Андрей Посняков - Сын ярла Страница 6

Вздохнул Форгайл, осмотрелся, вскрикнул. Ну, Конхобар, чтоб его разорвали Фир Болг, куда гнал-то? Чуть не просмотрел старую дорогу, что поворачивала к Снольди-Хольму.

— Стой, стой, Конхобар! — замахал руками друид. — Поворачивай.

Узколицый удивленно обернулся: вроде к усадьбе Рекина все прямо и прямо?

— Это ближняя дорога, — лживо пояснил Форгайл. — Был я в здешних местах лет двадцать назад, знаю.

Ну, ближняя так ближняя. Друиду видней. Пожав плечами, Конхобар поворотил коня, и повозка, переваливаясь на кочках, въехала в густой лес, темный, колючий и даже на вид страшный. Не бегали звери в этом лесу и не пели птицы, даже ветер, казалось, не дул, и непоколебимо застывшие ели возвышались вокруг вечными молчаливыми стражами. Тишина стояла — мертвая.

Когда уже порядочно отъехали от дороги, Форгайл велел остановиться. Отвел в сторону Конхобара, кивнув на детей, незаметно протянул веревки…

Так вот зачем ему понадобились жертвенные кувшины! — с ужасом догадался наконец узколицый.

Форгайл накинулся на детей, словно почуявший добычу волк. Схватил, связав за спиной руки. С помощью опешившего от страха помощника вытащил под старую ель спрятанные под рогожей кувшины — пузатые, с нелепо широким горлом.

— О, Кром Кройх! — подняв голову к небу, возопил Форгайл, возвышаясь над несчастными детьми с широким ножом в руках. — Прими же наконец настоящую жертву.

Мелькнувшее красное солнце отразилось в разящей стали друида. Взмах ножа — и полетели в кувшины головы, журча, полилась кровь…

Довольный, друид вытащил из складок плаща желтоватую ветку омелы. Опустил в кровь, провел жирную черту на лице узколицего Конхобара. Тот стоял на коленях, с тщательно скрываемым страхом следя за действиями главного жреца.

— О, Кром Кройх! — произнес Форгайл, теперь уже тихо. — Напейся же свежей крови и скажи мне, как достичь власти? И где? В Гардарике? Или лучше это сделать здесь? Сомнения гложут меня, о Кром. Скажи же, как поступить? Дай знак!

С минуту друид прислушивался. Все вокруг было по-прежнему: мертвая тишь да черные суровые деревья. Лишь стояли под старой елью два нелепых кувшина, окрашенных жертвенной кровью.

Конхобар недоверчиво посмотрел на главного жреца — ну и где же старые боги?

И в этот момент гнетущую тишину разорвал мощный звук грома! Откуда ни возьмись, появились в небе темные тучи, и яростная вспышка молнии заставила узколицего быстро прикрыть глаза рукой. Загрохотала гроза, вспыхнули у самого края дороги подожженные молнией деревья. Хлынул ливень.

Конхобар поспешно спрятался под телегу.

А Форгайл все стоял у кувшинов, подставив дождевым каплям крючконосое злое лицо. Черные глаза друида были закрыты, лишь иногда он чуть шевелил губами, словно бы разговаривал с кем-то. Он говорил с Кромом, кровавым богом кельтов.

Взять власть здесь? Нет, невозможно — северные боги слишком сильны, лучше объединиться с ними. Гардарика — другое дело. Там много племен, и у каждого племени — свои боги, с ними можно расправиться поодиночке. Да, Гардарика — это очень хорошо, можно попробовать. Местные боги согласны помочь — Хель, богиня смерти, и хитрый бог Локи. Их тоже нужно задобрить. Камень Лиа Фаль? Он выпал в другой мир вместе с той, что владела им. Куда выпал? Он здесь же, в этой стране, но в далеком будущем. Достать его оттуда сложно. Хотя можно попробовать сделать так, чтобы владелица камня сама захотела вернуться. Сломать ее тамошнюю жизнь…

— Магн. Все-таки Магн… — чуть слышно прошептал Форгайл и вслушался в шум грозы.

Местные боги. Не надо говорить с главными, достаточно других. Да, вот Хель говорит, что узнала кое-что у Норн, слепых дев судьбы. Есть в Норвегии человек, который станет великим конунгом в Гардарике. Это Хельги, сын Сигурда ярла.

— Хельги, сын Сигурда ярла, — эхом повторил Форгайл. — Я возьму его тело и сделаю его своим. Что же касается души сына ярла… — Друид расхохотался, и жуткий каркающий смех его растворился в грохоте грома.

Глава 3

ОХОТА

Осень 855 г. Халогаланд

Ночь была в доме,Норны явилисьСудьбу предрекатьВластителю юному.

