Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы Страница 6

Со свойственной ему мудростью и решительностью, а также опираясь на творчески переосмысленные идеи основоположников, товарищ Троцкий в первые же дни своего правления сделал невозможное. Он сумел сохранить нерушимое единство партии и уже готового впасть в смуту народа, начал переговоры с правительством юга России о заключении почетного харьковского мира, разработал и стал железной рукой проводить в жизнь новую экономическую политику, опубликовал Октябрьские тезисы о возможности мирного сосуществования двух политических и экономических систем на территории одной, отдельно взятой (за горло!) страны, и это не считая ряда менее исторических, но не менее оригинальных и эффектных акций.

Потерявший было за шесть лет империалистической и гражданской войн не только ощущение реальности, но и инстинкт самосохранения народ начал медленно приходить в себя. Словно бы наутро после затянувшегося на неделю престольного праздника. Потряс раскалывающейся с похмелья головой, пощупал языком острые обломки незнамо кем выбитых зубов, оглядел в мутном зеркальце опухщую, в синяках и ссадинах физиономию: «Это что ж оно такое было, батюшки-светы? Ну, погуля-я-л-и-и…»

…Отвлекшись даже от несколько ернического тона изложения новейшей истории, придется все же подчеркнуть, что описанные выше события произошли по совершенно случайной причине.

Просто человек, которого звали Андрей Новиков, родившийся на три десятилетия позже описываемых событий, возвращаясь из гостей летней московской ночью, не захотел спускаться в мраморно-бронзовые подземелья метрополитена, а пошел пешком. Переходя Большой Устьинский мост, остановился над серединой реки, охваченный вдруг непонятной, беспричинной печалью, закурил толстую иностранную сигарету без фильтра, включил редкий по тем временам кассетный «Грюндиг». Плескалась внизу черная, пахнущая мазутом вода, тащилась против течения, постукивая мотором, самоходная баржа, выводил тоскливые, подходящие к настроению пассажи «Сент-Луис блюза» альт-саксофон.

Кто жил в те времена, тот должен помнить, как оно было. После двадцати трех часов, тем более не в центре, по улицам мелькали только редкие такси, а частных машин, считай, и вовсе не было, вероятность встретиться с бандитом или хулиганами не слишком превышала шанс по трезвому делу попасть под поезд. Оттого Андрей почти не удивился, когда в виртуозное сплетение джазовых квадратов добавился вдруг четкий отзванивающий стук металлических набоек по бетону и через пару минут с ним поравнялась высокая девушка в белом плаще — воротник поднят, руки в карманах.

Хотя в слабом свете редко расставленных фонарей трудно было рассмотреть черты ее лица, по неуловимым, но очевидным признакам он догадался, что девушка весьма хороша собой. Не удержался и окликнул:

— Вы не хотите постоять со мной немного?

Она остановилась. Глянула внимательно, чуть наклонив голову. Он тоже молча ждал, что ответит незнакомка.

— Тоска? — спросила девушка, выдержав долгую паузу. Голос у нее был приятного, даже волнующего тембра. — Подруга не пришла?

— Не в подруге дело, — ответил Новиков. Факт, что элегантная, совсем не рядового типа девушка не испугалась, не пробежала мимо, а с ходу включилась в разговор и ответила психологически точной фразой, показался ему сулящим нечто нетривиальное.

— Тогда хуже. Тоска без причины. Это мне знакомо. — Она подошла к парапету, тоже взглянула на дрожащие в воде отблески огней.

— Что вы курите? — спросила девушка, тем самым дав понять, что знакомство состоялось.

— «Вавель».

— Не слышала. Судя по названию — польские?

— Да, краковские. Сугубо неплохие. Составите компанию?

Девушка взяла сигарету из протянутой белой коробки, прикурила, несколько раз, не затягиваясь, выпустила дым.

Несколько минут они стояли, перебрасываясь короткими, малозначительными якобы фразами, словно разыгрывая сцену из неснятого фильма Антониони.

Потом парень сказал:

— Конечно, нет.

— Что — нет? — удивилась девушка.

— Я прокрутил до конца наш возможный диалог и ответил на вашу последнюю реплику. Вы должны были сказать: «Как я понимаю, нам сегодня не следует знакомиться…» Я с вами согласился.

Девушка посмотрела на него с подлинным интересом и уважением. Действительно, нечто подобное она имела в виду сказать в заключение их необычной встречи, и не так уж на поверхности это лежало.

