В. Бирюк - Рацухизация Страница 59

Вот ты стараешься, изобретаешь, трудишься. Мысли ценные записываешь — «письма из будущего». Или, там, строишь хитромудрое производство, или флот какой морской… А тут… фр-р-р… По Гумилёву:

   «По жизни песня, а по Сеньке шапка.   И, к жизни не оборотив лица,   Несчастный Питер кутается зябко,   Спалив мечты, заборы и сердца».

Так и с попандопулами: не оборотишь лица к жизни, вот к этой, к «святорусской», постоянно пожароопасной — будешь «кутаться зябко». Спалив не только заборы и амбары, но и своих людей живьём. А уж своё сердце и мечты… в золу. Хоть поташ делай.

Валяюсь я как-то в ноябре на своём лежбище. Вдруг влетает Курт, сдёргивает с нас со всех одеяло, хватает клыками меня за руку и тащит. Больно, однако! Прыгает, рыкает и, явно, зовёт. Спешно. Я его, естественно, посылаю — занят я. Дама у меня. Не скажу где. Она верещит с испугу…

Когда он завыл в голос… Тут и мне страшно стало.

Накинул чего-то, пошли. Ссыпался со своего верха в подвал, там у меня печки стоят. Полное помещение дыма. На лавке истопник храпит, в углу корьё тлеет — уголёк из печки выскочил. Дымовуху залили, чудака вытащили, набили морду, загнали «на кирпичи».

Кабы не Курт с его зверским нюхом… Пошла бы моя Пердуновская усадьба… синим пламенем да чёрным пеплом. Никогда не думал, что реликтовый князь-волк столь эффективен в части пожарной сигнализации.

Но он — один, а дураков — много.

Мы построили за этот год много подворий, заселили туда кучу новосёлов. Они, конечно, все «хомы», но не все «сапиенсы». Это я к тому, что у меня выгорела половина Ведьминых Выселок.

Я уже рассказывал, что решил основать новое поселение. На том месте, где раньше было логово «цаплянутой ведьмы». Только первых восемь хозяйств поставили, только заселили — одна сторона улицы сгорела полностью.

Вот, два десятка моих людей трудилась, я их учил, кормил, обеспечивал… И всё — в пепел. Могу в гривнах этому пепелищу цену назвать. А эти чудаки, погорельцы, чуть оклемались и начинают на меня наезжать:

— Ты, ета, боярич хренов, худые печки велел слаживать! Из их, ета, огонь прыгает! Мы, ета, мало-мало живы осталися. У меня, ета, от батяни кацавейка была — погорела! Память же ж! Теперя и не знаю — чего с тебя стребовать… Шубу, ета, давай! Лисию! Кацавейка-то ещё с деда была!

Дурня «кацавейкнутого» пришлось отдать под кнут. Я всё понимаю и где-то даже сочувствую: реликвия, убытки, стресс… Но смерду сиволапому и в сильнейшем стрессе — хайло следует держать закрытым!

Дальнейший «разбор полётов» показал исконно-посконные свойства русского человека. По Энгельгардту: неспособность к аккуратному труду. Что топку надо чистить — всем было сказано. И пропущено мимо ушей. Из замусоренной топки сыпется мусор. Горячий. Сыпется на пол. Деревянный. Чего прежде в русских избах не было. И народ этого не понимает.

Когда уголёк падает на глиняный или земляной пол — он гаснет. А вот на деревянном… по всякому. В 20 веке перед печкой делали на полукруг из железа: выпадет — погаснет. А тут, из-за цен на железо, я пытаюсь уменьшить его расход. Печное железо — треть стоимости подворья.

Я прошёлся по другим избам, в половине — на полу следы от выпавших угольков. Этих — «только бог уберёг». Нанимаем ГБ в брандмейстеры? Послушал, как мои смерды хают мои «белые» печки, какие у них всякие «пожарные» случаи случались. Что интересно: назад, к «чёрной» и глинобитной — никто не хочет. Тогда… — «будем лечить».

Вызываю к себе одного свежего гридня-неудачника:

— Имя у тебя хорошее: Огнедар. Как здоровьице?

— Благодарствую, боярич. Ходить могу. А вот плечо правое… Мара говорила: может через год-два…

Парень очень неудачно слетел с коня: попортил всю правую сторону. Нога, похоже, срослась нормально. А вот правая рука у него…

— Грамоте разумеешь? Писать можешь? А левой? Неделю на освоение. Будешь царапать бересту левой рукой. Выучишься — приходи.

— Эта… А зачем? Чего делать-то?

— Делать? По имени твоему: одаривать людей огнём. Безопасным.

Через неделю я сформировал «пожарную инспекцию»: Огнедар с двумя мальчишками поменьше, оснащённые коловоротами, ходили по избам и перед каждой печкой устанавливали «противопожарные доски».

Если кто забыл — я про Пердуновский поташ рассказываю.

Так вот, обычная доска, пропитанная раствором поташа от 200 г/кв.м. резко теряет способность к возгоранию. В атмосферных условиях — на срок до 1 года, внутри помещений — до 5 лет.

