Илья Бриз - Сбить на взлете Страница 6

— Эй, парень, о чем задумался? — потряс меня за плечо лейтенант ГБ.

Выложил как на духу, пряча взгляд.

— Мммм, обстоятельства можно считать уважительными, — задумчиво протянул особист, — спешка при действиях, направленных на выполнение гражданского долга Советского человека вполне обоснованна. Думаю, в комсомольской организации войдут в положение и выпишут дубликат членского билета. А сейчас давай делом займемся, — и принялся заполнять какой-то бланк. — Итак, Воскобойников Николай Васильевич. Год рождения?

Сам себе удивился — вот откуда у меня вдруг взялась такая расчетливость? Странное какое-то ощущение — как будто в голове мысли сразу двух человек. Меня мальчишки и хорошо пожившего весьма опытного человека. Почти хладнокровно соврал, прибавив себе два года, что двадцать четвертого года рождения. Шестнадцатилетнему больше веры? Да и вероятность, что отошлют в тыл меньше. А я ведь отомстить немецким гадам должен за маму, за папу. На фронте для этого возможностей больше. Стреляю вроде бы не плохо. Не успел зачет на Ворошиловского стрелка сдать, но отец за меткость не раз хвалил.

Потом пришлось долго описывать события последних дней. Сначала, поражаясь непонятливости энкаведешника, объяснял, почему так далеко на рыбалку ездили:

— Так рядом с аэродромом ни озера, ни реки. Мелкие ручейки разве что. Вода только из колодцев. Белоруссия — лес да болота.

Затем он заставил вспоминать количество машин в той немецкой колонне и значки на дверцах кабин. Сунул под нос прошитую брошюрку с картинками, и выбирай. Рассказы деда Моти с женой его тоже очень заинтересовали. Особист быстро записывал мелким убористым почерком, аккуратно складывая заполненные пронумерованные листы в стопочку. Особый интерес вызвали наши самолеты:

— Свежих следов ремонта на крыльях не было? Перкалевых латок на плоскостях и оперении? То есть боевые машины достались противнику в полностью исправном состоянии?

— Не заметил, не до того было, — коротко ответил я, понимая, что уже подставил кого-то из полкового начальства. Но врать под въедливым взглядом не стал — а вдруг все прознает от других?

А вот как я на немецкие бомберы в воздухе нарвался, его не особо интересовало.

— Своими глазами видел, как ты их с одного захода сбил.

— Обоих? — не поверил я. Тогда-то думал, что второй ушел.

— Первый сразу рухнул, а из другого летчики попрыгали. До трех ночи майора люфтваффе допрашивал, — он потер висок, не выпуская самописки. Глаза были красноватые, усталые. — Много гад знает, удачно ты его ссадил. На Минск они летели, а на полетной карте цели… — он вдруг замолчал и опять усиленно потирая висок. — Впрочем, этого тебе знать не положено. Я в сопроводительном документе уже написал о необходимости отметить нашего летчика, — в глазах энкаведешника вспыхнули веселые чертики, — за помощь в получении весьма ценных сведений. Так, говоришь, в первый раз самостоятельно боевую машину в небо поднял? Страшно-то не было?

— Не до того было, — честно признался я, — все время боялся, что немцы заметят и грузовиком мне взлететь не дадут или из своих винтовок шмалять будут. А потом опасался не успеть при свете посадить. В темноте на все сто горбанулся бы. Ну, или самолет сильно покурочил…

Затем он заставил просматривать и подписывать все листы. Поразила формулировка предложения, накарябанного — мама всегда за почерк ругала — под его диктовку на последней странице: «Мною прочитано, записано с моих слов верно».

Швейцарские часы того немецкого майора на память подарил — пленному не положено, да и конвоиры рано или поздно все равно снимут.

А потом я наконец-то попал в крепкие руки воентехника второго ранга Кривоноса и дюжего майора Коноваленко. Елизарыч с дядей Витей тискали меня как тряпичную куклу. Насилу вырвался. Пришлось опять все подряд пересказывать. Долго ругались на фашистов, которые так гадко с нашими убитыми поступили. Жалели, что не успели сами нормально похоронить. Солонина очень нехорошими словами поминали — сорвал в неразберихе, не дав ничего сделать. Удивлялись, как это я решился на глазах у немцев истребитель поднять. Майор хвалил за правильное ориентирование, удивленно во весь голос поздравляя с первым самостоятельным полетом и перелетом — пункты взлета и посадки ведь разные. И оба все восхищались, как я юнкерсы сходу уконтрапупил — их на этой станции уже подробно несколько раз просветили и даже письменное подтверждение с фиолетовой печатью выдали.

