Александр Мазин - Цена Империи Страница 56

— Он недавно стал кентурионом. Он — варвар.

— Ну допустим. — Сомнения в голосе легионера не убавилось. — кентурион-гастат, говоришь? Какой когорты?

— Второй.

— М-м-м… может быть. Слыхал, она понесла большие потери в прошлом году. Но как ты тут оказалась, если у тебя муж — кентурион?

— А я — из Боспора, эллинка. — Анастасия попыталась соединить разорванные Шишкой края туники. — Меня здесь не знают. И его — тоже. Я сняла комнату в гостинице и пошла в термы. По дороге меня схватили, отняли у меня деньги и бросили сюда.

К легионеру подошел второй стражник, в обычной форме.

— Врет! — заявил он. — Ее по личному приказу эдила взяли. Враки про мужа-кентуриона я уже слыхал.

Легионер еще раз посмотрел на Анастасию: видно было, что она ему нравится.

— А что — правда? — спросил он у своего напарника.

— А правда то, что она нашему старшему чуть тестикулы не оторвала! — засмеялся тюремщик. — Вот он ее к этим и сунул. Для науки.

— Мой муж — кентурион! — твердо произнесла Анастасия, хотя сердце ее сжималось от страха.

— Ну не знаю… — проворчал легионер. — Пусть эдил с тобой разбирается. Но ты пока не бойся. Они, — жест в сторону забившихся в угол оборванцев, — тебя больше не тронут. Или я их лично оскоплю. Вот этим самым! — Он похлопал по рукояти гладия. — Слышали меня? — Он повысил голос.

— Слышали, — буркнул из своего угла Шишка. И желтобородый тоже что-то пробормотал.

— Вот так вот, — удовлетворенно изрек легионер и хлопнул своего напарника по плечу: — Пошли доиграем. Мой ход, не забыл?

— Ну сучка, — тут же злобно прошипел желтобородый. — Теперь — все. Как только этого сменят, мы тебя…

— Погоди! — крикнула вслед легионеру Анастасия. — Погоди, воин! Моего мужа ты можешь не знать, но может знаешь его командира — кентуриона Геннадия? Он — тоже из варваров! Его еще Черепом зовут!

Легионер, уже шагнувший через порог караулки, быстро обернулся.

— Ну-ка повтори! — произнес он. — Кто его командир?

— Кентурион Геннадий Павел. По прозвищу Череп. — И добавила на всякий случай: — Они с моим мужем родичи.

— Эй, Хрис! — крикнул его напарник. — Хватит всякую болтовню слушать. Ты играешь или нет?

Но легионер окрик проигнорировал.

— Черепа я знаю, — сказал воин. — Значит, он теперь — в одиннадцатом?

— Да. Принцепс.

— Славно! — Легионер явно обрадовался. — Мы все знали, что Череп далеко пойдет! Ну ежели твой муж у Черепа кентурион, так это другое дело! Эй, мешалка, давай сюда ключи!

— Да ты никак спятил? — изумился второй тюремщик, выглянувший из дверей. — Ничего я тебе не дам!

— Да ну? — Тон легионера мгновенно изменился, в нем отчетливо звякнула сталь. — Неужто не дашь? Ну-ка, ну-ка…

— Хрис, ты чего… — Тюремщик, похоже, испугался. — Ты чего это…

— Ключи! — Легионер перебросил копье в левую руку, а правую протянул напарнику. — Живо! Где это видано, чтобы жена кентуриона вместе с ворьем ночевала! Ключи! Ну!

Тюремщик с большой неохотой отстегнул от пояса ключи и протянул легионеру.

— Перед старшим сам оправдываться будешь, — буркнул он.

— Оправдаюсь, можешь не сомневаться!

Лязгнул отпираемый замок, гнусно заскрипело железо.

— Выходи, женщина. До утра с нами посидишь. Не против?

— Ну ты и дурень, Хрис, — пробубнил второй тюремщик.

— Не нравится — проваливай во двор! — бросил легионер.

— Я? Во двор?..

На физиономии тюремщика выразилось мгновенное озарение.

— А-а-а, Хрис! Ах ты…

— Бери ключи и заткнись! — рявкнул легионер.

— Думает, я тебя вывел, чтобы помиловаться, — сказал воин Анастасии, когда его напарник ушел.

— Он ошибается? — осторожно спросила женщина.

— Сдается мне, ты сейчас более Морфею склонна послужить, чем Венере, — сказал легионер. — Мульсуму хочешь?

— Хочу. Но сначала… мне бы нужду справить. А то при этих… — Анастасия кивнула в сторону коридора.

