Андрей Земляной - Тактик Страница 6

— Вперед! В атаку! В память маршалка Юзека [13] — вперед!

Поморские уланы ответили дружным радостным ревом и, горяча коней, бросились вперед. Вместе с ними к деревне рванулись танкетки TKS и несколько броневиков с несуразно высокими корпусами.

Гжмот-Скотницкий с огромным удовольствием взирал на наступавшие войска. В мозгу его уже рисовались картины падающих под сабельными ударами краснопузых жидо-большевиков, запаленные с двух концов Червоные хатки и свободная дорога на Житомир. Вот сейчас, вот уже сейчас…

— Товарищ Логинов! Товарищ командир! — боец-радист в расстегнутом ватнике подбежал к танку и заколотил в броню прикладом карабина. — Ляхи! Ляхи с тылу!

Распахнулся башенный люк. Анатолий высунулся по пояс:

— Где?

— Обошли, проклятые! — зачастил боец. — Со стороны Житомира идут!

— Бегом к радиостанции и продолжай вызывать наших! — скомандовал Логинов. — А мы поедем, поглядим, кто это такой умный?

Люк, лязгнув, захлопнулся, Т-28АМ окутался сизым дымом выхлопа, взревел и рванулся вперед, расшвыривая гусеницами комья примерзшей грязи. Уже на ходу башня начала поворачиваться, хищно вынюхивая длинным стволом орудия первую цель.

Стоптав пару плетней, танк выскочил на сжатое поле и на мгновение замер перед наступающей лавой поморских улан. Но только на мгновение. Загрохотал башенный пулемет, закувыркались первые всадники, и украинский чернозем прихваченный белой изморосью первых морозцев, окрасился красным. Ярким, дымящимся на морозе кроваво-красным месивом.

Генерал бригады Гжмот-Скотницкий с ужасом смотрел на вырвавшийся из деревни танк, который с размаху влетел в порядки уланского полка, точно взбесившийся носорог в собачью свору. Два пулемета — спаренный с орудием и в кормовой нише башни попеременно взревывали, и то справа, то слева валились его уланы. Точно колосья под серпом жнеца.

Но танк действовал не только пулеметами: раз за разом над полем повисал дикий вопль, прорезавший грохот мотора и дробный стук пулеметов. Генерал прикрыл рот рукой, затянутой в замшевую перчатку: это бронированное чудовище пускало очередного улана под гусеницы.

Бухнуло башенное орудие, и от этого звука Гжмот-Скотницкий прокусил замшу. Это был грохот орудия крупного калибра — невероятно крупного для танка. Взметнулся вверх черно-огненный фонтан разрыва, в воздухе замелькали куски разорванных лошадей и всадников. Танк приостановился, и тут на него, точно свирепые псы бросились броневики. Их тридцатисемимиллиметровые пушки [14] яростно плевались огнем, и генерал видел, как на броне красного танка вспыхивали огни разрывов. Но танк не обращал на это внимания, хотя…

— …Да достали, комары е….ые! — так охарактеризовал действия польских броневиков Логинов. — А ну, там, разберитесь с падлами! — рявкнул он в ларингофон. — Живо, мать-перемать!

Т-28АМ снова вздрогнул от очередного попадания, но тут же развернулся на месте и врезал из курсового ДШК по броневику в упор. Тот нелепо дернулся, застыл на месте, а потом взорвался, далеко отбросив угловатую башню с короткой пушкой. А чудовищный танк уже поворачивал в другую сторону, короткой очередью поджег второй броневик и ринулся туда, где из-за низенького холмика выползали танкетки.

По нему палили польские противотанковые ружья, но их слабые пули ничего не могли сделать с могучей сорокамиллиметровой бортовой броней советской машины. Не обращая внимания на щелчки болванок пэтэров по броне, танк на бешеной скорости («Не менее сорока километров», — механически отметил Гжмот-Скотницкий.) налетел на танкетки. Одну машину он просто отшвырнул в сторону, таранив ее своей многотонной махиной, а остальные изрешетил из крупнокалиберного пулемета. После чего снова заметался по полю, сея вокруг смерть и кровь.

Спешившиеся уланы пытались бросать в танк ручные гранаты, но противотанковых у них не имелось, а соорудить хотя бы примитивную связку не было ни времени, ни средств, ни умения. Поэтому черные яйца Z-23 [15] впустую грохали рядом со смертоносной машиной, а немногочисленные осколки зачастую накрывали своих же солдат.

И поляки не выдержали и побежали. Сперва поодиночке, потом мелкими группами, а потом наутек бросились все уцелевшие из состава восемнадцатого Поморского уланского, словно подхваченные некоей незримой великанской рукой. Бегущие бросали оружие и видимо не очень соображали, куда и зачем они бегут. Гжмот-Скотницкого захлестнула одуревшая от ужаса волна, и напрасно генерал орал и размахивал своей саблей, пытаясь прекратить панику.

