Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели Страница 6

— Ладно, оставим, — сказал тогда Новиков, почувствовав глубинную правоту Олега. Не так часто он выигрывал в их идеологических спорах, а сейчас — сумел.

— Да вы не переживайте. Замок — в любом случае механизм, живой, неживой, квазиживой — роли не играет. А мы — люди, цари природы и вершины эволюции. Я тоже кое-какие программки по ночам рисую. Так что еще посмотрим, кто на ярмарку, а кто — с ярмарки…

— Тогда, в соответствии с предыдущими договоренностями, приступим, сэр мажордом? — стараясь сохранять должное выражение лица и тон, сказал Новиков.

— Само собой разумеется…

Арчибальд встал из-за стола, прихватив с собой полукресло, подсел к торцу столика пятым.

— Итак?

— Что бы ни случилось в ближайшее время на подконтрольных вам и нам территориях, от мысли отправиться в длительный оплачиваемый отпуск мы не отказались. Наоборот, укрепились в этом мнении на сто двадцать два процента…

Арчибальд слегка оторопел, в очередной раз.

— Не понял я, как это?

«Все-таки машина, — с долей облегчения подумал Новиков, — „куда тебе, Каштанка, до человека“».

— Чего понимать-то? Сто процентов наших, двадцать два твоих. В сумме сколько выходит?

— Кончай вникать, Арчибальд, — сказал Левашов, — пробки перегорят. Тебя же не учили играм с ненулевой суммой…

Арчибальд предпочел смириться, не вдаваться в заведомо проигранную дискуссию с теми, кого он признавал за Высших. Хотя бы на первых уровнях своей псевдоличности.

— Почему я и собирался о всяких интеллигентских заморочках беседовать с Антоном, — сказал Новиков. — Тебе придется еще много работать над собой, а это такая нудная забава. Прочитай на ночь все тома Достоевского и еще полное собрание сочинений Чехова, с письмами и комментариями. О Джойсе и Кафке вообще говорить не станем: попробуешь, плюнешь и перейдешь на Майн Рида…

— И правильно сделаешь, — кивнул Шульгин, — я ничего вышеназванного, кроме Майн Рида, не читал и великолепно себя ощущаю…

— Вы когда-нибудь заткнетесь? — с генеральскими нотками поинтересовался Берестин. — Даже мне надоели…

Шульгин почесал усы с хитрым взглядом позднего Арамиса, потянулся к очередной сигаре.

Четыре неглупых человека, «играя на одну руку», способны заморочить любого мудреца, не говоря о машине, пусть интеллектуальной. Примерно как в рассказе Шукшина «Срезал». Там всего один деревенский демагог публично опустил кандидата наук, что же говорить о нашем случае?

— Значит так, дорогой друг, — перешел к сути Новиков, — то, что мы отплываем в дальние моря, очевидно и обсуждению не подлежит. Что проблему дуггуров оставляем вам — тоже. Нам надоело постоянно решать никчемные мировые проблемы. Однажды мы совершили грандиозную ошибку, не послав твоего друга и шефа по известному адресу, но, прими к сведению, некоторые ошибки удается исправлять. «Покуда век не прожит…» Нам от вас нужно вот что: завершить доукомплектование кораблей расходными материалами и биороботами, о чем развернутую заявку по установленной форме подаст Воронцов. И самое главное — нам требуется подкорректировать внешний облик. Мы, как ты видишь, люди хотя и бравые, но уже немолодые. Всем около сорока, никуда не денешься…

— Для мужчин — возраст расцвета, — осторожно заметил Арчибальд, не зная, к чему может привести еще и этот заход.

— Кто бы спорил. Ты и в тысячу с лишним выглядишь как огурчик. Но нам нужно другое: выглядеть крепкими парнями в районе двадцати пяти лет. Девушкам — немного меньше.

— Всем?

— Кому скажем. Реально?

— Безусловно. Если просто косметически — за час управимся. Если по-настоящему, с перестройкой на клеточном уровне, — не меньше суток.

— Не то чтобы совсем на клеточном, — сказал Шульгин, единственный, кто разбирался в этих вопросах профессионально, — тут и напортачить легко, есть прецеденты. Достаточно произвести точно выверенную регенерацию кожных покровов и эндокринной системы. Остального не касаться. Суть в том, чтобы по всем внешним признакам мы соответствовали названному возрасту на протяжении того срока, который понадобится. Ну год, два. При полном сохранении нынешнего умственного, нравственного, эмоционального статуса, всех моторных навыков…

— Постараемся, — ответил Арчибальд с миной дорогого врача, договаривающегося с пациентом, — сделать то же самое, что ваши гомеостаты, но с особой избирательностью. И предусмотреть, чтобы после процедуры не наступило рассогласование обновленных и оставшихся прежними органов и систем. Так?

