Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары Страница 58

Увы, в этом плане ночь новых вестей не принесла. Проснувшись, отец Сучапарек первым делом посетил тайную комнату, дабы взглянуть на Древо Долга. Ярко-красный рубицель всё так же мерцал кровавым светом, подтверждая, что оборотень находится где-то в черте города. С соседней ветки отбрасывал зеленоватые отблески огранённый в виде сосульки берилл, чувствовавший присутствие Приёмной Дочери Императора. Верховный Инквизитор позволил себе улыбнуться: при других обстоятельствах блеск почуявшего присутствие эльфа камня послужил бы поводом к жуткому переполоху, но сейчас можно было ничего не опасаться. Ни одному эльфу в мире не могло прийти в голову выдать себя за Истребительницу. Дело даже не в риске, хотя жестокость казни такого самозванца, конечно, превзошла бы все известные до сего времени расправы. Гораздо важнее была сила ненависти, которую испытывали нечки к тем, кто предали себе подобных и обрекли на уничтожение весь эльфийский род. Когда-то, во времена большой войны с лесным народом, их было чуть больше трёх дюжин — тех, кто решил купить свою жизнь ценой жизни своего народа. Император Констанций заплатил честную цену. Все ушастые стали его приёмными детьми и получили право на жизнь, но только до тех пор, пока занимались истреблением нечек и чудовищ. Эльфы не умирают от старости и болезней, их жизнь можно отнять лишь силой. Пульхерий заставил предателей играть со смертью и в этой игре мог быть только один конец. Как бы не были опытны и искусны Истребители, но рано или поздно они совершали ошибки — и тогда те, с кем они боролись без пощады и правил, уничтожали оплошавших — так же без пощады, правил и милосердия. Сколько сейчас осталось от тех трёх с небольшим дюжин? Не больше полудюжины, это точно. Не зря же отец Сучапарек, услышав, что его ожидает эльфийка, даже не подумал о том, что это может быть Приёмная Дочь Императора. Раньше он с Истребителями никогда не встречался, а ведь ему, между прочим, уже тридцать седьмая весна, большая часть жизни уже прожита.

Взгляд Инквизитора перебрался на изливающий густо-зелёный свет изумруд. Дракон. Как бы ни было важно разобраться с оборотнем, но о драконе забывать было нельзя. Потому что о драконах нельзя забывать никогда. Эти твари слишком злобны, коварны, хитры и неимоверно сильны. Сильны даже сейчас, когда растеряли большую часть своего былого могущества. В старину, пока богоугодный Каррад не связал их заклятьем, выпившим из крылатых чудищ большую часть их сил, драконы просто не имели себе равных противников. Говорят, древние драконы размерами превосходили теперешних втрое, а то и вчетверо. Говорят, они могли изрыгать пламя, сжигающую кислоту или удушающий газ. Говорят, они наводили вокруг себя парализующий всё и вся ужас. А ещё говорят, что они были столь искусны в маги, что лучшие из человеческих чародеев не могли с ними соперничать в силе и мастерстве.

Возможно, что в этих рассказах есть изрядная доля преувеличений, и всё же большая их часть была абсолютно правдива. В юности, проходя обучение, Сучапарек прочел немало древних рукописей, повествующих о могуществе драконов. Даже сейчас, лишившись многого, выродившись и одичав, драконы всё ещё не превратились в жалких тварей, которых бы мог зарубить первый же встречный воин, но оставались сильным и опасным противником человечества.

Увы, слишком многие этого не понимали. Отец Сучапарек досадливо поморщился, вспоминая ланисту Луция Констанция. Старший гражданин, бывший легионер, ослепленный блеском золота, видел не дальше собственного носа и вел себя столь же глупо, как последняя базарная торговка. Понятно же, что долг каждого честного человека — уничтожить дикого дракона. Только те, кто вылупились из яиц на императорских фермах, могут из милости людей получить на жизнь. Дикарей же надо истреблять без жалости и рассуждений.

Казалось бы, не понимать этого невозможно, но богатство развращает людей. Ланиста хочет заработать на боях с участием твари. Заработать-то можно, но дракон всегда останется драконом, а значит — врагом людей. И при первой же возможности попытается бежать. То, что Луций «укрощает» тварь — даже не смешно. Сказка для тех, кто никогда не видел драконов и ничего о них не знает. Лишение воды и питья способно сломить всякую мелочь вроде огров и людей-ящеров, но драконов — никогда. При первом же удобном случае запертая в школе Луция тварь покажет зубы, в этом отец Сучапарек был уверен. Хорошо, если при этом пострадает только ланиста и его люди: дураку и смерть дурацкая. Но вот допустить того, чтобы дракон вырвался за пределы школы и принёс хаос и смерть на улицы Толы, было никак нельзя. Поэтому Верховный Инквизитор каждую додекаду наведывался к Луцию Констанцию и склонял его к тому, чтобы забить тварь. Отставной додекан, хоть и признавал, что дракон никак не желает смириться со своей участью, до сих пор всё же не потерял мысли вытащить тварь на Арену и с предложения инквизитора категорически отвергал.

