Валерий Елманов - Красные курганы Страница 59

– Ничего страшного, – успокоил его Константин. – Обойдешься без рогаток. Ты привезешь в город караван невольников, человек на пятьсот. Для продажи. А в тюках у тебя будет оружие. Тоже на продажу.

– Самим не хватает, а ты на продажу, – негодующе фыркнул Вячеслав. – А невольников из кого брать? Из датчан, что ли?

– Из нашей дружины, – поправил его князь.

– Чего?! – взревел воевода. – Своих?! На продажу?! Да я!.. – И тут же осекся, растерянно глядя на лукаво улыбающегося друга. Несколько секунд он молчал, после чего восхищенно заявил: – Костя, ты гений! Слушай, а их точно пропустят? Все-таки пятьсот человек.

– Не пятьсот, а двадцать, – поправил Константин. – Раб – это не человек. Он – вещь. И смотреть на него все будут как на вещь. Кстати, ты мне отличное дополнение подкинул. Просто бесподобное. Надо и впрямь количество рабов за счет датчан увеличить где-то на сотню. Скажем, венецианцы заупрямятся по какой-либо причине, а ты им подарок. Деньгами-то они могут не взять – вдруг у них сейчас идет кампания борьбы с взяточниками. Зато раба за бесценок согласится купить любой.

– А если они захотят приобрести именно моих людей? Датчане-то эти сплошь и рядом – замухрышки корявые, ни кожи, ни рожи. И что мне тогда делать?

– Отбери из них самых здоровых – это раз. Своих изуродуй. Пусть хромают, сутулятся, подкашливают, кряхтят, под глазами луком намажут, чтоб слезились, грязью себя вымажут вместе с одеждой. Это два. Кроме того, по секрету тем же генуэзцам скажешь, что если им нужны рабы для берега, тогда подойдут и русичи, а вот для галерных весел лучше, чем датчане, никого не сыскать. Словом, время есть, так что легенду разработаешь. И еще одно. Чтобы ребятки как следует прочувствовали рабскую психологию, пусть они прикинутся ими уже на киевской пристани, пока ты будешь прикупать остальные товары и забирать владыку Мефодия. Хотя нет, – поправился он после некоторого раздумья. – Запускай ты их всех по Десне, а Киев ночью минуешь. Да и тебе лучше – поедешь за митрополитом налегке. Лучше прихвати с собой еще полтысячи лишних ратников и устрой пару сторожевых застав на порогах, чтоб следом за вами и мышь не проскользнула.

– А это еще зачем? – не понял Вячеслав.

– Уж больно много венецианских купцов пасется в Киеве – могут предупредить, – пояснил Константин. – Долго им там стоять ни к чему, месяца вполне хватит. А уж кого во временные рабы назначить, а кому сигналов дожидаться, на Хортице[125] решишь. Ты как, за месяц-то уложишься?

– Должен, – задумчиво протянул Вячеслав. – А от Стояна ничего нет? – И недовольно проворчал после отрицательного ответа друга: – Ох, не нравится мне это молчание. Боюсь, что пословица про зайцев именно про нас написана.

– Не про нас, – успокоил его Константин. – Даже если татары уже прошли Кавказ, то они еще задолго до Калки должны крымские города пограбить. Тот же Сурож, например. Я того гонца, который от Ватациса прибыл, специально про них расспрашивал – тихо там. Никто ничего не слыхал. Конечно, плохо, что гонцов нет, но как знать, может, они меня в Рязани ждут. А не торопятся именно потому, что обычное донесение везут, типа все хорошо, прекрасная маркиза.

– Ну-ну, – скептически промычал воевода. – Ладно. Будем надеяться, что твои глубинные исторические познания, уважаемая маркиза, нас не подведут.

– Чуть не забыл, – спохватился Константин. – Есть у меня еще один паренек, которого тебе обязательно надо прихватить с собой. Зовут его Любим. Держи парня возле себя, особенно во время общения с Германом и прочими византийцами.

– Он что, спец в языках? – не понял Вячеслав.

– Скорее, он спец в мыслях, – пояснил Константин.

– В смысле – умный?

– В смысле – он их читает. Только это секрет, о котором никто не должен знать. Что-то типа твоего тайного оружия. Мало ли кто из греков задумает пакость против тебя или отца Мефодия.

– Да-а, это славный подарок, – тут же оценил Вячеслав. – Если только ты не ошибаешься.

– Проверено, – с сожалением вздохнул Константин. – Бери, пока я не передумал. От сердца отрываю.

Впрочем, приступить к штурму Риги сразу после отплытия Вячеслава у Константина не получилось. Спустя сутки он срочно убыл в Эстляндию, где вновь ручьями полилась кровь, причем на этот раз уже не датская.

