Роман Буревой - Северная Пальмира Страница 6

– Летиция мне теперь не жена.

– Да, фекальный закон. Ох, прости! Справедливый, мудрый закон! – хмыкнул Квинт. – По которому муж и жена больше не считаются мужем и женой, если несчастный угодил в плен.

– Справедливый закон, – подтвердил Элий без тени иронии, расстилая сероватую простыню на своём ложе. В двух местах простыня была прорвана. – Тем более справедливый, что Летиция меня бросила.

– Бросила! А ты уверен? Я бы на твоём месте её отыскал. Элий, ты старше её почти на двадцать лет. Ты должен учить жену жизни, руководить наивной душой. А что у тебя с Летицией получается? Позволяешь девчонке все, а она вертит тобой, как хочет.

– Не будем об этом.

– Ты должен отыскать её и объяснить, что она не имеет права так поступать. Не имеет права – и все. Что минутный каприз – не повод все рушить. И заодно взять у неё на свои нужды миллион или полтора. И тогда нам не придётся сидеть в этой вонючей дыре.

– Летиция оставила мне дарственную и ключи от дома.

– Ага, видел. Старая развалюха, которая требует ремонта. И там нет ни воды, ни тепла.

– Я лишён воды и огня.

– Но не в прямом же смысле слова!

– Не будем больше спорить. Лучше отправимся обедать. Нас звали в «Медведь». Там сегодня угощают.

Все это Квинту не нравилось. Ему вообще в последнее время мало нравилось поведение хозяина. Опять Элий что-то задумал. И от этих замыслов Квинта бросало в дрожь. «Старого фрументария» неожиданно охватила злость. Элий хочет скрытничать? Пусть. Пусть строит ледяные дворцы, пусть усердствует. Квинту какое до этого дело? Он глубоко вздохнул, но злость не прошла. Какая-то ерунда получается. Они все время сражаются, все время борются. Не просто борются – надрывают жилы. И каков итог? Вместо того чтобы двигаться вверх, падают в бездну. Едва удаётся где-нибудь остановиться, зацепиться и – крак! – новый срыв и новое падение. И так без конца. А чему удивляться? У пропастей не бывает дна – лишь призрачные перегородки, которые наивные люди всякий раз принимают за вышеозначенное дно, и всегда удивляются, когда перегородки рушатся. Последние два года они суетились, куда-то рвались, что-то начинали и бросали, вечно торопились, переезжали, строили планы, искали союзников, надеясь одолеть Бенита. И вдруг поняли, что одолеть Бенита уже не удастся. Но ощущение внутренней суеты осталось.

Однажды утром, в очередной раз собираясь в дорогу, Квинт нашёл брошенное в очаг письмо. Пламя лишь облизало бумагу по краям, и Квинт разобрал несколько строк: «…я взял деньги и теперь возвращаю долг. — Письмо начиналось с середины, видимо, первую страницу Элий все же уничтожил. – Помни о сроках: ты должен выдержать год, и ни днём меньше. Никому ни слова. Даже не намекай. Тебе придётся проливать кровь – без этого не обойтись. Прими мои условия, и все исполнится наконец. Звезда Любви спустится на землю. Теперь все зависит от тебя».

Подписи не было.

На душе у Квинта после прочтения этого письма сделалось мерзопакостно. Фрументарий ни о чем не стал спрашивать Элия. Он просто констатировал факт – он теперь все больше констатировал факты. Просто потому, что выводы было делать слишком тяжело. Всё утратило смысл, все замыслы, все планы. Есть один план – прожить сегодняшний вечер. И, возможно, ночь. И если наступит утро – это будет почти удача.

– Я просто устал, – сказал Квинт вслух.

– Тогда тем более тебе нужен хороший обед. Пойдём. – Элий тронул его за плечо.

Квинту показалось, что Элий говорит с ним каким-то виноватым извинительным тоном. А что если спросить, кто написал письмо? Вот так, в лоб: ответь, чью кровь тебе надо пролить?

Но Квинт не стал спрашивать.

VI

В таверне «Медведь» был большой отдельный триклиний. И хотя шерстяная ткань на ложах изрядно засалилась и блестела, а фрески на стенах давно облупились, запах жаркого заставил ноздри Квинта плотоядно дрогнуть. В отдельном триклинии обедали. Из девяти мест было занято только семь. Распоряжался за столом крепко сбитый мужчина с тёмной бородой, лысым теменем и бахромой вьющихся волос до плеч. Среди обедающих Квинт сразу приметил Всеслава. Тот вскочил, подошёл к распорядителю и сказал ему несколько слов. Тут же принесли ещё две тарелки и две чаши. В «Медведе» ели по-старинному – руками, а пальцы вытирали о льняные салфетки.

– Вас приглашают пообедать, – Всеслав указал на два пустующих места.

– Замечательно, я только об этом и мечтал, – хмыкнул Квинт и подозрительно покосился на Элия. – А тут бац – и уже зовут. И кто же наш благодетель?

