Новик (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич Страница 57

Им даже в голову не могло прийти, что в тела Андрея с Марфой попали души других людей. Ну или если не души, то личности. Ибо подобное христианством попросту не допускалось и было за пределами возможного[1].

Да, технически христианство допускало одержимость. Но одержимость нечистыми силами – злыми духами. И имеющая определенные признаки. Здесь же этого не наблюдалось.

Что еще они могли подумать?

Ничего.

Они просто оказались в тупике.

Андрей же, дождавшись на подворье десятника завершения бюрократических процедур, отправился обратно – в Тулу. Да не один, а с тульской делегацией, которая привозила челобитную. Ждать, правда, пришлось довольно долго. Почти месяц. Но ожидание себя полностью оправдало.

Десятник, кстати, не остался в стороне от всех этих событий. Он внимательно слушал разговор царя с Андреем. И именно он передавал парню грамоты и Государя, а потому выводы свои сделал. И постарался наладить рабочий контакт с парнем, тем более, что у них и без того имелась определенная симпатия. Тем более, что и молодому тульскому помещику это было тоже на руку. Как-никак знакомства в Москве. К царю-то не побежишь по мелочам, а тут можно и на огонек заглянуть, и дела какие-то незначительные в масштабах царя порешать…

Грамот Андрей получил две. В первой говорилось о передаче ему в вотчину поместья и утверждалось право на личный штандарт малый. Считай баннер, если проводить с европейской традицией тех лет. Во второй «расположилась» «броня» от всяких финансовых поползновений любых местных властей по его душу. Броня такая, что и профессору Преображенскому не снилась. В ней указывалось, что Андрей отныне должен платить только один налог – лично царю – в размере трети приобретений, полученных торгом. А также проговаривался порядок осуществления этих самых платежей.

Парень очень сильно переживал из-за этих грамоток. Ведь как известно: «жалует царь, да не жалует псарь» и как там это все извратили бы – бог весть. Но тут, верно, Иоанн Васильевич проконтролировал. Вон и печать его есть - привешена и подпись наличествует. А в то, что он подписал что-то, не прочитав Андрей не верил. Не такое он производил впечатление. Во всяком случае до смерти своей первой жены с головой у него в целом все было нормально. Это потом, как отмечают исследователи, шарики у него поехали за ролики, и он начал блажить…

Так вот – грамотки эти открывали перед нашим героем очень интересные перспективы.

Прежде всего вотчина – это наследное личное владение, в отличие от поместья, выдаваемого только за службу и только на время службы. Во всяком случае в XVI веке. А значит все, что Андрей на территории вотчины поставит – все останется ему и его наследникам.

Хорошо? А то!

Сказка просто! Даром, что эта вотчина стоит на самом опасном направлении и в редкие годы не будет под ударами татар оказываться. Но даже в такой обстановке – поистине царский подарок, который открывал очень интересные перспективы.

Вторая же грамота позволяла вести свои дела, отмахиваясь тем, что все финансовые вопросы он решает лично с царем, а не с его слугами. То есть, любые мыта и иные сборы его обходили стороной.

Понятно, что сильно наглеть не стоило. Однако, если распоряжаться такой «бумажкой» с умом, то можно очень круто и мощно развернуться. Да и царю много денег принести. Ведь тот не от щедрости и человеколюбия запредельного такие «бумажки» нарисовал. Хоть на дворе и стоял XVI век, но Иван свет Васильевич прекрасно понимал, что для любой войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. И стремился всеми возможными способами наполнить казну, традиционно не богатую.

Впрочем, кроме двух грамот десятник доставил Андрею и подарки.

