Александр Мазин - Место для битвы Страница 58

– Да, господин,– почтительно ответил парс.– Ты видишь.

– Да,– важно подтвердил Духарев, которого очень развлекала эта игра.– А теперь займись тем, для чего тебя прислали.

– Чем именно, господин?

– Ты же назвался лекарем – вот и лечи. Или тебе свет нужен?

– Зачем? – удивился парс.– Чтобы читать тело, мудрому свет не обязателен. Это же не рукопись.

Парс взял Серегино запястье, подержал…

– Ты силен, варяг,– сказал он.– Княжий костоправ поил тебя маком, но ты оказался сильнее отвара. Сердце у тебя – как у лошади. Я скажу князю, что ты не брал его золота.

– Лучше не говори ничего,– возразил Сергей.– Как думаешь, он нас отпустит?

– Ты ведь и сам знаешь, господин.

– Да. Он неплохой человек, Игорь,– Серега вздохнул.– Если бы он меньше слушал нурманов…

– Не обманывай себя, господин. Князь слушает того, кого хочет. Он плохой правитель, и ты это знаешь. Ты был бы лучшим.

– Почему ты так считаешь?

– Ты готов положить жизнь за своих, а он – нет. Потому он вынужден идти, куда они хотят.

У вас ведь воины сами выбирают себе вождя. Если они узнают, каков он, то уйдут к другому.

– А деньги?

– Вот именно, господин. Деньги укрепляют верность, но верность за деньги не купишь. Он отпустит тебя и твоих друзей, господин. Ты прославил себя и один принес ему победу.

Я шепнул кое-кому из воинов, что печенеги убежали не потому, что ты победил, а потому, что победил ты. Завтра об этом будут говорить, и слава твоя вырастет. Видишь, я могу быть полезным, господин.

– Вижу,– согласился Духарев.– А теперь, можно, я немного посплю?

– Спи. Я побуду здесь до утра. Князь знает.

Глава 47,

в которой Духарев отказывается ехать с князем в Тмутаракань…

Войско стояло два дня. Ждали, пока вернутся разведчики, посланные следить за отступающей ордой. Вернувшиеся доложили: печенеги ушли на Дон, к своим кочевьям..

На второй день Серегу вызвали к Игорю. Скарпи с князем не было.

Из бояр – только Асмуд.

Князь расспрашивал о печенегах, которые пожгли городок. Серега сказал: те самые, от которых Духарева с друзьями выручили княжьи дружинники. Почему степняки привязались к варягам, объяснил так: обиделись за то, что побили их родичей в Тагане. Вранья тут не было, только умолчание. Еще Духарев рассказал о ромейской галере. И саму галеру описал так подробно, как мог, и толстого ромея, что на ней военачальником. Князь спросил про Халли. Серега худого о нурмане-командире говорить не стал. Похвалил воина. Расписал, как бился отважно, как стрелы ему добывал, как погиб, сражаясь один против дюжины. Не забыл сказать и об Элде.

Сразу после этого разговора в Таган был отправлен воинский отряд: поддержать беззащитный городок.

О золоте не было сказано ничего. И о будущем Игорь тоже не спрашивал. Может, ждал, что Серега сам об этом речь заведет? Но Духарев уже сказал все, что хотел. И даже больше.

После князя Серегой «завладел» Асмуд. Увел в свой шатер, угостил вином, расспрашивал про Рёреха.

Духарев с охотой рассказывал. Как встретились. Как Рёрех чуть его не пристрелил, но потом смилостивился и взялся делать из лоха воина…

– Напрасно ты от него ушел,– заметил Асмуд.– Рано. Но это судьба. Скажи, Серегей, что ты про князя сказал… Переиграть нельзя?

Духарев покачал головой.

– Жаль. Люблю я его. С малых лет вместе.

Асмуд печалился так искренне, что Серега все же дал совет:

– Пусть не ходит в Искоростень. Не вернется.

– Свенельд?

Духарев опять отрицательно качнул головой:

– Судьба. Отговоришь – может, и жив останется.

– А может, и нет?

– А может, и нет. Будущее не за ним, за сыном.

– Он же малой!

– Вырастет.

Поговорили еще немного, добили бурдючок.

– Мы в Тмутаракань пойдем,– сказал Асмуд. – Айда с нами!

– Спасибо, но нам в другую сторону. Если князь отпустит.

– Отпустит. Но лучше бы вам – с нами.– Добавил искусительно: – Время будет – покажу, чего даже Рёрех не знал, чему у ромеев научился. И серебро ваше в сохранности будет, и сами целы. А то ведь, сам знаешь, в степи нынче беспокойно. Напоретесь опять на копченых – помощи уже не будет.

– Ничего, отобьемся! – легкомысленно заявил Духарев.

