Анатолий Логинов - Джеронимо! Книга первая. Война Страница 6

3. Десант в прошлое

Призывной пункт напоминал офис небольшой компании накануне обеденного перерыва. Если не учитывать, конечно, что из пятерых присутствующих трое были в военной форме. Правда, учитывая, что на двоих из них форма сидела как на корове фартук, понятно было, что настоящий кадровый военный тут только один. Старший сержант, как расшифровал Толик его нашивки, распекал за что-то одного из подчиненных, негромко, но внушительно. Даже Толик от одной донесшейся до ушей интонации невольно перешел на строевой шаг. Заметив его, мастер-сержант отпустил распекаемого и с явно выраженным удовольствием наблюдал за подходом рекрута. Подойдя к начальственному столу, Том вытянулся по стойке смирно и поздоровался.

— Вольно, мистер, — встав со стула, ответил военный. — Служили? Где?

— Нет, сержант, — ответил Толик, неожиданно вспомнив, что его носитель не служил и не мог служить, — вневойсковая подготовка, сэр.

— Хорошо вас подготовили. Инструктор был из немцев? — забирая повестку, заметил сержант. — Думаю и со здоровьем в порядке? И куда хотите? К нам, в пехоту?

— На здоровье не жалуюсь, сэр! И хотелось бы в парашютисты, сэр!

— Не стоит так тянуться, мистер Томпсон. Вы пока еще гражданский, — мастер-сержант вздохнул. — Вы хотя бы представляете, что такое десант? За пятьдесят долларов доплаты вы получите столько работы… С парашютом прыгали?

— Так точно! Три раза, — преуменьшил свои достижения Том.

— Хм, — окинув его недоверчивым взглядом, сержант, не поворачивая головы, скомандовал. — Капрал Райан! Проводите рекрута к медикам!

Медкомиссия ничем практически не отличалась от той, что проходил когда-то Толик. Те же «звери в белых халатах», разве что женщин не было. Не дошла еще видимо, женская эмансипация еще до таких «высот» или «извращений». Но в целом процедура нисколько не изменилась: «Пройдите туда… сюда, разденьтесь, встаньте, лягте, наклонитесь…». Рекрутов, вопреки опасениям Толика, постепенно прибавлялось и к обеду набралось не меньше сотни человек. Увидев такую толпу народа, он успокоился, решив, что ни один самый отмороженный мафиози ничего не станет предпринимать при таком числе свидетелей.

Столовая напомнила обычное советское заведение годов восьмидесятых с самообслуживанием. Разве что столы и стулья, сделанные полностью из натуральных материалов, да плакаты на стенах с надписями на английском выбивались из общей картины. Обед был обильный, пусть и не слишком изысканный. Подали огромный кусок обжаренной говядины с жареной же картошкой и напитки по выбору. К удивлению Толика, соус и приправы отсутствовали, из-за чего многие рекруты поглощали блюда без всякой охоты. Сидящий же напротив худощавый, веснушчатый парень съел все до капли и с явным сожалением разглядывал остатки на тарелках соседей. Перехватив любопытный взгляд Томпсона, он усмехнулся и негромко спросил:

— Не был безработным?

— Нет, — ответил удивленный Толик, — и что?

— Тогда понятно. Поел бы хотя бы месяц бесплатного супчика от Армии Спасения, ты бы добавки раза три попросил, — пояснил он.

Пристыженный, Том быстро допил довольно таки скверный кофе и поднялся из-за стола. Пришлось почти пять минут простоять со своим подносом, дожидаясь, пока поевшие раньше сдадут их в специальное окно приемки. Но вот и эта нудная процедура закончилась и он вышел из пропахшего тяжелыми кухонными запахами помещения во двор.

При взгляде на собравшихся у курилки рекрутов, ему тоже захотелось закурить, но Толик без труда подавил это неуместное желание. Это грязное дело он бросил сразу после армии, по просьбе девчонки, которую очень любил и не курил до последнего дня в прежнем теле. Нравилось ли это Тому, Толику было неинтересно. Впереди была война, пусть и не столь тяжелая как на Восточном фронте, но вполне реальная и он не хотел, чтобы самая малейшая мелочь помешала ему выжить.

Дальнейшее было совсем неинтересно. Мастер-сержант с помощью своих помощников с трудом построил непривыкших к дисциплине рекрутов. Неожиданно быстрая церемония присяги, после чего сержант выдал короткую, абсолютно казенную, патриотическую речь и отправил, как он выразился, «это стадо» на вокзал, вместе с уже знакомым капралом Райаном. Там их уже ждал поезд. Всех запихнули в один вагон. Капрал выдал документы назначенному старшим среди отправлявшихся в лагерь подготовки высокому бугаю по фамилии Джонсон и, отдельно, Толику. Он даже уделил последнему на несколько минут больше, чем всем остальным, любезно объяснив, что Тому еще предстоит пересадка на поезд, идущий в Форт-Беннинг.

Капрал оказался настолько добр, что даже попрощался с новоиспеченными солдатами. Он стоял в конце вагона, у дверей, невысокий человек средних лет, подтянутый и пока еще довольно стройный, несмотря на начинающий отрастать и уже слегка заметный под обтягивающей формой животик.