— Лучше бы я и сам не сформулировал, — одобрительно ответил Шульгин. — Хорошо физиологию знаешь. И не забудь, наши гомеостаты должны поддерживать обновленные организмы не хуже, чем сейчас… Воспринимать новое состояние в качестве очередной «генетической нормы».

— Постараемся, — повторил Арчибальд.

— Учти, начнете с одного — мы сами выберем, с кого именно. По завершении процедур протестируемся известным нам способом, и так далее…

— Это как вам будет угодно. Фирма веников не вяжет…

Где же он, интересно, подхватил эту хохму?

— А дальше? — спросил Шульгин.

Арчибальд замялся. Неужто не знает? Или не хочет ответить?

— Фирма делает гробы, — не поднимая глаз, припечатал Берестин. — Как хочешь, так и понимай.

…На полдороге от кабинета, который себе придумал Арчибальд, чтобы соответствовать своей теперешней должности мажордома, до площадки лифтов, тоже в какой-то мере придуманной, поскольку она появлялась почти в любом удобном месте, друзей встретил Антон.

— Что ж вы меня не дождались?

— Мы бы с полным удовольствием, но ведь предупреждать надо. У тебя свои неотложные дела, у нас — свои. Цивилизованные люди заранее в блокнотике отмечают, когда встреча, во сколько и с кем…

— Простите, если можете. Саша, проведи нас в свое убежище…

До дверей секретной квартиры все шли молча. Этакая группа серьезных мужчин, с суровыми лицами, устремленных к не сулящей веселья цели.

Разместились в кабинете, выходящем окнами в заснеженный двор.

— Так что же произошло? — спросил Шульгин, в пределах этих стен принявший на себя право говорить от имени Братства.

— На самом деле — ничего. Помня наши прежние споры, дискуссии и предположения, я захотел посмотреть, как вы будете разговаривать с Арчибальдом без меня… — Антон кривовато ухмыльнулся.

— Что-то интересное для себя почерпнул? — спросил Левашов.

— Ты знаешь, да! Его стоит принимать всерьез… Вам.

— Всерьез как друга или как постороннюю силу?

— Пока — первое. У меня нет ни малейших оснований сомневаться в его желании и готовности служить нашему общему делу… Он на него запал, как у вас принято выражаться…

— Тогда в чем сомнения? — Новиков видел, что Антон не в полной мере адекватен самому себе, прежнему.

— Он меня — отодвигает…

— Чего же ты хотел? — спросил Шульгин. — Стоит дать слабину, и подобная коллизия случается с кем угодно. Непонятно одно — с чего ты вдруг поплыл? Я знаю массу случаев, когда после зоны мужики выходят гораздо круче, чем были до… Вся деревня их боится! Просто так, на всякий случай.

— Не тот мужик и не та зона, мы об этом уже говорили, ты не помнишь?

— С этим тоже поработаем, — сказал Левашов. — Хочешь, я завтра превращу его в то самое «железо» из которого он возник? Тебе останется только кнопки нажимать… Правда, что случится с Замком как с объектом, понятия не имею…

— Нет, это уже крайний случай, — ответил слегка воспрянувший духом Антон. Моральная поддержка иногда значит больше, чем физическая. — Еще сам подержусь… Жаль, что вы все сразу уходите. Скучно без вас будет.

Это прозвучало, как очень мягкая формулировка другой эмоции: «Тошно без вас будет». А может, даже — «страшно».

— А как до этого жил? — участливо спросил Берестин. — Полтораста лет обходился, и вдруг…

Наверное, Алексей по-своему был прав. Человеку, начавшему военную службу курсантом воздушно-десантного училища в восемнадцать лет, привыкшему сначала абсолютно подчиняться, а потом и командовать, взводом, ротой, кидаться «с воздуха в бой» под направленные лично в тебя пули, сложно понять ближнего, теряющего мужские качества в ничего особенного не представляющей обстановке. Подумаешь, дальние перспективы! Ты ближайшие полчаса выживи, в штаны не наложив, — тогда ты солдат!

Сам Берестин, из отставного ротного внезапно став командующим фронтом, не растерялся. Сложись судьба иначе, стал бы Маршалом Победы, оставив за флагом всех остальных, позже прославленных.

Антон молчал, только чуть дергалась жилка под глазом.

«Совсем человек», — отметил невропатолог и психиатр Шульгин.