– Диоген.

– Да? Никогда не думал, что Диоген может кого-то угостить обедом. Кажется, у него ничего не было, кроме его пифоса. А впрочем, ерунда. Пусть угощает Диоген. Лишь бы нам хватило мяса. Неплохой обед, Всеслав. Ты так обрадовался нашей встрече пару часов назад, будто ты мой незаконнорождённый троюродный брат. Я спешно начал вспоминать свою родословную, но, признаться, мало что вспомнил.

– Здесь я Сенека, – сообщил юноша, нисколько не обидевшись на слова Квинта.

– Да? Сенека – он писал очень умно, а поступал глупо. Я, признаться, на досуге пытался разобраться, почему так происходит, но не сумел. Так что моё имя звучит просто и без тайного смысла – Квинт Приск, и все. Раньше я часто менял имена, но с годами это приелось. Моего друга называй Перегрином. Хотя я подозреваю, что он хочет подыскать себе кличку более звучную.

И хотя места за столом у них оказались не особенно высокие[6], новым гостям тут же подали жаркое, уже разрезанное и политое соусом. Квинт проглотил кусок мяса почти не жуя. Все обедающие ели молча, иногда обмениваясь ничего не значащими фразами. Хозяин был щедр. Казалось, блюда никогда не иссякнут. И вино подавалось отменное – слишком хорошее для такой дыры. Подозрительно, когда в дешёвой таверне подают столетнее вино. Вдвойне подозрительно, когда к столу зовут чужих – не родню, не клиентов – и кормят и поят до отвала. Квинту происходящее все больше и больше не нравилось. Что-то ему напоминала эта шикарная трапеза. Он поглядывал на Элия, но тот был безмятежен. Это означало, что Элий принял важное решение. И готов его воплощать.

–  Как зовут остальных? – спросил Квинт у Сенеки.

– Вон тот – Сократ, – указал Всеслав на подвижного невысокого крепыша. В рыжей шевелюре Сократа мелькали серебряные нити, хотя годами он был отнюдь не стар.

– И как поживает твоя философия, Сократ? – поинтересовался Квинт.

– Бедно, как всегда, – засмеялся рыжий, весёлый взгляд его голубых глаз скользнул по новичкам, будто ища, за что зацепиться.

– Попробуйте, это колбаски нашей местной фабрики «Аквилон»[7], – порекомендовал Всеслав принесённые официантом закуски.

–  После того как их съешь, северный ветер гуляет по кишкам, что ли? – подивился Квинт.

– Нет, – смутился Всеслав. – Просто «Аквилон» звучит красиво. Да и Горация все в школе читали…

Колбаскам отдал должное Квинт.

– Никогда не думал, что покойники так хорошо обедают, – ухмыльнулся Квинт. – Коли так, то зря мы боимся смерти.

– Что значит «боимся смерти»? – тут же вцепился в собеседника Сократ. – Жить и каждую секунду бояться?

– Бояться, когда она смотрит тебе в лицо, – уточнил Квинт. – Кстати, что ты пьёшь, Сократ? – Он приметил, что Сократ подливает себе из солидной бутыли прозрачную жидкость. Уж не воду ли? Но от этой «воды» глаза Сократа с каждым глотком блестели все веселей.

– Я? Сок цикуты, что же ещё!

– А нельзя ли и мне? – Квинт протянул свою чашу. – Сок цикуты – мой любимый напиток.

– Э, нет! – Сократ спешно убрал бутылку. – Яд новичкам не наливаю.

– А я – Платон, – представился молодой парень с очень широкими плечами и с незажившим шрамом на лбу.

– Надо же, сколько знаменитостей, – пошутил Квинт, испытывая все большее беспокойство.

– Меня даже в Риме знают, – заявил Платон заносчиво – ему не понравился насмешливый тон Квинта.

Какой обидчивый! В самом деле философ? Но на интеллектуала не похож – лицо плоское, нос сломан. Уж скорее он… Квинт поперхнулся, потому что в эту минуту начал догадываться, что означает эта обильная трапеза и эти странные клички. И ему сделалось нехорошо. Причём очень нехорошо. Он хотел подняться и бежать в латрины, опасаясь, что его вырвет. Но тут беспалая шуйца Диогена опустилась ему на плечо, пригвоздив к ложу.

– Раз в год наша центурия устраивает обед в этой таверне, – сказал Диоген. – Сегодня как раз такой день.

– Центурия? – отозвался Квинт севшим голосом. – Я вижу семерых…

– Это сухой остаток. Теперь я набираю новых. А выбирать не из кого. Так что вам повезло, ребята, и вы двое приняты. – Тёмные, навыкате глаза смотрели насмешливо. Квинт подумал, что настоящий Диоген именно так и должен был выглядеть. Даже бочка нашлась – стояла в углу. Только здешняя дубовая, а не глиняный пифос, в которой жил когда-то знаменитый киник.