Да, это не лучшее средство: производит глубокую деструкцию поверхностных слоев древесины. В 21 веке применяется только для обработки мест, не требующих эстетичного вида.

Но мне на эстетику плевать. Когда оно всё погорело — вид ещё менее эстетичный. Поэтому перед каждой печкой укладывается такая пропитанная доска. И сажается намертво на шпеньки к полу. Для чего и нужны коловороты.

Одни селяне снова бурчали, другие наоборот:

— А можно и вот сюда, под светец, такую же?

Огнедар последовательно обошёл усадьбу, Пердуновку, всю вотчину. К моему удивлению, «огнеспасательные доски» получили некоторую популярность: мы даже начали их продавать проходящим купцам и соседям. Правда — в небольших количествах.

Но важнее были другие «побочные эффекты»: я велел Раките ходит по дворам с Огнедаром, и проверять санитарное состояние подворьев. Одну бы её заклевали, а толпой…

К пожарной инспекции добавился СЭС.

А когда Огнедар углядел в одной избе краденную у меня кадушку…

Так возникла ещё одна полезная структура в моём хозяйстве: «домовой дозор» — ДД.

Минимальные навыки ведения целенаправленных бесед, сообщённые мною Огнедару и его ребятишкам, позволяли, при всеобщей любви к сплетням и слухам, собирать перекрёстную информацию о всех жителях.

Установка «огнеспасательных досок» была операцией разовой — в уже построенных избах. В новых — мы просто включили в комплект. Но Огнедар оказался способным бюрократом: предложил мне расширить его функции.

Дело в том, что в трубной печке есть задвижка. Которая перекрывает трубу. Протопив печку, эту задвижку надо закрыть. Чтобы тепло в трубу не вылетало. У крестьян этого навыка нет. Ни — «закрыть», ни — «закрыть вовремя». Понятно, что детишек, которые ко мне попадают, этому учат. Как учили в начальной советской школе ещё в 20 веке. Вместе с азбукой и таблицей умножения. Но… срабатывает распределение социальных ролей в крестьянской семье.

«Дрова в дом» — мужское занятие. Нормальный мужик хочет, чтобы его труд помедленнее вылетал в трубу. Чтобы ему, лично, не пришлось лишний раз запрягать лошадь, тащится в лес, валять дерева, тащиться обратно, рубить-складывать… куча дел. Лучше пораньше прикрыть задвижку — меньше труда в трубу вылетит.

Мелкий шпендрик, прошедший обучение в моей школе, набравшийся всяких боярских глупостей и бессмыслец, лезет под руку и нагло начинает родителю перечить:

— А вот нам училка сказывала, что задвижку закрывать можно только когда синих огоньков на дровах не будет.

Утомлённый за день «трудами праведными» родитель, снимает опояску и ловит по дому сопляка малолетнего обнаглевшего. Ловит — дабы вправить ему мозгов в задницу. «Отцу своему указывать» — крайняя степень сыновней испорченности. Попутно нелицеприятно отзываясь об учительнице («чернавка бесстыдная, беззаконная, разведённая…»), о бояриче («хрен лысый, с чертовщиной знающийся…») и о системе в целом.

Мальчонка, вереща в предвкушении наказания, вылетает во двор, и убегает к соседям. Чтобы утром проснуться сиротой. Так сработала одна из первых трубных печек в «Паучьей веси», поставленная там в порядке оптимизации селения и условий в нём обитания.

Хрысь, притащивший мальчонку ко мне, был сумрачен:

— Всё семейство померло. Кроме этого. 9 душ. Угорели. Народ волнуется — не хотят печек твоих.

— Хрысь, у тебя самого — три на подворье стоят. Есть с ними проблемы?

— Нету. Но вот же… Боятся они.

— Тогда так. Люди умерли от собственной глупости. В форме печного угара. Будем с этим бороться. Назначаю ответственного. Вот его. Он свою профпригодность доказал. Малой, беру тебя в службу. Жить будешь у Хрыся. Задача: каждый вечер пройти по всем подворьям в «Паучьей веси» и понюхать воздух. Где угаром пахнет — велишь проветрить. Где есть задвижки — велишь открыть.

— А ежели они… ну… не схотят? А то — не пустят?

— Обо всех… случаях — доложить Хрысю немедленно. Вести дневник и еженедельно мне рапорт. Кому угодно сдохнуть — может сдохнуть на кирпичах. А детей да баб с собой в могилу тащить — не дозволю! Всё, идите.

Очень скоро эта функция — «ежевечерняя поверка чистоты атмосферы в жилых помещениях» — была передана Огнедару и его команде. Понятно, «поверка» не была тотальной. Но выборочные инспектирования, особенно — в «подозрительных» хозяйствах, проводились достаточно часто. Поздним вечером стучался Огнедар «со товарищи» в ворота того или иного двора и, перекрикивая лай бесившихся собак, сообщал сонным хозяевам, выскакивавшим на крыльцо в одном исподнем: