Борис Орлов - В окопах времени Страница 6

— Когось большого прихлопнули, дядька! — сообщил молоденький канонир пожилому фейерверкеру Кузьмину, невозмутимо посасывающему свою носогрейку. Тот лениво кивнул:

— Сейчас казаки разберутся: кто пришел, зачем пришел. В кого попали, а кого убили. Наше дело — стрелять и помирать, а в кого и за что — господин полковник знает…

Вновь донесся чистый серебряный звук, и по его сигналу казаки пришпорили коней.

— В атаку!..

1238. Синяя Орда.

— О, Великий и могучий. Твоей Орды, ушедшей к последнему морю, больше нет. Изничтожена она воинами неведомыми, оружием громовым. Пал великий Бату-Хан вместе с воинами своими. Все пали в земле урусов. Лишь меня одного отпустили они, чтобы принес я весть тебе: не ходи в Землю русскую со злом, не вернешься!

Гонец положил к подножью трона свернутый в трубку лист пергамента, запечатанный полковой сургучной печатью полковника Первуновского…

Заря. Велиград.

III тысячелетие до н. э.

В городище было шумно и бессонно. Ревела скотина, согнанная в огромный гурт посреди торжища, плакали дети, подвывали бабы и девки. Всю ночь в Велиград тянулись беженцы, отступавшие перед страшными людьми бронзы — уладами, как они себя называли. Многочисленные находники, прикрыв тела непроницаемой бронзой, укрывшись за высокими щитами, шли по землям славян нескончаемой рекой, точно лесные мураши. Гордые мужи-родовичи пытались биться, но слишком неравны силы: несть числа ворогам, да и кость с кремнем не стоят супротив бронзового лезвия. Последней надеждой стало городище — Велиград у излучины полноводной Раны, обнесенный могучим палисадом. Да еще там, на пути у вражьей силы, встала заслоном невеликая ватажка сварожьих витязей во главе с Колаксаем-жупаном. Крепки их топоры и глаза зорки, могучи луки и сильны ратовища, но мало их, совсем мало.

Старый Белегост послал-таки в дозор двух уных донести, когда сломят колаксаевых улады, дабы вовремя задвинуть брусья на заслоне тына и отгородить людей от находников. Теплилась еще надежда у старика, что не почнут чужинцы града искать, не отважатся лезть на раскаты и тын, а пройдут далее, беря лишь малое мыто с неуспевших укрыться. Тешил себя старый надеждой, хоть и понимал мудростью прожитых зим, что не оставят городище вороги, что не упустят такой добычи…

— Дядька Белегост, дядька Белегост! — ссыпались с раската двое пострелят. — Поди-ка, взгляни: с дальней пади неведомые вои идут!..

Рассвет. На полночь от Велиграда.

III тысячелетие до н. э.

Тысяцкий Первун Коловрат остановил коня. Злая кулла нанесла такой туман, что ни зги не видать. Сзади стояли рядами пронские комонные витязи, далее теснились пешцы — земские ратники.

— Де ж путь? — тысяцкий повернулся к брыньскому стрелку, взявшемуся указать короткую дорогу до Рязани. — Князь Юрий ждет

— Прости, боярин Первун, — стрелок комкал в руках шапчонку. — Зришь сам, путя нет. Должно, хозяин водит.

При упоминании о лешем Первун перекрестился и зашарил по броне рукой, пытаясь сжать в ладони ладанку. Видно, прогневили лесного Хозяина. Может, заповедную опушку истоптали, а может, кто из воев ненароком мавку увидел, вот и сердится отец за красу дочери…

— Бермята, — Коловрат обернулся к десятнику, — возьми своих, да на вороп — поищите пути-дороги. Да сторожко там смотри: не ровен час — на поганых наскочите.

Тысяцкий смотрел, как растворяются в тумане вершники Бермятова десятка, а голову томили тяжкие думы. Брат Евпатий послан князем Юрием в Чернигов просить помощи у наследников Ольговой славы, но то ли добудет, то ли нет — неизвестно. А он, дурной, завел подмогу пронскую в глухомань неведомую.

— Боярин, боярин! — из тумана вынырнул Бермята с двумя своими. — Чудное дело, боярин: выходили с Пронска — зима ж была, снегу по лядвии, а тут — грозник, не иначе. Травы зелены, птахи поют…

Первун и сам почувствовал, как с неба дохнуло жаром, обдало летним теплом. Да уж, зима ушла куда-то вместе с дорогой… Стоявшие в задних рядах потихоньку садились, снимали поршни и лычницы, сматывали с ног теплые портянки. А иные уже начали тянуть с плеч брони, чтобы снять из-под железа полушубки или теплые шерстяные срачицы.