— Дядь Витя, тут такое дело, — пряча глаза, решил признаться. И выложил, что наврал зачем-то особисту про возраст.

Майор Коноваленко переглянулся с Елизарычем, потрепал меня по обгоревшей немного шевелюре:

— Не тушуйся, что-нибудь придумаем. Невелик грех, начштаба при необходимости поправит в тех бумагах, что успели вывезти. Он у нас человек дюже понятливый, — усмехнулся и подтолкнул к стоящей невдалеке полуторке, чтобы ехать в поле к самолету. Не той, что нас с Серегой отвозила, а другой. Первая, как сказал дядя Витя, на аэродром так и не вернулась. У Яка ходил красноармеец при мосинке с примкнутым штыком и знакомый моторист, младший сержант Горлохватов, под поднятыми капотами что-то делал. Увидел нас, подскочил и доложил, прижимая ладони к грязному комбинезону — пилотки на взлохмаченной голове не было:

— Так что, товарищ майор, машина исправная. Обслужил. Бензин и масло долил, — он кивнул на бочку, канистру и какие-то ящики, стоящие рядом. — Пушку и пулеметы вычистил, боеприпасы дозарядил, — указал рукой туда же, — лететь можно. Сей минут капоты закрою.

— Можно, говоришь? — дядя Витя улыбнулся, глянул, как Володя Горлохватов с Елизарычем замки капотов на моторе прикручивают. Затем обошел самолет, придирчиво осматривая. Покачал руль направления, проверяя, не перетянуты ли тросики управления или наоборот — нет ли люфта. Зачем-то постучал сапогом по колесу шасси и только потом забрался в кабину. — От винта! — громко скомандовал через пару минут. Завелся, прогрел немного движок, развел поднятые руки в стороны, чтобы убрали колодки. Порулил на ветер — по дыму сориентировался? — и… улетел.

Я смотрел вслед и завидовал — через пятнадцать-двадцать минут он уже будет в расположении полка, а нам эти сто тридцать километров по грунтовкам пылить и пылить.

Закатили по доскам в кузов бочку, в которой еще плескался бензин, закидали ящики и поехали. Елизарыч повествовал обо всем, что случилось за эти дни.

— Дежурное звено взлететь не успело — мессеры прямо на полосе всех сожгли. Без скорости куда денешься? А потом ихние пикировщики начали долбать, екось-мокось. Сначала казармы накрыли, затем по стоянкам самолетов, что не в капонирах были, — в глаза техник полкового звена управления почему-то не смотрел. Уставился на пустую дорогу впереди и рассказывал.

Много пилотов накрыли немецкие пикировщики во время первой бомбежки — фугасная бомба угодила прямо в казарму летного состава. Склады вообще полностью выгорели. В полку теперь только две неполных эскадрильи. Командует временно старший батальонный комиссар Солонин. Временно, потому что нелетающий. В авиации командиры по уставу должны быть пилотами. А этот даже пассажиром подниматься в небо боится. На станции с трудом выбили вагон для семей, проводили поезд и вернулись в новое расположение обслуживать самолеты. Боевая работа с точки зрения воентехника второго ранга шла как-то сумбурно — не было того порядка, что завел подполковник Воскобойников. Но результаты все-таки были. Сержант Федосей Захаров, молодой летчик, чудом уцелевший под бомбами — его выкинуло из казармы вместе с кроватью — сбил вчера мессер. А так в основном гоняют на прикрытие своих войск и штурмовку вражеских колонн.

Из сообщений Совинформбюро:

За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолетов.*

* Реальные потери только одного Западного фронта в первый день войны и только от бомбежек превысили шесть сотен самолетов. В основном — новейших моделей советской авиации.

Добрались в часть уже во второй половине дня — пришлось долго ждать, пока саперы разбитый бомбой мост ремонтировали. Мне уже успели рассказать, что фашисты очень любят бомбить переправы. Загнали полуторку в рощицу рядом и кемарили. Вот тогда-то и пожалел еще раз о сгоревшем сидоре — сейчас бы продуктовые запасы, которыми меня дед Мотя снарядил, очень к месту пришлись. Как он там с бабой Соней под оккупантами? Несколько раз видели немецкие самолеты — саперы при их приближении под настил прятались. А наших в небе почему-то не видно.