Дмитрий Казаков - Высшая раса Страница 58

– Вот, Болидзе убили, – сказал Моносов, тяжко вздохнув.

Пуля попала грузину в горло, и в течение нескольких минут он просто истек кровью. На лице солдата застыло удивленное выражение, словно в последние моменты перед смертью он увидел нечто прекрасное, неземное…

– Ясно, – Петр стащил с головы пилотку. – Понесем с собой. Соорудите пока носилки.

Он выбрался на дорогу и только в этот момент разглядел немца, которого бойцы вытащили из обездвиженного «опеля».

– Ничего себе. – На лицо сама собой выползла нехорошая улыбка. – Какая удача! Нам в руки попалась птица высокого полета…

– Уберите руки, грязные аффлинги![63] – В руках солдат дергался, пытаясь освободиться, не кто иной, как Йорг фон Либенфельс, один из арманов замка Шаунберг.

– Кто это, товарищ капитан? – спросил кто-то из солдат, разглядывая неказистого пленника в мешковато сидящем сером костюме. – На эсэсовца вроде не похож…

– О нет, бери выше, – сказал Петр. – Это один из главнейших в замке, один из тех, кто создал сверхчеловеков.

В этот момент глаза фон Либенфельса вспыхнули, словно фары. Он впился взглядом в командира захвативших его, явно узнав бывшего пленника.

– Ах это ты, русская свинья? – прошипел хозяин замка Шаунберг. – Вот как ты платишь за то, что мы сохранили тебе жизнь? Мы хотели сделать тебя равным нам, одним из бойцов великого арийского войска, а ты привел банду недочеловеков под наши стены?

– Спокойнее, герр Йорг, – сказал Петр, перейдя на немецкую речь. – Если вы еще не поняли, мы взяли вас в плен и можем убить в любой момент, и никакие сверхчеловеки и Господа Земли вам не помогут.

– Святотатец! – Фон Либенфельс не послушался и продолжал орать, брызгая слюной. – Ты, рожденный, чтобы…

– Успокойте его, – приказал Петр, не слушая дальнейших воплей безумца.

Раздался глухой удар, и фон Либенфельс без сознания обвис на руках солдат.

– Вот теперь хорошо, – Петр удовлетворенно кивнул. – Свяжите его и не забудьте кляп. А я пока займусь машиной…

Солдаты, имевшие богатый опыт транспортировки пленников, шустро спеленали фон Либенфельса, в рот запихнули тряпку. А чтобы не выплюнул, зафиксировали ее при помощи бинта.

Связанный арман был унесен в кусты, и капитан остался на дороге один. Дождь поутих и лишь едва слышно шуршал в кустах. Молчавшие во время непогоды птицы начали потихоньку петь, а вверху, в облаках, появились разрывы.

Петр еще раз осмотрел машину, затем снял с пояса тяжелую противотанковую гранату. Не оставлять следов – первая заповедь разведчика, и, насколько возможно, капитан намеревался выполнить ее и здесь.

Грохнул мощный взрыв, с ревом поднялось над обломками «опеля» оранжевое пламя, птицы, напуганные взрывом, смолкли. Петр еще раз осмотрел дорогу, но ничего случайно оброненного или забытого не нашел и нырнул в кусты, где его ожидали бойцы.

Им предстояла нелегкая задача – более десяти километров протащить по пересеченной местности тело товарища и связанного пленника. С учетом того, что почти всех мучили раны, путь обещал быть непростым.

– Вперед. – Петр еще раз оглядел свое воинство и ободряюще улыбнулся. – Держитесь, ребята!

Солдаты угрюмо молчали. Где-то в ветвях неутомимо орала сорока.

Нижняя Австрия, город Вена

3 августа 1945 года, 12:25 – 13:00

Когда сержант Усов вступил на палубу бронекатера, его одолели мрачные воспоминания. Совсем недавно контуженого сержанта именно на такой вот посудине увозили с берега, на котором остались умирать его друзья и соратники. Позади тогда было поражение, впереди – муки совести…

И хотя теперь всё было по-иному, на несколько минут Усов испытал неприятные ощущения.

Морок схлынул, когда десант высадился на берег, в том же самом месте, где и в прошлый раз. Но на острове, зажатом голубыми тисками Дуная и Дунайского канала, на этот раз наступающие не встретили сопротивления. Сапоги советских солдат прогрохотали по мостовой, но ни одного выстрела сделано не было.

В бой пришлось вступить на мосту, том самом, с которого Усов палил по захваченному немцами катеру. Теперь на другой его стороне стояла батарея семидесятипятимиллиметровых пушек, прикрытая отрядом пехоты.

Немцы открыли огонь на поражение, едва увидев солдат противника. Командир взвода едва успел дать команду «Ложись!», когда вокруг начали рваться снаряды.

