Дмитрий Бондарь - Ничего личного Страница 56

Я не стал рассказывать о совсем уже откровенной уголовщине в виде незаконных действий реестродержателей, подкупов директоров, проведения неполномочных акционерных собраний, хотя, если бы понадобилось — можно было сделать и такое.

С «сенатором Тимом» после этого мы быстро договорились о согласованных действиях, и уже через неделю он обещал инициировать налоговую проверку последних отчетов Pennzoil и «Тексако». Затем должны были начаться нападки в прессе на качество их масел и топлива, на экологические проблемы, а за мной на этом этапе была атака на бумаги этих компаний. Pennzoil должно было стать просто не до новых приобретений. В итоге она должна была начать сама мечтать об избавлении от проблемного актива — «Тексако», и продать бедовую компанию первому, кто предложит за нее хоть какую-то цену.

К тому же младший из гостей оказался большим чином из министерства энергетики, занимавшим в недавнем прошлом одно из самых высоких кресел в правлении «Тексако». Он клятвенно обещал мне поддержку наемного менеджмента компании в обмен на небольшую долю ее активов в будущем. И я согласился. Потому что уже не хотел ждать полтора десятка лет, пока эта компания сама свалится мне в ладони. Да и трагедия на нефтяной платформе Piper Alpha в Северном море, принадлежащей Occidental Petroleum, должна была случиться через пару месяцев. Достаточно Арман Хаммер — лучший друг советских вождей от Ленина до Брежнева — побыл «благодетелем» для моей страны, пора отдавать то, что скопил на своем «бескорыстном служении». А нам пара нефтяных компаний — большая «Тексако» и «маленькая» ОР будут очень кстати уже в этом году.

Бригли, кажется, радовался событию больше меня самого! Еще бы — накормить сенатора собственноручно выловленной щукой удается не каждому американцу, пусть даже имеющему некоторые знакомства в Вашингтоне, округ Колумбия.

Снайл тоже лучился добродушием. Он оказался старинным фанатиком рыбной ловли: спиннинг, нахлыст, еще какие-то мудреные способы — для Тома не было тайн в охоте на рыбу. Собрав с Фрэнком, Вязовски и помощником сенатора мистером Маршаллом все снасти, они заплывали на арендованной лодке куда-то на середину озера и возвращались к обеду с десятком щучьих хвостов, не считая всякой мелочи.

В общем, два дня прошли успешно для всех, и расстались мы с гостями с самыми теплым чувством и горячими надеждами.

Вся неделя прошла в телефонных согласованиях, бесконечных уточнениях и разъяснениях, поэтому, когда заявился Захар, я не особенно обратил внимание на его довольную физиономию. Шел как раз тяжелый разговор с Кевином Менгером, который после разговора с Ландри хотел и из моих уст услышать подтверждение необходимости газетных нападок на нефтяные компании. Этот дотошный немец мог вывести из равновесия даже деревянную скамью — он не желал публиковать неподтвержденные документами сведения, и я временами готов был послать журналиста в дальний поход по местам боевой славы Казановы и Дона Жуана.

— Тяжела жизнь американского миллиардера? — невинно улыбаясь, спросил Майцев, когда я закончил утомительный диалог. — То ли еще будет!

— Привет, Зак, очень рад тебя видеть, — я шагнул ему навстречу и только сейчас разглядел его новый образ.

А метаморфозы произошли удивительные: костюм светлой шерсти тысячи за три долларов, ладный, словно журнальная картинка; запонки, блеснувшие мелкой россыпью «камушков»; бриллиантовая заколка в шелковом галстуке; туфли, которые моя мама непременно поставила бы на телевизор, как главное украшение дома; перстень на левой руке, тоже с камешками, Уж на что Снайл и Ландри любили «выглядеть», но рядом с Майцевым они бы сейчас показались бы пугалами, обряженными в дедушкины ремки.

— Зак, что это с тобой? — я не рискнул обнять столь разряженного господина и стоял перед ним как дурак, разведя руки в стороны. — Собрался отбить леди Диану у Чарли?

— Здорово, ага? — Майцев невозмутимо стряхнул с рукава пылинку. — Это я в Сити такое подцепил. Как болезнь. Теперь если не такой, то прям с души воротит. В зеркало противно смотреть.

— Думаю, если какой-нибудь «хайджекер» (угонщик) сейчас бы тебя увидел, он даже не стал бы требовать у тебя ключи от машины. Того, что сейчас на тебе надето, иному хватит на полжизни.

— Шестьдесят пять тысяч долларов, включая ручку с вечным золотым пером от Tibaldi, — рассмеялся Захар. — Впрочем, ручку мне подарили. Не завидуй. Это просто спецодежда, вроде гимнастерки. Для идентификации свой — чужой.

