Андрей Земляной - Рокировка в длинную сторону Страница 6

— Я дорогой товарищ Куан, в жизни такое видал, что ни одному попу не приснится… — Виктор Афанасьевич затоптал окурок, и посмотрел на коллегу-конкурента. — Так что поверить могу во все, что своими глазами видел. Давай, оформляй мальцу документы, и заодно вызови конвой из ОкрУНКВД. А я этих голубей постерегу пока…

Корпус спал, но одна тень всё же мелькнула между колонн.

— Слава, выходи. — Александр остановился и подождал пока мальчишка, предупредивший его о встрече, выйдет на свет фонаря. — Ты чего не спишь?

— Я это… вот…

Осторожно взяв за плечо Александр вытащил руку спрятанную за спину и вынул из потной ладони примитивную заточку из большого гвоздя, всаженного в деревяшку.

— Ты был там?

Мальчишка только кивнул.

— И всё видел?

— Ты их… как Мишка — беляков… раскидал… — восхищённо произнёс Слава и посмотрел на Александра. — А я не успел.

— Какой-такой Мишка?

— Ну, Мишка из «Савур-могилы». Помнишь, прошлой зимой смотрели…

Этого фильма Ладыгин не помнил, но поверил в то, что некий Мишка и в самом деле лихо раскидывал беляков…

— Хотел мне помочь? — Саша взъерошил непослушные волосы. — Вот непоседа. Маленький, храбрый, боевой… — И мгновенно приняв решение, кивнул сам себе. — Значит так, боец. Сейчас мне нужно срочно уезжать. Но если буду жив, я тебя отсюда вытащу. Будешь мне братом?

— Я… — Слава вытянулся словно по стойке смирно. — Я буду ждать…

— Сейчас беги спать, а заточку выбрось. Причем так, чтобы другие не нашли…

— Уже принимаешь служение? — Усмехнулся Куан, ставший свидетелем разговора. — Это правильно.

Открыв своим ключом дверь в кабинет директора, уполномоченный ОГПУ связался по телефону с Окружным управлением НКВД и, усадив Александра на мягкий стул, оставшийся от прежних хозяев, начал возиться с бумагами.

Через полчаса он выпрямился и отложил перо.

— Так. Твой аттестат, удостоверение личности и командировочное в Москву. Если пристанет патруль, показывай сразу вот это, — китаец поднял командировочное удостоверение. — Там пара отметок стоит, так что должны отстать. Ещё возьмёшь вот это, — он показал запечатанный конверт. — Письмо к моему другу. Он работает на ЗИСе в особом отделе. Там вместе решите куда тебя. Утром, когда придёт машина, доберёшься с ней в Калинин, ну в смысле — на вокзал, а дальше поездом в Москву. Всё понял?

— Так точно товарищ…

— Просто товарищ Ляо, — китаец кивнул и пододвинул пачку документов по столу. — Ну всё… — Он посмотрел на большие карманные часы-луковицу. — Давай спать, а утром я тебя разбужу. Хотя… — Он задумался. — Устраивайся-ка лучше здесь, на диване. Туалет за той дверью, там же и рукомойник. Я тебя закрою, а в шесть будь готов как штык.

— Сесе лаоши, — Белов поклонился вздрогнувшему китайцу, и услышав как щёлкает замок, стал устраиваться на ночь.

2

5 и 13 ноября 1933 года «Правда» направила Калининской окружной контрольной комиссии два письма газетного работника тов. Сосновского о крупных безобразиях в Весьегонской партийной и комсомольской организациях.

Калининская окружная контрольная комиссия «рекордно быстро», 26 апреля, прислала «Правде» ответ:

«В связи с письмом такого же содержания, как и письмо Сосновского, ранее присланным… тов. Яковлевым, выезжала специальная бригада окружной КК-РКИ… Изложенные факты не подтвердились.

Исходя из этого мы считаем нецелесообразным производить проверку комсомольской организации, ибо считаем, что сделанные бригадой выводы вполне основательные и соответствуют действительности»

Что же оказалось на самом деле? Возьмем только факты, вскрытые комиссией по чистке. В протоколе чистки секретаря комсомольской организации Коровякова комиссия установила, что комсомольская ячейка в детском доме №6 в Весьегонске в свое время совсем развалилась. В советской городской ячейке секретарем состоял беспартийный. Секретарь районного комитета комсомола Коровяков растратил комсомольские взносы и с другим членом бюро пьянствовал. Во время призыва в Красную Армию Коровяков дал положительные характеристики 15 кулацким сынкам. Когда началась чистка партийной организации, комсомольцы, как правило, не посещали собраний по чистке. Калининский окружной комитет комсомола исключил из комсомола Коровякова и члена бюро районного комитета Шпильрейна. Но секретарь районного комитета партии Фадеев всячески защищал Коровякова и не только не поставил вопроса о его пребывании в партии, но даже добился оставления его членом бюро районного партийного комитета.