- Государь наш проверил твои слова о молоке и яйцах, - произнес тогда десятник. - Царица, сказывают, шуметь изволила. Сильно. Там много всего нехорошего всплыло…

Парень молча кивнул, он прекрасно знал о том, что в эти годы мышьяк с ртутью были не только основными ядами, но и популярными лекарственными средствами. Не говоря уже о косметике и прочих, окружающих в жизни вещах[2]…

Андрей посмотрел на коня, которого ему подарили. Ничего необычного на его взгляд. Просто конь, а не мерин. Боевой конь легкой породы. Но хорошо откормленный. И массой побольше, чем у его мерина. Килограмм в четыреста двадцать-четыреста тридцать. Да и мускулатура у него явно в лучшем тонусе. Сухой. Крепкий.

- Аргамак, - отметил с нескрываемым вожделением десятник. - Из царевой конюшни.

- Отличный конь! – присвистнул Андрей, прикинувший СКОЛЬКО стоил этот конь по местным меркам и СКОЛЬКО будет стоить его содержание. Его ведь на обычное сено не посадишь. Но, несмотря на совершенно «конский» ценник он даже и мысли не допустил о том, как бы от него избавиться. Ибо этот конь при должном кормлении открывал для него куда большие возможности, чем мерин. Тут и гормональный фон правильный, и тренировка, и природные данные.

- А то! Царь очень доволен тобой.

- Рад, что смог ему услужить.

Кроме коня, Иван Васильевич подарил ему добрый саадак османской работы, славный не столько качеством лука, сколько богатством украшения. Да саблю в красиво украшенных ножнах. А также псалтырь с часословом «для чтения богоугодного». От десятника же перепал кинжал.

Богато.

Очень богато.

Во всяком случае для простого поместного дворянина.

Так что, отправившись в обратный путь, Андрей гордо поднял свой небольшой штандарт-баннер[3], прикрепив его с копью. Голова белого волка в стилистике Старков размером примерно фут на фут, располагалась на красном поле. Что, вкупе с доспехами, оружием и прекрасным конем выделяло его в тульской делегации. Там ведь и воевода с ними шел. И кое-кто из старшин… и все они поглядывали на Андрея и думали о чем-то своем…

Сказать, что эти старшины злились и завидовали парню – ничего не сказать. Другой вопрос, что они боялись как-то открыто с ним связываться. И с нескрываемым страхом поглядывали на голову белого волка. В их представлении царь утвердил на службе своего собственного православного волколака. Но это совершенно не значилось, что они не думали о том, как прекратить эту гордую песню слишком быстро и высоко взлетевшего паренька…

[1] Для христианства характерна позиция – одно тело, одна душа, одна жизнь, одно воскресение. Причем воскресение телесное в том же самом теле, в котором жил.

[2] Немного поразмыслив, Андрей написал царю благодарственную грамотку, в которой кратко описал все основные моменты, которые знал о ходовых ядовитых металлах эпохи и их опасности. Не забыв и свинцовые белила, такие популярные у женщин. А знал он о таких вещах много. Намного больше любого местного, ибо готовился. Более того, его знания носили не ритуальный характер бессистемного запоминания, а имели упорядоченную и системную природу. Из-за чего изложение также было связно, логично и стройно.

[3] Андрей прихватил образец, изготовленный аппликацией его супругой с собой, но свернутым держал. Дабы, если царь пожелал бы с изображением ознакомиться, парень бы его продемонстрировал, так сказать «не отходя от кассы». А то, что он стал бы испрашивать право на личный баннер, он еще в своем поместье решил.

Эпилог

1553 год, 15 октября, вотчина Андрея на реке Шат

Андрей остановился на правом берегу реки Шат. У переправы.

Рядом на коне верхом находился Устинка, что путешествовал с ним в Москву. А также Кондрат, Федот и Аким, захваченные им из Тулы. Они решили зазимовать у парня в вотчине, воспользовавшись его приглашением. У них все равно поместья разорили. Поэтому ни жилья, ни крестьян не имелось. И жить им было не с чего и не где. А так – и кров, и корм, и дело. Так же рядом с ним находился еще один конный слуга десятника московской службы – Романа. Он должен был передать дежурившим в крепости московским поместным дворянам приказ о возвращении домой от своего господина.