Такое нужно было пресечь и немедля. Железо на голую грудь не носят, и, повинуясь жесту тысяцкого, негромко ругались десятники, заставляя нерадивых вздевать брони, не скидывать с плеч щитов, не класть рогатин.

Туман помаленьку рассеивался, и стало видно, что на полдень лес реже. Туда же убегала проторенная волокушами дорога. Пустив вперед два десятка вершников, Первун сторожко повел свои сорок сотен навстречу незнаемому…

Утро. На закат от Велиграда.

III тысячелетие до н. э.

— Молви еще раз про находников, отрок, — Первун наклонился к поводырю, юному пар-нишечке в простецкой сермяге, — говоришь, комон-ных нет у них?

— Колесницы лишь, — быстро отозвался поводырь.

Он с опаской посматривал на удивительных союзников, явившихся из неслыханного града Пронск, на их темные одежды, непроницаемые для стрел и копий, их страшное оружие, что в один удар сметает сосенку толщиной в ногу взрослого мужа. Он сам видел, как жупан чужих воев показывал Белегосту их силу. Потому-то ему очень не хотелось сбиться с пути, потерять дорогу. Хотя чужаки вроде добрые — один из пеших воев угощал малых несмышленышей сладкими кокурками, пока вожаки вели беседу со старейшими града. Только добрые-то они добрые, а сердить их не стоит. Но слава Свентовиту — путь никуда не терялся. Скоро уже, скоро появится ватажка Колаксая…

Увидев ратников, стоявших на широкой поляне, Первун чуть было не расхохотался в голос. Вот уж витязи, нечего сказать. Вместо брони — толстые кожаные одежи с дубовыми тесовинами на груди, вместо мечей — тяжкие ослопы с бугристыми шарами капа на концах. И числом — не более двух сотен. А коли не врал старый волхв, то находников — не менее тридцати сотен. А то и целая тьма.

Из рядов велиградских витязей вышел муж, лицом и обликом — вождь. Оглядел пришлецов, молча стянул с головы бобровую шапку, поклонился в пояс.

— Колаксай, жупан здешний.

— Первун Коловрат, тысяцкий рязанской рати. На подмогу пришли к вам, братие.

Жупан завороженно смотрел на выходящие из лесу пронские, колпьские, городецкие сотни. Неверящим голосом, но с той безумной надеждой, которая бывает лишь у смертельно больных, переспросил:

— На подмогу? К нам?

Его лицо просияло. Он стянул с пальца золотое жуковинье, даже не ромейского, а куда как более древнего мастерства, и протянул Первуну:

— Бери. Коли выживем да не побрезгуешь — братом будешь.

Коловрат спешился, с поклоном принял подаре-ние и, чуть подумав, протянул Колаксаю длинный подседельный нож-атаган.

— Прими, братец названый…

…Разговаривать было сложно, ибо язык у витязей хоть и похож был на речь русичей, да уж больно древний. Еле-еле три слова на четвертое поймешь. Но уяснили однако ж, что идут находники-улады правильной ратью, князья их, сиды, в колесницах едут, а простые ратники — на своих двоих топчут. Оружны мечами, да не железными — бронзовыми, и топорами. А броня у них вовсе плохая — так, только грудь и покрывает.

Вызнав все, что можно, Первун распорядился стрелкам-лучникам растянуться вдоль кромки леса, а витязей пронских да тех, что получше оружены из земцев, сбил в единый кулак под прикрытием дерев. Теперь оставалось только ждать. О, вот уже топот копыт, уже вылетели на поле комонные наворопники, орущие на скаку:

— Идут! Ой, идут!..

Полдень. На закат от Велиграда.

III тысячелетие до н. э.

Гнатал, сын Конрота, сына Энгуса, сына Роде, вел своих воинов на восход. Жирные коровы и мягкие девушки, наливное зерно и сладкий мед, отборные меха и желтое масло есть у червей, обитающих в этих лесистых землях. А у сынов уладов в их бесплодных горах нет ничего. Тощи их нивы и тощ их скот, и зимой приходится выносить новорожденных девочек в снег, ибо не может род прокормить лишние рты. Но зато Светлые Боги открыли уладам секрет дивной бронзы и научили правильному бою. А черви из лесов не могут биться как подобает людям — ровными рядами и на быстрых колесницах. И потому их добро станет добычей тех, кому благоволят Светлые Боги.

На широкое поле выезжали колесницы. Фаль, сын Эоху, ударил по струнам прорезной арфы и сильным чистым голосом запел песнь боя. Подхватив знакомые слова, воины, потрясая топорами, двинулись вперед, туда, где жидкой цепочкой стояла невеликая рать червей…