— Вы ученик Вольфа Мессинга?

— Нет, я только профессиональный психолог. Довольно редкая, бессмысленная здесь специальность. Чем-то даже оскорбительная для советской власти, которая считает, что чтение в душах лишь ее прерогатива. Поэтому считаю, нам нужно перейти на «ты» и не знакомиться как можно дольше. Мы с тобой люди одной серии…

— Вы не боитесь откровенничать с незнакомками, о странный юноша?

— Представьте, нет. Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут…

— Что в таком случае значит — люди одной серии? И почему обязательно необходимо переходить на «ты»?

— Тебе это показалось неприятным?

— Ты знаешь, удивительно, но нет.

— О'кей, я не ошибся. — И объяснил, что он имел в виду.

Незаметно для обоих они уже оказались на правом берегу и поднимались вверх, к площади Ногина. И еще часа два бродили по улицам, оживленно беседуя и старательно избегая всего, что могло показаться банальностью в словах и поступках. И даже когда время далеко перевалило за полночь и он, забывшись, предложил проводить ее, она со смехом отказалась:

— Нет, прямо сейчас расстанемся. Я направо, ты налево. А если хочешь, встретимся через три дня в то же время на том же месте. Будет хоть что-то необычное в жизни…

Они действительно встретились через три дня, потом еще и еще.

Если бы знал тогда Андрей, почти вполне обычный аспирант-психолог и начинающий журналист, что им сулит это романтическое знакомство…

С первых минут он понял, что ему попалась невзначай самая красивая и умная девушка из всех, что он когда-либо знал и видел, но никак не мог вообразить остального. Инопланетные разведчицы в патриархальные брежневские годы на улицах Москвы встречались крайне редко.

Да и она, агент-координатор аггрианской суперцивилизации, носящая здесь псевдоним Ирина Седова, уж тем более не могла представить, что заинтересовавший ее в чисто профессиональных целях землянин вскоре заставит ее забыть о служебном долге, более того — перейти на сторону «врага» и вместе с Андреем и его друзьями включиться в грандиозные и непонятные даже ей «звездные войны».

И вот теперь, восемью годами позже встречи, случившейся, хочу заметить, в далеком семьдесят шестом году и не сулившей поначалу ничего, кроме приятной связи очаровавших друг друга девушки и парня, которая могла бы завершиться свадьбой, но точно так же и вообще ничем, клонился к своему закату девятьсот двадцатый год.

ХХ век начался, как известно, вопреки формальной хронологии, шесть лет назад, в августе девятьсот четырнадцатого. Но в лондонском «Хантер-клубе» тщательно и истово, как русскими старообрядцами дониконианский канон, соблюдались нравы и обычаи доброго, старого, викторианского ХIХ века.

Промозглым осенним вечером в нем собрались поужинать несколько весьма приличных джентльменов. Безусловно имеющих членские карточки, проверить которые, впрочем, не пришло бы в голову ни одному лакею и даже самому метрдотелю, если бы он даже и не знал половины гостей в лицо.

Двое из них были депутатами палаты общин, один — палаты лордов, а остальные выглядели не менее солидно.

Иначе и не могло быть: стать членом привилегированного клуба в те далекие времена было куда труднее, чем сегодня академиком. Тем более одного из тех, что составляли славу аристократического Лондона. И существовали двести и более лет с неизменным уставом и почти неизменным фамильным составом своих членов, где джентльмены времен Питта и Дизраэли вполне могли бы соседствовать за столиками с джентльменами из окружения Ллойд-Джорджа и Чемберлена.

Однако хоть и крайне затруднен был путь соискателей к заветной карточке, но ведь отнюдь не невозможен. Однажды клановый барьер преодолел даже какой-то русский князь, в присутствии двух «непременных членов» взявший на рогатину сорокапудового медведя и тут же лично снявший с него шкуру. И теперь, сумев с все той же, не утраченной с годами ловкостью оставить в дураках всесильную ЧК, князь через три границы добрался до Лондона и обрел здесь пожизненный покой. Он появлялся в клубе ежедневно в девять утра и проводил там время до полуночи, завтракая, обедая, ужиная, играя в бильярд и бридж, а все остальное время читал газеты в кресле под картиной с изображением собственного подвига, имевшего место быть в 1897 году несколько южнее Костромы.