Вчетвером в степи ему казалось безопасней, чем под охраной княжьей дружины, но поблизости от Скарпи. Может, сейчас Игорь, помня о выигранном поединке, и не напоминает о золоте, но со временем Серегины заслуги могут и забыться, а вот у золота такое свойство, что о нем правители не забывают никогда.

На третий день войско стронулось в одну сторону, а Серега с друзьями – в другую.

Артак к ним не присоединился. Сказал тихонько, что найдет их в Киеве. Сейчас, мол, нельзя ему показывать, что служит Духареву.

Серега не возражал: найдет – хорошо, не найдет… Тоже хорошо. Не очень-то он Духареву симпатичен. Темный человек.

Глава 48,

в которой Серега горько жалеет о том, что отказался от предложения Асмуда

Три дня они шли по тракту без происшествий. А на четвертый вышли к Днепру. Верст на десять пониже устья реки Орель[28]. Здесь степь уже не была сплошным травяным морем. Кое-где стояли островки-рощицы, а по ту сторону Орели темнела полоска настоящего леса. На левом, высоком берегу речки можно было разглядеть укрепленный городок, ставленный еще до Олега. Здесь кончалось Дикое Поле и начинались обжитые полянские земли. Конечно, и их время от времени захлестывала разбойная Степь. Но здесь можно было уже не опасаться внезапного набега. Народ между Орелью и Ворсклой[29]обитал сторожкий. Чуть что – исчезал в схоронках, а на круглых макушках курганов вырастали дымные хвосты.

Варяги остановились на днепровской круче, отвесной скале, нависшей над синей водой. Слева и справа берег зарос камышом, а под скалой место чистое, глубокое. Над такими местами обычно ставили идолов, но на этом из человечьих следов – только черная плешь старого кострища.

На радостях, что дошли, решили встать, не дожидаясь вечера. Расседлали коней, выкупали, сами выкупались в теплой днепровской водичке. Машег с Элдой наловили рыбы. Ловили так: Машег, с берега, бил стрелой, а нурманка, ныряя, вытаскивала подбитую рыбину, добивая, если требовалось, ножом. Плавала она, как русалка, наблюдать за ней было – одно удовольствие. Но Серега решил: нехорошо глазеть на обнаженную женщину, если это женщина твоего друга, а своей под рукой нет. Мысли от этого возникают неправильные.

Поэтому Серега тоже занялся делом: набил перепелов на уху. По ухе мастером считался Устах. И заслуженно. Наелись так, что даже дышать трудно. Бездельничали, болтали о том о сем. Когда начало смеркаться, Машег с Элдой куда-то испарились. То есть понятно куда, и зачем – тоже понятно.

– Что ты решил? – спросил Устах.– Пойдешь к Свенельду?

– Пойду,– ответил Духарев.– После того, что было, врагов у меня в Киеве прибавится, но это уже не важно. Без Игоря я даже Скарпи не боюсь, а Игорево время кончается. Этой осени он не переживет.

– Именно осени?

– Да.

Устах кивнул. Его друг – ведун. Раз он так говорит – значит, так и будет.

– А ты? – спросил Духарев.– Пойдешь со мной к Свенельду?

– Он меня не звал, – сказал Устах.

– Я зову!

– Коли так – пойду. Привык я к тебе, Серегей, – варяг усмехнулся,– заскучаю без тебя. А с тобой весело. То бежишь от кого, то с великим князем сваришься. Ни дня без драки.

– Зато и прибыль, – резонно заметил Духарев.

– В этом ли дело? – Устах махнул рукой.

– А в чем?

Из темноты донесся голос Элды. Машег с нурманкой возвращались.

– А вот в них хотя бы,– сказал синеусый варяг.– Понравилась хузарину твоя женщина – ты и отдал.

– Машег – мой друг, а Элда – вовсе не моя женщина! – запротестовал Серега.

– Халли ее тебе поручил, сам же сказал! – возразил Устах.– По закону она твоя была. А ты отдал. Это, брат, истинно княжья повадка. Помнишь, как мы с тобой в лесу встретились? Как ты с Гораздом дрался, а потом я тебе бороду брил?

– Помню, конечно!

– Помнишь, как ты спросил: а голову?

– А ты сказал: «Пока так походишь!» Голову, мол, вожди бреют,– засмеялся Духарев.

– Верно,– кивнул Устах.– А теперь говорю: пора тебе голову брить.

– Только не сейчас, ладно?

Теперь засмеялся Устах:

– Голову тебе пусть Свенельд бреет! Я для того статью не вышел.

Машег и Элда, держась за руки, возникли из темноты, присели к костру. Так же держась за руки.

– Слышь, хузарин, что главное для вождя? – спросил Устах.

– Доблесть! – ни на секунду не задумавшись, ответил Машег.

– А ты, Элда, что скажешь?

Нурманка поглядела на Машега, словно спрашивала разрешения. Хузарин ей улыбнулся. Глаза у них были почти одинаковые – синие. Только у Элды немного светлей.