От полного уничтожения восемнадцатый полк спасло только то, что танк вдруг прекратил гоняться за бегущими, остановился, дал вслед полякам несколько очередей из башенного пулемета и медленно двинулся задним ходом к деревне. Отходя, он как будто насторожено поводил башней, точно принюхиваясь длинным хоботом орудия, и это грозное отступление заставило уцелевших поморских улан бежать еще быстрее. На бегу многие из них возносили хвалу Иисусу Христу и Деве Марии, «пресветлой королеве Польской» [16] за заступничество перед красным бронированным чудовищем, отойти которое заставило не иначе как святое заступничество.

Но отступление Логиновского Т-28АМ было вызвано вовсе не сверхъестественными причинами. Просто Анатолия вызвал по радио сержант Павликов:

— Товарищ старший лейтенант, как скоро мы можем рассчитывать на поддержку танка? — спросил он спокойно.

— Что у вас там, сержант? — недовольно поинтересовался Логинов. — Что еще стряслось?

— Ничего особенного, — голос в наушниках был спокоен, хотя и несколько напряжен. — Лейтенант Ланцов выбыл из строя по ранению, лейтенант Прохоров погиб, лейтенанта Менакера разорвало снарядом. У нас остались два БТР-5, один броневик и полвзвода мотострелков. Поляки ведут артиллерийский обстрел нашей обороны. Танкетки мы отогнали, но они снова могут пойти… — Павликов помолчал и повторил вопрос, с которого собственно и начал, — Товарищ старший лейтенант, как скоро мы можем рассчитывать на поддержку танка?

Толя Логинов мысленно обматерил своего слишком грамотного и чересчур вежливого подчиненного, затем коротко бросил в микрофон:

— Через восемь минут! — И тут же отдал команду, — Стой! Задним ходом идем к деревне. Пошел!

Появление танка на западной околице Червоных хаток было более чем своевременным: дела здесь обстояли далеко не лучшим образом. Несмотря на отчаянное сопротивление, рота понесла чувствительные потери. На правом фланге догорал БА-10 — одна из польских ручных гранат взорвалась прямо на крыше броневика. Броню она не пробила, но от сотрясения сорвался бензопровод с бака и внутрь машины хлынул поток, который тут же воспламенился. Механик-водитель и стрелок-радист сгорели заживо, а сильно обгоревшие командир и башнер еле-еле успели выскочить через башенный люк.

В центре поля замерли оба БТР-26. Вернее, замер один, а второй просто-таки разворотило прямыми попаданиями снарядов калибром не менее 75 мм. Лениво чадил БТР-5 — чадил и все никак не мог разгореться. Вторая потерянная «пятерка» лежала на боку, перевернутая близкими разрывами. Логинов заметил возле нее какое-то шевеление, пригляделся и одобрительно хмыкнул: экипаж уцелел и вместе с несколькими мотострелками сейчас оборудовал временную позицию под прикрытием брони.

Два БТР-5 благополучно вышли из зоны обстрела и спрятались в деревне. Там же нашел укрытие и единственный БА-10, экипаж которого загнал машину в здоровенный рубленный колхозный амбар. Среди красноармейцев не было заметно ни следа той свирепой паники, что столь быстро сгубила польский полк на другой стороне деревни, но Анатолий прекрасно понимал: долго так продолжаться не сможет.

Двенадцать «православных» пушек [17] одиннадцатого конно-артиллерийского дивизиона били залпами побатарейно. Это были старенькие, но очень надежные орудия, а расчеты конной артиллерии по праву считались элитой польской армии. И они клали снаряды точно, квадрат за квадратом прочесывая окраину деревни, постепенно перенося огонь вглубь. Наверное таким образом они бы методично повыбили всех красноармейцев, но…

Но тут единственный танк механизированной роты внёс свою лепту в общее веселье. Он на полном ходу вылетел на поле и начал контрбатарейную борьбу. Правда, Анатолий понимал, что надолго его не хватит: в боекомплекте оставались лишь тридцать два снаряда, из которых пятнадцать были бронебойными и явно не подходили для боя «пушка против пушки».

Однако и того, что было, хватило с лихвой. Пятым выстрелом Т-28АМ угодил как раз под лафет орудия номер три первой батареи дивизиона. Старенькая трехдюймовка подскочила метра на четыре вверх, отчаянно взмахнула брусом лафета, словно пытаясь удержаться в воздухе, и со всего размаху обрушилась на свою товарку номер два, давя и калеча орудийную прислугу. От удара второе орудие развернулось почти на сто восемьдесят градусов и разрядилось аккурат в командный пункт батареи. Когда рассеялся дым, то, что осталось от КП, больше всего напоминало гуляш по-венгерски с паприкой — красное мясное крошево. Первая батарея была приведена к молчанию.