— Хорошее дело, — одобрил я такую «спецовку» и пощупал рукав, — что сказали девчонки, когда ты входил сюда?

Захар достал из бара бутылку, плеснул в стакан, и только взяв его в руки, ответил:

— Кажется, они до сих пор держат глаза обеими ладошками — чтоб не выпали. — Он отхлебнул. — Ничего вразумительного не сказали. Молчат. Как вы тут?

Он снял пиджак, ловко повесил его на спинку стула и плюхнулся в кресло:

— Рассказывай!

Мой доклад занял полчаса, я успел рассказать все: и про сенатора, и про журналистов, про «Тексако» и Софи.

— Жалко девчонку, — прокомментировал Майцев. — Может быть, зря мы так с Донованом и Блэком? Они ведь не были ничьими агентами.

— Если бы не мы их сейчас, они бы нас через пару лет. Триста миллиардов — слишком великое искушение, чтобы делить его с двумя молодыми щенками. Они бы не устояли. Все к тому шло. А были агентами, не были — неважно, главное, чтобы кроме нас с тобой никто не знал правды. И тогда подвернулся самый удобный момент. Позднее стало бы не в пример сложнее. Вязовски и остальные в это поверили — и уже хорошо. Мы не должны выглядеть в их глазах кончеными отморозками.

— Кем? — не понял Захар.

— Отморозками. Слэнг, понимаешь? Люди без головы.

— А, да, — он согласно кивнул, — не должны. И все-таки как-то неправильно это все. Еще и девчонка эта. Я вот не люблю, когда такие девчонки оказываются ответственными за то, чего не делали. Так и спиться недолго.

— Это мой грех, Зак, — ответил я. — Не твой.

— Какая разница, чей? — спросил Майцев. — По факту мы с тобой и есть отморозки.

— Не начинай. Зря я тебе это рассказал.

— Нет, не зря. Теперь, если что-то похожее будет, я просто стану готовиться тщательнее, чтобы исключить случайности. Я с тобой, Сардж, и ни на минуту не сомневаюсь, что все, что ты делаешь — нужно и правильно.

— Ну и хорошо, — я тоже плеснул себе чуть-чуть виски и бросил пару кубиков льда. — Что у тебя?

— Карнаух в деле, — Майцев чокнулся своим стаканом о мой. — Павлов каким-то образом подключил к созданию карнауховской конторы Международный инвестиционный банк. Его участие в капитале нашего лондонского Gold Investment Found, через который будет работать Юрий Юрьевич, составит четверть из ста миллионов, четверть — наша, и оставшаяся половина — сторонние инвесторы. А кредитоваться он станет немного в том же МИБ и по большей части у нас.

— Зачем этот банк?

Международный инвестиционный банк был учрежден странами СЭВ в начале семидесятых как аналог МВФ в рамках социалистической системы. Полезное начинание, но мы не обговаривали раньше его участие.

— Это сам Юрий Юрьевич предложил. Под имя Карнауха многие джентльмены готовы дать деньги, но все они думают, что он все еще в системе СССР, и никакие доводы не способны их в этом разубедить. Попытайся мы это сделать, они бы начали детальное расследование всех запутанных акционерных отношений и вышли бы на наши трасты. А теперь первая же проверка покажет участие коммунистического банка, и все всем станет понятно: Карнаух опять на рынке, работает от комми, и ему можно доверить свои капиталы. Логично?

— Что-то в том есть, — согласился я. — В то, что он сам по себе, я на их месте не поверил бы никогда. А с прибылью что?

— Ну, как я понял, он нам нужен больше как инструмент манипуляции рынком? Поэтому какая-то прибыль пойдет и через него, но основное все же осядет в наших трастах. Чем больше снежный ком, тем больше к нему прилипает, так ведь? Пусть несут свои деньги Карнауху, пользоваться ими будем мы. Австрияки уже его навестили, люди в Сити забегали, звонили немцы и почему-то еще из Сингапура — я не вникал в подробности. Да и зачем? Какая разница, у кого отбирать деньги?

— Господи, что за циничного дельца я взрастил!

— Поздно причитать. Что выросло, то выросло, — довольно ухмыльнулся Захар. — В общем, часть денег будет оседать на счетах МИБ, а потом выводиться в Союз — на закупку всякой фигни вроде станков, которые заржавеют, даже не доехав до заводов.

— Жалко.

— Крохи, забудь. Нормальная плата за спокойствие. Но это еще не все.

— Что еще? — его инициативы начинали меня пугать, они становились непредсказуемыми.

— Нам уже по двадцать пять. — Он замолчал. — А тебе скоро вообще двадцать шесть.

— О да, закат жизни, пора подумать о пенсии.