Глава 15

Мне отмщение и аз воздам

Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? нет, говорю вам, но разделение; Ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться: трое против двух, и двое против трех…

– Вы сами призвали меня к себе! Вы отдали мне свои земли, себя и свой народ по доброй воле, никто вас к этому не принуждал! Вы просили меня защитить вас – я это сделал. Вы просили оставить старых богов – я не препятствовал! Я во всем честно сдержал свое слово, желая, чтобы на вашей несчастной земле с моим приходом воцарился прочный мир, а что делаете вы?!

Голос Константина грохотал, гулко перекатываясь между тяжелых закопченных балок большой залы бывшего рыцарского замка, прозванного датчанами Дерптом, а ныне вновь переименованного рязанским князем в Юрьев.

– Отныне я ваш князь и мой закон – это и ваш закон! А он гласит: каждый, кто умышленно поднимет руку на брата своего, будет в тот же час предан смерти.

Старейшины всех областей и племен Эстляндии мрачно стояли перед рязанским князем, слушая его гневную отповедь. Видно было, что они с ним решительно не согласны, но спорить никто не отваживался. Вместо того, разделившись на две неравные кучки, они, набычившись и потупив глаза в каменный пол, молча и враждебно поглядывая друг на друга.

Сказать же им хотелось очень многое, поскольку каждый считал себя правым, хотя на самом деле…

Такого поворота событий Константин совершенно не ожидал. Едва его войско покинуло пределы Эстляндии, оставив по паре сотен людей в каждом из захваченных замков, как племена эстов, освобожденные от датско-немецкого ига, тут же открыли самые настоящие боевые действия.

На русских ратников они не нападали. К ним претензий не имел никто. Напротив, каждый старейшина первое время даже пытался привлечь их на свою сторону в справедливой, как считал он сам и весь его род, войне, ибо пришла долгожданная пора мести за всю боль, кровь и слезы, что были им причинены… другими эстами.

Дело в том, что, когда крестоносцы ходили в набеги на племена, особо упорствующие в своем язычестве, они непременно прихватывали с собой еще и туземцев, совсем недавно насильно обращенных в христианство. Теперь немцев с датчанами не стало – спасибо русичам и их князю. Значит, пришла пора разобраться до конца… между собой.

Особенную кровожадность выказывали жители Саккалы и Унгавнии. Они первыми учинили резню среди соседних лэттов, с чьими территориями граничили их земли. То ли на них таким «благотворным» образом повлияло принятие христианства, то ли они сами по натуре были более свирепыми, однако жгли, грабили, резали и убивали новообращенные католики похлеще тех же датчан.

Разумеется, лэтты не остались в долгу, ответив собственным набегом. Вскоре и виронцы припомнили соседям из Гарвии прежние обиды, а там пошло-поехало.

Несколько дней Константин метался посреди пожарищ, отчаянно пытаясь успеть повсюду, но нигде толком не успевал. Когда он во главе своих сотен подъезжал к одному пепелищу, оказывалось, что нужно срочно мчаться в другое место, где как раз сейчас гервенцы режут вайгов, а прибыв туда, с грустью убеждался, что и здесь он тоже безнадежно опоздал.

Старейшины, с которыми он разговаривал, согласно кивали, но останавливать своих людей не торопились. Либо они понимали, что уговаривать сородичей бесполезно, либо сами тоже хотели отомстить, только скрывали это чувство.

«Князь, конечно, прав, говоря о мире, да мы и сами готовы жить мирно. Только сперва отомстим соседям, которые не далее как год назад учинили набег на наши земли. К тому же пришли не одни, а с подлыми немцами и датчанами. Разве такое можно прощать?! Вот отберем награбленное, а уж потом займемся севом и пахотой», – рассуждали одни.

Другие им вторили, разве что чуточку меняя содержание, но оставляя неизменной концовку: «Мы – народ подневольный. Повелели крестоносцы, вот мы и пошли. А их-то никто не заставлял идти на наши земли. Да разве можно такое прощать?!»

И никто не вспоминал, что до набега на их территорию они сами учинили набег в отместку за набег, который сотворили их соседи, желая отомстить за их набег, устроенный ими за набег…

Словом, все вспоминать – запутаться можно. И запутались бы, непременно запутались. Вот только воспоминания были однобокие. Свое зло в памяти как-то особо не всплывало, зато чужое – ого! Оно как раз было ясным, и отчетливым и все хорошо помнили, сколько коров, овец, лошадей и прочего уволокли с собой подлые гервенцы, лэтты, саккальцы, гервикцы и прочие.