— Там, куда вы направляетесь, будет нелегко, — сказал капрал, обращаясь к притихшим новобранцам. — Когда вы попадете в лагерь подготовки, то сразу поймете, насколько это не похоже на гражданскую жизнь. Вам это не понравится. Вы даже решите, что ваши командиры требуют от вас слишком многого. Вы подумаете, что все они полные дебилы. Вы будете думать, что попали к самым грубым и жестоким людям в мире. Я собираюсь сказать вам одну вещь. Вы сильно ошибетесь! Если вы хотите облегчить себе жизнь, прислушайтесь к моим словам сейчас. Делайте все, что вам говорят, и держите рот на замке.

— Спасибо, капрал! — ответил кто-то, и все засмеялись. Они еще не знали насколько он прав, не представляли всего, что их ждет и веселились, словно дети на каникулах. Один Толик сидел мрачный, пытаясь понять, насколько опыт советской учебки и службы в ВДВ сможет ему помочь. Впрочем, и он скоро отбросил в сторону все эти размышления, очарованный интересными видами из окна неторопливо, по меркам его опыта, едущего поезда. Остальные новобранцы, давно привычные к подобным пейзажам, откровенно скучали, не зная, чем заняться. Но скоро нашлись карты. В другой части вагона сбилась в кружок тесная компания вокруг одного из парней, рассказывающего интересные истории и короткие анекдоты. И только Томпсон сидел в гордом одиночестве у окна, разглядывая непривычную и в тоже время смутно знакомую жизнь. Поездка заняла почти два дня. И только к вечеру второго он оказался у ворот лагеря, где уже толпились еще с десятка два таких же как он, одетых в гражданское, парней и ждали вызванного караулом сержанта-инструктора.

Подошедший сержант выглядел так, словно сошел прямо с экрана голливудского фильма. Высокий, мускулистый, в идеально подогнанном обмундировании, на котором, казалось, нельзя было найти ни пятнышка, с лицом настоящего стопроцентного белого англосаксонского американца[5], он так и просился на обложку иллюстрированного журнала. Заметив реакцию и сержанта, командовавшего караулом, Толик сразу понял — ничего хорошего ждать от этого человека не стоит. Но первое время все прошло без происшествий, хотя Толик и был наготове в ожидании какой-нибудь подлянки.

Сержант отвел их в столовую, где новобранцев покормили холодным ужином из колбасы и фасоли. После чего, дав всего пару минут на отдых после еды, инструктор собрал всех в некое подобие строя и минут тридцать гонял на плацу, заставляя ходить туда-сюда небольшой колонной и обрушивая на обалдевших от такой неожиданности рекрутов целые потоки брани. Толику досталось меньше всего, хотя и он получил свое. За неправильное выполнение строевых приемов. Почти все они выполнялись совершенно не так, как привычно пытался делать Томпсон, опираясь на старые навыки.

— Кто тебя учил такой пакости, проклятый ублюдок? Ты двигаешься, словно джерри (немец), а не добропорядочный американский солдат! Придется позаниматься с тобой дополнительно! — прорычал сержант стоящему в первой шеренге Толику. Услышав же чей-то сдавленный смешок, сержант вообще рассвирепел и минуты две орал, что если стоящие перед ним павианы думают, что их неумение передвигаться строем лучше, чем пусть неправильные, но армейские навыки рекрута Томпсона, то они дико ошибаются. И он, сержант Чак МакГвайр, докажет им это в ближайшие дни. После чего, заставив еще раз пройтись строем по плацу, повел их колонну к интендантскому складу.

У склада их уже ждали еще несколько групп новобранцев. После того, как их всех построили и завели внутрь склада, началось превращение толпы гражданских индивидуалов в единообразный строй солдат. Каждый новобранец по очереди подходил к одному из четырех недовольных неожиданно свалившейся рабой интендантов, раздевался и стоял, слегка подрагивая от холодных прикосновений портновского метра и напряженных взглядов стоящих в очереди. Все происходило быстро, относительно тихо и напоминало конвейер. Вот только что перед Толиком стоял бравый ковбой в пропыленной, еще сохранявший слабый запах лошадиного пота одежды. А буквально через несколько минут он исчез в глубине склада и появился у другого выхода, уже одетый в новенькую, топорщащуюся униформу, с набитым остальными вещами мешком в руках, обалдевший и даже как бы еще не понявший, что произошло. Вот и сам Томпсон (или все же Пискунов?) уже стоял голый перед скучающе-озлобленным сержантом и так же непроизвольно вздрагивал от холодных прикосновений железных наконечников. И тут же получил огромное, просто непредставимое количество пилоток, шапок, перчаток, носков, ботинок, нижнего белья, рубашек, ремней, штанов и мундиров. Из всего этого изобилия Толику больше всего понравились ботинки. Настоящие прыжковые «коркораны» из натуральных материалов, мечта российского парашютиста восьмидесятых. Впрочем, как всегда, реальность оказалась совсем не похожей на мечту. Но обувь была вполне сносной, то есть носимой. Впрочем, как и вся форма. Разве что галстуки к повседневной форме, удавки, которые Толик тихо ненавидел еще ТАМ. Но деваться было некуда, и вот он уже занял место в строю сразу за бывшим ковбоем. Форму, конечно, требовалось ушить, но и сейчас, он ее слегка обдернул, кое-где подтянул и выглядел, на его взгляд, более-менее удовлетворительно. Что, однако, явно не понравилось сержанту МакГвайру.