За все эти художества Коровяков и Шпильрейн комиссией по чистке исключены из партии.

Подтвердились также и другие факты. Так, комиссией по чистке установлено, что ответственным за воспитательную работу в детском доме работал брат вычищенного Шпильрейна, который в 1919 г. дезертировал из Красной Армии и поступил добровольцем в армию Колчака. Редактором районной газеты работал некий Купрашевич, который поручил кулаку Порсину руководить сельским отделом редакции. Районная газета в руках этих людей была орудием зажима самокритики.

Какова же цена «обследованию» бригады областной контрольной комиссии? Не ясно ли, что, прислав в «Правду» успокоительный ответ, руководители Калининской окружной контрольной комиссии замазывали вопиющие безобразия, творившиеся в Весьегонской комсомольской и партийной организациях?

Положение в Весьегонской партийной организации заслуживает серьезнейшего внимание Калининского окружного комитета партии. Участниками «бригады», обследовавшей по письмам Сосновского и Яковлева положения в Весьегонске и ответом окружной контрольной комиссии должен также заинтересоваться Московский областной комитет партии.

Конвой прибыл аж на двух машинах. Побитом жизнью и дорогами фордовским автобусом и такой же несвежей полуторкой АМО. Милиционеры вооружённые новыми мосинками, наганами и даже «трубой» — ручным пулеметом Льюиса, быстро погрузили четверых живых и завёрнутые в мешковину тела в автобус и небольшой караван двинулся в путь.

Окружной центр не произвёл никакого впечатления на Александра. Пыльный грязноватый город, в котором, правда, было много зелени, но зато слишком мало настоящих «городских» домов. Разве что площадь Ленина, трамвай и большой железнодорожный мост через Волгу говорили о том, что это — все-таки город. А так — деревня, разросшаяся до великанских размеров, и больше нет ничего. Вот разве что речной порт, гудевший портальными кранами и локомотивами, да с пол десятка каких-то заводов по окраинам, от которых были хорошо видны высокие дымовые трубы.

Денег ему выдали пять рублей, что по меркам того времени было для мальчишки целым капиталом, но в целом никак не могло удовлетворить растущий организм. Тем более, что карточек у него не было, а коммерческие цены кусались да так, что по сравнению с ними и нильский крокодил и уссурийский тигр представали сущими младенцами. Завтрака в детдоме Сашка не дождался, а потому, выйдя из Управления НКВД, где он аккуратно и чисто заполнил по просьбе Викафа протокол свидетельских показаний, двинулся в сторону колхозного рынка.

Интерес у него был самый практический: во-первых — поесть, потому как выданные сердобольными милиционерами кружка горячего чая и кусок ситника это, конечно, хорошо, но мало; а во-вторых — найти человека, которого сдал Шпильрейн еще до прихода Ляо и Виктора Афанасьевича, и которого он благоразумно «забыл» упомянуть в своих показаниях. А потому, купив на рубль большую порцию мороженого, чтобы хотя бы на время притупить чувство голода, Александр неторопливо шел туда, куда по его наблюдениям двигались домохозяйки и домработницы с пустыми кошелками.

В сутолоке рынка Сашка отыскал своего интересанта — мясника по кличке «Бугор». Генрих Карлович указал его как главного бандита Калининского округа, хотя и не знал, под кем тот ходил и кому отстёгивал. Совершенно точно не знал, — Александр проверил…

Против всякой логики, мясник отыскался почему-то в молочном ряду. Грызя прихваченное с прилавка зазевавшегося торговца яблоко, Белов внимательно разглядывал высокого и широкоплечего, словно культуриста, мясника.

Густобородый Бугор, коротко хекая, рубил на колоде телячью тушу и казалось, с головой ушел в работу. Но Александр не упустил из виду внимательные, осторожные взгляды, которые мясник бросал по сторонам. Кроме того, на левой руке «честного» работника топора и прилавка Сашка разглядел след от сведенной татуировки. В то время в России наколку можно было встретить только у моряка, причем настоящего, не речного, или у уголовника. А по виду и повадкам Бугра можно было уверенно утверждать: этот человек видел море только в кино. Если видел вообще…