Валерий Елманов - Красные курганы Страница 57

– А чуть-чуть оттянуть с этим делом никак нельзя? – уточнил он, когда Константин закончил говорить.

– Очень рискованно. Мне наш митрополит, когда прикатил оттуда, толком ничего не рассказал, но с ним приехал грек Филидор, который прибился к нему еще в Константинополе. Ушлый парень. Вот он-то мне весь расклад и объяснил. Ситуация в их синоде сейчас непростая. Некоторые ратуют за унию с Римом, а это…

– Догадываюсь, – кивнул Вячеслав. – А почему Ватацис так уверен в том, что выберут именно Германа?

– Он – второе лицо после патриарха. Кого же еще-то, если не его? А кроме того, его поддерживает императрица Мария, а значит, император Феодор. Кстати, сам Герман за унию не так чтобы и сильно ратует, с радостью бы отказался, но вот доходы с Руси… Он же не дурак, чтобы в такое время от них добровольно отказываться.

– А император тут при чем? Патриарха же синод выбирает.

– Синод выбирает только кандидатов, – пояснил Константин. – Кажется, трех, хотя, может, и больше. Потом их имена пишут на бумажках и кидают в особый сосуд. А дальше – жребий. Кого вытянут, тот и патриарх.

– Класс! – восхитился Вячеслав. – Патриархом становится счастливый обладатель джек пота. Вот это я понимаю. На кого шарик средневековой рулетки выпадет, тому и деньжонки в церковном казино отстегнут. Ай да попы! Слушай, но при чем тогда император, если все решает жребий?

– Он во время избрания председательствует в синоде. И получается как-то так, что вытаскивают обычно бумажку с тем именем, которое угодно именно ему.

– Обычно? Значит, не всегда, – поучительно заметил воевода.

– Верно, – согласился Константин. – Бывают и исключения. Но, во-первых, они очень редки, а во-вторых, тот, чье имя вытащили из сосуда вопреки желанию императора, долго на своей должности не засиживается. Например, Исаак Ангел – правил такой лет двадцать или тридцать назад – просто низлагал их и отправлял в заточение.

– Их?

– Ну да. Он так то ли с двумя, то ли с тремя патриархами расправился. Точно не помню их количество, да это и несущественно. Тут другое важно. Если Феодор хочет Германа, будет Герман.[122] И владыку Мефодия – уж ты мне поверь – он к нам на Русь ни за что не назначит…

– Значит, ты хочешь сработать на упреждение, – задумчиво протянул Вячеслав.

– Правильно. Ты берешь Константинополь и ставишь императору одно-единственное, но очень жесткое условие: вначале в город входит патриарх Герман, который тут же возводит в патриарший сан владыку Мефодия, после чего они оба торжественно встречают императора Никеи, который снова становится обладателем Царьграда, возродив Византийскую империю.

– А я?

– Ты до последнего контролируешь ситуацию с посвящением в сан нашего Мефодия и по возможности все время держишь возле него надежных людей. Особенно во время совместных трапез с патриархом Германом.

– Ты что, всерьез считаешь, будто он может…

– Когда на кону стоят такие деньги, то произойти может все, – мрачно заметил Константин. – Тебе рассказать, как ставленник константинопольского патриарха и мой тезка Константин II, который на Руси митрополитом стал, расправился со своим конкурентом Феодорцом?

– Ну, в монастырь сослал, наверное, а там голодом уморил или как-нибудь еще, – неуверенно предположил Вячеслав.

– Дудки. Он его казнить приказал. И не просто казнить. По его повелению Феодору отрезали язык и правую руку, выкололи глаза, а уж потом отсекли голову.[123]

– Крут твой тезка был, – присвистнул Вячеслав. – Он случайно курсы обучения у Ивана Грозного не проходил?

– Ты опять все перепутал, – вздохнул князь. – Не родился еще Иван Васильевич. Кстати, может, он еще потому и зверствовал, что по национальности русским был лишь на четверть?

– Не понял! – удивился воевода. – Ну, Романовы – это да. В том же Коле Втором, как ты говорил, и сотой части русской крови не было, потому что они все время на немках женились, но то Романовы, а это же исконный Рюрикович.

– В нем текла и гнилая кровь византийских императоров, потому что его бабка Софья Фоминишна – родная племянница последнего правителя Константинополя. А еще половина крови, литовская, передалась ему от мамочки Елены Глинской. Впрочем, это все неважно, – тут же отмахнулся Константин. – Вон Владимир Мономах тоже наполовину англичанин по матери Гиде, и ничего.

– Точно, – подтвердил Вячеслав. – Лишь бы человек хороший. Вон Пушкин наш, тот и вовсе где-то там негр, ну так и что.