Бойцы рассредоточились, используя в качестве укрытия развалины зданий, обрушившиеся деревья, парапет набережной. В воздухе свистели осколки, снаряды рыли новые и новые воронки в многострадальных венских улицах. Раненых с каждой минутой становилось всё больше, появились и первые потери, а никаких реальных возможностей для того, чтобы пересечь мост, Усов не видел.

Немцы сделали выводы из уроков прошлого боя.

Когда на реке появились бронекатера, сержант воспрянул духом. Орудия, установленные на судах Дунайской военной флотилии, вступили в разговор с немецкой батареей, и столбы разрывов стали подниматься на другом берегу.

– Вперед! – разнесся над пехотинцами мощный голос командира батальона, и Усов первым вскочил, показывая пример подчиненным.

При беге дала знать о себе контузия. В голове что-то ухало и подпрыгивало, словно туда засунули набитую песком камеру от волейбольного мяча. Но сержант упорно бежал по узкому мосту, и боль помогала забыть страх смерти. Рядом топали ногами товарищи, а немецкие позиции приближались невыносимо медленно.

Навстречу атакующим потянулись нитки автоматных очередей – вступили в дело прикрывающие батарею солдаты. Усов сам нажал на спусковой крючок, посылая навстречу летящей смерти свою.

Пули счастливо миновали сержанта, но рядом кто-то тоненько вскрикнул. Усов обернулся и увидел того самого молодого лейтенанта, с которым беседовал вчерашним вечером.

У него по гимнастерке расплывалось кровавое пятно, а на лице застыло яростное и одновременно недоуменное выражение.

«Вот и не успел отомстить! – подумал сержант, перепрыгивая тела солдат, попавших под немецкие пули. – Ну ничего, я за него!»

Он дал еще одну очередь, пули с цоканьем прошлись по пушечному щиту, высекая искорки. Само орудие грохнуло, подпрыгнуло, на конце дула на мгновение показался алый огонек, но смертоносный снаряд улетел куда-то за спину Усову, туда, где шли основные силы атакующих.

Так уж получилось, что все, кто бежал впереди сержанта или рядом с ним, были убиты или ранены, и он стал первым, кто ворвался на вражеские позиции.

Навстречу ему выскочил немецкий офицер. Глаза вытаращены, рот раззявлен, на голове – пропитавшаяся кровью повязка. Он вскинул пистолет, но Усов успел первым – пули с чмоканьем вошли в тело эсэсовца, и тот упал, так и не выстрелив.

– Ура-а-а! – слитный крик долетел из-за спины сержанта, и на немцев обрушилась волна атакующих советских солдат.

Началась рукопашная. Враги, которых было гораздо меньше, сражались отчаянно. Усов видел, как один из них, обезоруженный, вцепился в противника зубами и, даже получив несколько ранений, продолжал бороться.

Над полем боя пахло кровью и пороховой гарью. С моста сходили новые и новые отряды, и сопротивление немцев было сломлено довольно быстро. Но в плен не сдался ни один человек, все нашли свою смерть на той позиции, которую им было приказано защищать.

– Что же это с Гансами? – спросил у Усова один из его солдат, когда батальон, потерявший почти треть состава, строился на берегу. – Не кричат они «Гитлер капут» больше, как год и два назад!

– Осмелели, сволочи, – ответил сержант, оглядывая поредевший взвод. – Но ничего, мы с них и эту, последнюю, спесь собьем!

Верхняя Австрия, замок Шаунберг

3 августа 1945 года, 12:43 – 13:04

– Как такое могло получиться? – профессор Хильшер воздевал к невидимому в темноте потолку руки и яростно сверкал глазами. – Один из арманов пропадает недалеко от стен замка, и никто не может сказать, кто его похитил?

Сгоревший остов «опеля» нашли полчаса назад, после чего по тревоге был поднят гарнизон Шаунберга. Но диверсию совершили, судя по всему, опытные люди, и следов не нашли. Даже гильзы оказались собраны.

– Это янки, – глухо сказал оберстгруппенфюрер Дитрих. – Они заслали свою разведгруппу, и она случайно наткнулась на фон Либенфельса.

– Сильно сомневаюсь, – вмешался в разговор Виллигут. – Вчера прислали предложение о перемирии, а сегодня – диверсионную группу? Как-то не вяжется.

– Но это абсурд! – заявил доктор Хирт с ироничной улыбкой. – Опять русские? Вторая группа в течение нескольких дней? Не верится что-то…

– Может быть, местные? – предположил неуверенно Феликс Дан. – Из движения Сопротивления.

– Тут такого и не было никогда, – скривившись, пробурчал Дитрих. – Это вам не Вена, где каждый второй рабочий – либо еврей, либо коммунист.