, к тебе вопросов нет. А вот они — боятся расплаты за свои преступления. Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кто будет присматривать за всеми остальными. Понимаешь?

Чеченец понимающе осклабился. И этот — идейный… называется. Стучать на своих.

— Понял…

— По этой простой причине я не могу сделать тебя главным в группе. Главным в группе будет Буза — надо показать ему, что мы ему доверяем. А ты будешь присматривать за ним.

— Да понял я…

— И за другими тоже. И как только ты что-то увидишь — ты скажешь мне…

— Этот десант… он ненадежный человек! Ненадежный… шайтан!