Осень пришла в Бильрест-фьорд неожиданно быстро: весь август и половину сентября жарило, будто летом, вдруг — раз! — за одну ночь берега залива покрылись ковром из сорванных ветром листьев, золотистых, огненно-красных, рыжих. По такому ковру приятно пройтись, выдыхая полной грудью бодрящий воздух, тем более что поначалу так же сверкало — но уже не грело — солнце. Впрочем, недолго баловала жителей фьорда солнечная погода — день, два — и появились плотные серые облака, похожие на прокисший кисель, быстро затянули небо, словно по мановению рук злобных финских колдунов, живущих на краю света.

Хельги, сын Сигурда ярла, поежился, с опаской посмотрев на небо. Нет, он не был трусом, но финских колдунов опасался. А кто их не опасался? Тем более здесь, на узкой тропинке, что вела через лес в горы. А что такое тропинка? Та же дорога. А дорога, всем известно, очень нехорошее, колдовское место. Кто знает, где у нее край, у дороги? И ведет она известно куда: если все время идти, идти, идти, то в конце концов можно покинуть мир людей — Мидгард — и выйти в иной мир. Хорошо, если в мир богов-асов — Асгард, а если в нижний мир — Нифлхейм — Страну смерти? Или очутишься вдруг в огненной земле Муспельхейм! Хельги не очень-то хотелось там оказаться, четырнадцать лет жизни — это еще мало. Ни подвигов совершить еще не успел, ни вообще… Хельги внимательно всмотрелся вперед, за деревья. Что это там мелькнуло? Кажется, что-то огненное! Неужто и в самом деле страшные огни Муспельхейма? А что, вполне может быть! Старики говорили, Бильрест-фьорд не очень-то хорошее место. Это все из-за радуги, что всегда появляется весной. Ведь именно радуга Бифрост соединяет, как мост, мир людей и мир богов-асов. Попадет туда Хельги, посмотрит на него главный бог Один своим единственным глазом — как огнем пронзит: откуда, мол, ты здесь взялся, Хельги, сын Сигурда, сына Трюггви? Какие такие славные подвиги совершил? И засмеется нехорошо, словно гром загремит, а волшебный конь Одина Слейпнир затопочет всеми своими восемью ногами… Нет, не стоит торопиться покидать Мидгард. Успеется еще. Сперва надо подвиги совершить, а уж потом можно и поговорить и с Одином, и с другими богами.

Ага! Вон опять впереди что-то мелькнуло, прямо за елкой.

Хельги машинально засунул руку под оленью куртку, потрогал на шее золотой амулет в виде Мьельнира — молота Тора, бешеного рыжебородого пьяницы, сына Одина и Земли. Такой амулет, по идее, должен бы отогнать всякую нечисть, особенно гномов и великанов. Впрочем, кто его знает? Не мешало бы и какую-нибудь вису прочесть, уж тогда точно все йотуны-великаны разбегутся, ибо велика сила ритмичного слова! А складывать висы Хельги умел, даже давнишний приятель отца старый кузнец Велунд, про которого ходили упорные слухи, что он колдун, его хвалил.

Бойтесь,О великаны,Меча, что…

Нет! Так не пойдет!

Хельги помотал головой. Некрасивая получалась виса. От такой если великаны и сгинут, то, пожалуй, только от хохота. По-другому надо. Ведь кто такие великаны? Жители подземного Йотунхема. Ну, и меч, конечно, тоже достоин более красивого описания… Например, так:

Бойтесь,О жители Йотунхейма,Крушителя бранных рубашек,Что помечен именем Тюра…

Прочитав, Хельги вдруг рассмеялся. Ну надо же, кого испугался! Великанов? Так дураку ясно, что днем они превращаются в камень. Вон как раз один такой рядом. Здоровенный. И кажется, шевелится! А ведь великаны не днем в камни превращаются, а на рассвете, при лучах солнца. Но солнца-то сегодня как раз и не видно — одни тучи. Тогда что же помешает вот этому камню превратиться в великана и тут же напасть?

Хельги еще раз громко повторил вису и незаметно оглянулся в поисках отставших приятелей. Ну, где же они? Харальд Бочонок — толстый, жизнерадостный, веселый, большой любитель поесть и выпить, и Ингви Рыжий Червь — длинный, курносый, веснушчатый, поесть любит не меньше Бочонка, однако как был тощим, таким и остается, видно, не в тюленя рыба. Харальд с Ингви приходились Хельги очень близкими родственниками — двоюродными братьями по матери, именно они и сгоношились сегодня с утра на охоту. Звали с собой еще молодежь — Дирмунда Заику с приблудным Хрольвом, да те отказались. По такой погоде, сказали, только ведьмы с великанами шляются.

Хельги прислушался. Ни голосов, ни другого какого шума позади слышно не было. Видно, приятели, Харальд с Ингви, хорошо отстали. В этом сын Сигурда ярла был сам виноват — нечего было нестись вперед, как угорелый, знал ведь — Харальд с Ингви лентяи известные, любят все делать не торопясь.