– Лучше негр, чем византиец, – хмуро заметил князь. – Словом, я тебе это к чему говорю-то. Чтоб ты имел в виду: в Константинополе не только императоры друг у дружки глаза выкалывают и прочей резней занимаются. Патриархи этим тоже не брезгуют. Реже, конечно, но случается. Так что вот – возьми.

Константин стянул с пальца перстень, подаренный ему в свое время возле Ока Марены одним из «мертвых» волхвов,[124] и протянул другу.

– Для чего? – не понял тот.

– Он яды распознает. Помнишь, Миньку под Ряжском стрелой ранило?

– Еще бы, – фыркнул Вячеслав. – Он же с тех пор, когда что-то вспоминает, никогда не упустит случая сказать, что это еще до его ранения было или, допустим, через три месяца после того, как его ранило. Забудешь тут.

– А помнишь, как я сразу кинулся яд высасывать? Как ты думаешь – кто мне это подсказал?

– Ну и кто?

– Перстенек. Посмотри, какого он цвета?

– Красного. Рубин, что ли?

– Я не знаю, что это за камень, – покачал головой Константин. – Но то, что не рубин, точно. Так вот, достаточно его окунуть в любой яд или просто коснуться отравы, как он сразу поменяет цвет на синий. Причем чем темнее станет, тем сильнее яд.

– Ну ничего себе ты индикатор раздобыл! – уважительно произнес воевода, принимая подарок и надевая его на средний палец правой руки.

Отведя руку в сторону, он немного полюбовался им.

– Красивый, чертяка. А не жалко?

– Не насовсем же, – улыбнулся князь. – Во временное пользование. Сейчас он тебе и митрополиту нужнее.

– А ты сам как же?

– У нас на Руси пока еще по-простому орудуют, преимущественно мечами, а против них иное нужно.

– Ну хорошо. С Царьградом все ясно. С перстнем тоже. А как с татарами быть?

– Да успеешь ты. Должен успеть, раз там пока тишина. Если у тебя все готово к захвату, то к осени, как я полагаю, ты должен вернуться назад. Получится, что царский венец мне вручат не князья, а сам патриарх. С их согласия, разумеется, которое они так опрометчиво дали прошлой зимой. Ты понимаешь, какая существенная разница?!

– Я пока понимаю только одно. Ты решил распылить силы прямо перед татарским нашествием. Сколько ты мне думаешь дать людей?

– Тысяч двадцать хватит? – неуверенно предложил Константин.

– Сдурел ты совсем с этим Константинополем, – угрюмо буркнул воевода. – Пять за глаза. Но не радуйся, возьму лучших. Тут не только в строю действовать нужно, но и чтоб каждый был индивидуально силен. Так что дружина твоя и Эйнар с его людьми со мной поедут. Сотню свою спецназовскую тоже целиком выгребу.

– Десяток хоть оставь для Риги, а то мало ли, – попросил Константин.

– Ладно, – махнул рукой Вячеслав и досадливо поморщился. – Вот только все планы и схемы у меня в Рязани остались, а я без них никуда.

– Гонцов пошлешь. Заодно они и деньжат прихватят у Зворыки. Тебе же все равно в Киеве задержаться придется, так что они успеют.

– Митрополита забрать недолго, – возразил Вячеслав.

– А товары прикупить? Забыл, как мы с тобой все обговаривали?

– Ах да. Это когда я тебя дергал, дергал и все-таки добился, чтоб ты со мной сел поработать над планом. Конечно, помню.

– Я что-то не понял, кто кого дергал? – уточнил князь.

– Да мы по очереди друг дружку тормошили. Ты, наверное, забыл совсем. То тебе некогда, то у меня дела. Хорошо, что я еще сумел найти свободное время для обоих.

Константин скептически посмотрел на друга. Тот в свою очередь глянул на него, придав лицу такое наивное и простодушное выражение, что упрекнуть его в чем-либо язык не поворачивался.

– Ну да, откопал, – согласился князь с улыбкой.

Предварительная разработка плана взятия Константинополя откладывалась трижды. Первый раз это произошло после того, как Вячеслав, по случаю начала сбора урожая, повелел распустить все полки по деревням, а сам вернулся в Рязань.

Разумеется, без застолья не обошлось. Было оно бурным и пьяным, причем затянулось далеко за полночь. У друзей еще не въелась в кровь средневековая привычка ложиться спать с петухами, то есть сразу после захода солнца.

Словом, на следующий день воевода опять приехал в княжеский терем. Медов у него и в своем хватало, но не пить же в одиночку, а слуг брать в собутыльники тоже не годилось – подрыв авторитета.

«Старые дрожжи» сработали четко. Уже после третьей чары Вячеслав порывался исполнить парочку песен, старательно, хотя и не совсем умело аккомпанируя себе на гуслях, которые выпросил в свое время у Стожара. А чего не попеть, когда за окном птички чирикают, а кругом все живы и здоровы.