— Понимаю. Это во дворе, увидишь. Иди, а я пока на стол соберу…

Ночь была темная, беззвездная. Тускло светились окошки караулки и будочки у ворот. Слышно было, как в будочке недовольно бубнит изгнанный Хрисом тюремщик. Стены у тюремного двора высокие, а вот ворота — железные, с поперечинами. Анастасия их хорошо рассмотрела, когда ее сюда привели. Перелезть через ворота (ленивые стражники ее не услышат) — и темнота города спрячет ее. Останется только найти своих, христиан… братья не выдадут, укроют…

Анастасия вздохнула. Нет, она так не поступит. Ради поверившего ей Хриса. Ради Алексия, которого могут призвать к ответу вместо нее. Нет, Анастасия знала, на что шла, когда писала лживые письма легату. Просто она надеялась, что ее простили. Амнистировали вместе с мужем и остальными варварами. Она ошиблась, и теперь придется отвечать.

Анастасия еще раз вздохнула и открыла дверь в караулку…

— …А я вместе с Черепом в тюрьме сидел, — рассказывал Хрис. — Его латиклавий заточил — за подстрекательство к бунту, а я кентуриона своего ударил. Только это все вранье было.

— Про кентуриона? — спросила Анастасия.

— Нет, про кентуриона — правда. Врезал я ему по морде, это верно. Про бунт — вранье. Вот Черепа на другой день и выпустили. А меня — еще через день. Это, мне сказали, Череп постарался. Денег дал моему пилу[43] и попросил, чтобы перевели меня. Выручил меня Череп. А не то плохо бы мне пришлось. Так что я теперь не в легионе служу, а здесь, в гарнизонных. Жалованье, конечно, меньше, но жить можно.

— А я думала: ты легионер… — сказала Анастасия. От сытости и вина ее неудержимо клонило в сон. Глаза сами слипались.

— Нет. Только форма старая осталась. Хорошая форма…

Глава седьмая

Алексей Коршунов, кентурион-гастат XI легиона

Месяц с хвостиком армейской муштры не доставили большого удовольствия бойцам Коршуновской кентурии. При том что Гай Ингенс, который лично занимался подготовкой обоих кентурий, не особо и гонял новобранцев: делал скидку на то, что половина германцев еще не восстановились от ранений, а десятка полтора только-только покинули лазарет. В числе последних был и Ахвизра, который пока не мог занять место в строю, но едва силы позволили, непременно присутствовал на всех занятиях и смотрел очень внимательно. Вообще после ранения лучший друг Агилмунда здорово изменился. Все они, недавние пленники римлян, побывали между жизнью и смертью, но Ахвизра задержался в «промежутке» несколько дольше остальных. Наверное, поэтому он стал смотреть на жизнь значительно серьезнее. А может, время пришло — сменить молодую бесшабашность на традиционную готскую рассудительность.

— Теперь я понимаю, почему ромляне нас бьют, — сказал он как-то Коршунову, когда они вчетвером: сам Коршунов, Ахвизра, Агилмунд и Сигисбарн — сидели у Коршуновской кентурионовской палатки. — Они — как муравьи. Каждый занимается своим делом: кто-то строит, кто-то охотится, кто-то дом защищает. А понадобится — охотник превратится в солдата, а солдат — в строителя.

— А разве у вас — не так? — Алексей был уверен, что именно у варваров каждый человек одновременно и воин, и землепашец, а в империи как раз наоборот.

Ахвизра покачал головой:

— У них нет разницы между войной и строительством. Они и воюют, как свои дороги строят. Кто камни тащит, кто землю копает, кто плитки подгоняет. И только главный знает, как все вместе делать надо. Их главный большую мудрость накопить должен. Зато таких главных немного надо, а землю копать научиться просто. У нас же каждый может сам дорогу проложить, да что толку. Все равно римская дорога намного лучше получается. Потому римский порядок сильнее нашего, и бьют они нас.

— Мы их тоже били, — заметил Коршунов.

— Это потому, что ты, Аласейа, нас на римский лад перестроить пытался, — сказал Ахвизра. — Я это теперь понимаю, а раньше не понимал. Первый раз задумался, когда по твоему слову Диникея убил, а сейчас понял.

— Прав Ахвизра, — поддержал друга Агилмунд. — Римский закон сильнее нашего. Одно плохо: от вождя слишком много зависит. Хороший вождь — хорошая дорога будет. Плохой — плохая. А сами они вождя выбрать не могут, потому что не знают, каким должен быть вождь. А у нас любой знает.

— А Гай Ингенс — хороший вождь? — спросил Сигисбарн. — Он меня два раза палкой ударил. Хорошо ли — когда воина палкой бьют? Многим нашим это не нравится.

— Агилмунд, когда тебя учил, тоже палкой охаживал, — напомнил Коршунов. — Или у Агилмунда рука легче?

— Потяжелее, конечно (Ахвизра засмеялся), да Агилмунд — брат мне старший. Ему можно.