Итак, оборотень и дракон. Оборотень и дракон. Остальные дела могут подождать. Утвердившись в целях на день, Верховный Инквизитор покинул тайную комнату: подошло время утренней молитвы.

В это утро молитву в кумирне Вальдского замка совершал и отец Гален, старший из жрецов Аэлиса в Толе. После молитвы Верховный Инквизитор пригласил священника к завтраку. Честно говоря, сотрапезником Гален был отвратительным, но отцу Сучапареку было просто необходимо обсудить с адептом бога смерти один крайне важный вопрос.

Завтрак накрыли в пиршественном зале, размещавшемся в правом крыле замка. Сказать по правде, Сучапарек чувствовал себя немного неуютно: холл подавлял размерами. В нём было приятно устраивать большую громкую пирушку, чтобы вино рекой, чтобы песни, чтобы много смеха. А когда за длинным, способным вместить не одну дюжину сотрапезников, потемневшим от времени столом сидят всего два человека — это действует угнетающе. Сразу и гобелены начинают казаться тёмными и зловещими, и потолок теряется где-то во тьме, лишь еле различаются отдельные тёмные балки перекрытия, и свет Ралиоса, льющийся сквозь высокие застеклённые окна кажется тусклым, хотя за ночь ветер с моря разогнал тучи, а стекло куда как прозрачнее слюды.

Верховый Инквизитор бросил украдкой взгляд на священника бога смерти. Тот, казалось, никаких неудобств не ощущал. Равно как и удобств. Ради высокого гостя брат Флахбарт сервировал стол золотыми приборами, но Гален этого словно не заметил. Не сказал ни слова, да и ел с таким видом, словно с простого оловянного, а то и с деревянного блюда. Да, городской первосвященник бога смерти давно стал человеком не от этого мира. Ему всё равно, что есть, что пить, какую одежду надевать, на каком ложе спать… От того и выглядел он совершенная развалина: плешивый, с глубоко запавшими глазницами, трясущимися руками. Лоб, щёки и шею Галена избороздили глубокие морщины, на тёмных, усыпанных пигментными пятнами, кистях рук вспухли жилы. А ведь с инквизитором почти ровесники, одна или две весны разницы. На вид же — не меньше дюжины.

"Наверное, скоро у Аэлиса в Толе будет старший жрец", — подумал отец Сучапарек. — "Интересно, кто? Конечно, не Ойер — тот сам того и гляди помрёт. Кромкамп? Време? Схют? Может, Тиммер? Нет, этот точно старшим не станет, его ничего кроме звёзд не интересует. Кстати, о звёздах. Пора, пожалуй, переходить к делу".

— Отведайте этой рыбы под маринадом, брат Гален. На мой взгляд — чрезвычайно вкусна.

Жрец улыбнулся бледными губами.

— Благодарю за заботу. Пища есть пища, не более того. Не следует воздавать ей внимание, больше должного.

Впрочем, Гален тут же положил на своё блюдо немного рыбы, продолжая при этом наставлять инквизитора.

— Сытость отвращает от душевной жизни. Сытый человек доволен, ему не хочется мыслить ни о чём, кроме наслаждений.

— А разве наслаждения — это плохо? Мы, воинствующие отцы служим богам мечом, а не словом и, конечно, уступаем вам, мудрым, в познании воли богов, но что-то мне не приходилось слышать, чтобы сытная еда считалась делом богопротивным.

— А она и не является таковым. Простым людям не возбраняется есть много и вкусно, лишь бы не забывали о жертвах во имя Аэлиса. Да и вам, воинствующим отцам надлежит достойно питать своё тело: воин нуждается в хорошей пище ничуть не меньше, чем в ежедневных упражнениях с оружием.

— Благодарю за мудрое разъяснение, брат Гален. Хотелось бы мне, чтобы на все вопросы, которые встают передо мною, можно было получить столь же мудрые ответы.

— Не стоит прибедняться, брат Сучапарек, не стоит. Тебя боги мудростью не обидели.

— Я не ропщу на богов, но всё же жизнь задаёт мне порой столь сложные вопросы, что я не в состоянии их решить. Вся надежда — послушать мудрого человека, который сможет мне помочь.

— Уж не меня ли? — иронично поинтересовался адепт Аэлиса.