Петр Хомяков - ПЕРЕКРЕСТОК Страница 6

Но вот издевательства природы позади. Очередное тепло не прервано очередным гадостным снегопадом. Ненавистный снег тает окончательно, оставляя после себя кучи зимней грязи. Но грязь не снег, ее можно убрать. А земля все-таки оттаяла. И трава проклюнулась, и покрыл деревья одуряющий золотой туман.

Но душа, обманутая не один раз, не спешит рвануться из груди. И сердце осторожничает. И застоявшиеся мышцы не спешат броситься в весенний бег.

Медленно, постепенно, осторожно и просыпаются чувства, и обостряются мысли. День, два, три, неделя, две. Ну, не бойся, зима уже точно ушла. А палящее солнце на чистом небе сулит жаркое, нет, не жаркое, но хотя бы нормальное, не холодное, лето.

И взрываются чувства, и бурлит кровь. И приходят на ум прорывные решения. Впрочем, это не у всех. Для того, чтобы что-то пришло на ум, надо иметь этот ум. Для некоторых весна начинается и заканчивается на… Впрочем, зачем уточнять то, что и так всем ясно.

Первым в этом году теплым, по-настоящему весенним вечером Света шла домой с работы. На работе вроде и не устала, учеба идет нормально, больших хвостов нет. Дома ждет любимый человек. Да, главное, и зима наконец-то позади. Странно, подумала Света, в родной Коряжме зима будет подлиннее, да и похолоднее. Но переносится как-то легче. Весна хоть и позднее, чем в Москве, но дружнее. Ну и, конечно, грязи поменьше. Хотя поселок около деревообрабатывающего комбината чистотой отнюдь не сияет. А поди ж ты. Почему же все-таки в Москве так грязно. Все-таки столица. Неужели нельзя с московскими-то возможностями, чтобы грязи было хотя бы как в Коряжме.

Ой, да что это я, – одернула себя Света. Все о грязи, да о грязи. Все хорошо, все просто отлично. Она подставила пунцовые щечки легкому теплу закатного солнца и вдруг поняла, что надо сделать, чтобы нехороший Иванов бизнес закончился…

Для четверых азербайджанцев, приехавших в чужой для них город «дэлать дэньги» рабочий день тоже закончился. Закончился удачно, и московская зима для них тоже закончилась. От солнца вскипала кровь и тяжесть копилась меж ног. На пустынной вечерней улице им встретилась одинокая красивая девушка. Желание стало решением. Они ее изнасиловали. А потом убили. Так получилось…

Нагрязном только что оттаявшем пустыре окраины микрорайона на юго-западе Москвы лежала мертвая русская девушка. Светлые глаза удивленно смотрели в темнеющее небо. И только щечки, такие яркие при жизни, были бледны.

… По третьему каналу российского телевидения выступал начальник ГУВД Москвы. Глядя в телекамеру печальными умными глазами мудрой черепахи Тортиллы, он говорил, что 100% тяжких преступлений в городе совершается приезжими. Непонятно было, расписывается ли он подобным заявлением в собственном бессилии, или хочет кому-то на что-то намекнуть.

А по четвертому каналу показывали какое-то ток-шоу. Один из спорящих сослался на несомненный авторитет только что переизбранного президента, который заявил, что те, кто выдвигает лозунг «Россия для русских» – идиоты.

После смерти Светы Ваня периодически выпадал из действительности. Он вдруг осознавал себя то в одном, то в другом месте. А потом опять забывался, что-то делал, куда-то шел, но не помнил, что делал и куда шел.

Он вдруг осознал себя перед красивым холеным азербайджанцем в мундире милицейского подполковника. Гладкое смугловатое лицо обрамляла красивая седая, вроде даже слегка подсиненная, шевелюра. Ваня что-то пытался объяснить и даже потребовать. Но подполковник с легкой улыбкой парировал Ванины реплики и о чем-то, словно бы по-отечески, но с холодной угрозой в глазах предупреждал.

Уже потом Ваня вспомнит, что поначалу он попытался хотя бы отомстить. Причем в рамках закона. Но отделение милиции на той территории, где произошла трагедия, было на корню «выкуплено» азербайджанцами. Все начальство там было из натурализовавшихся в Москве кавказцев. Да и большая часть рядового состава тоже. Разумеется, в этой ситуации никого не нашли, а Ванину активность быстро пресекли.

Хорошо хотя бы, что на самого не повесили убийство его Светы. Это произошло просто потому, что у Вани было железное алиби. Всю вторую половину дня до позднего вечера в день убийства он провел на другом конце Москвы в доме весьма уважаемых и состоятельных людей, готовя их отпрыска к вступительным экзаменам по химии. Началу репетиторской карьеры Вани положила Света. И у Вани вдруг стало весьма неплохо ладиться это ремесло.

Ах, Света, Света, зачем ты пошла этой улицей. Света, родная… Опять провал. Опять он что-то говорит. И угрюмый старый человек с внимательными глазами пристально смотрит на него.

Ах да, Ваня уже не надеется на закон. Но, в конце концов, он ведь почти что член мафии. Однако его покровители из криминального мира, бывшие этническими русскими, как оказалось, сами ходили «под черными». И на просьбы Вани о возмездии ответили отказом.

В ярости кричал он своим контрагентам, что уж если они отказываются помогать в его деле, он отказывается дальше сотрудничать с ними. Надо сказать, что такие заявления в соответствующих кругах не проходят даром. Но среди криминала находятся иногда люди весьма искушенные. Старый пахан смотрел в пустые Ванины глаза, безумным пламенем горевшие на странно меняющемся, каком-то механическом, лице, и понимал, что перед ним не совсем человек. То ли Боги пытались что-то сказать Ваниными устами, то ли бесы взяли под покровительство нового агента на земле.

Так или иначе, нечто сверхъестественное было видно в этом одержимом горем парне. И искушенным людям это было совершенно ясно. Конечно не ахти какие жрецы эти старые паханы. Однако не надо быть жрецом, чтобы понять – человека, подобного Ване лучше оставить в покое. Его, конечно, можно убить. Но зачем брать на себя лишний труд. Впрочем, куда он денется, этот полуколхозный интеллектуал. Побесится и все равно придет к нам. Возможно, именно так подумал мудрый стратег криминального мира.

Ваню оставили в покое.

И продолжился его долгий сон наяву.

– Вячеслав Иванович, можно вопрос, – спросил профессора невысокий подвижный парень с пронзительным взглядом светлых глаз.

– Разумеется, – ответил профессор. Очередная лекция подходила к концу, и по сложившейся традиции завершающая часть была посвящена вопросам и ответам.

– Почему вы нам до сих пор не говорите о национальном и расовом аспекте тех проблем, которые затрагиваете.

– А вы считаете, они имеются?

– Ну, разумеется. Парень даже немного обиделся. Да собственно мы из ваших же собственных книг знаем об этом. Зачем же считать нас столь наивными. Или вы чего-то опасаетесь?

– Коллега, мне нечего опасаться в этой ситуации. Я был в той группе, из которой потом выросла известная всем «Память». А тогда, как вы помните, было еще всесильное КГБ под руководством еврея Андропова, очевидно не пылавшего любовью к русским националистам. Потом я могу припомнить свое участие в защите Белого дома в 1993, и свое сотрудничество с генералом Рохлиным, который, в отличие от многих нынешних трепачей готовился реально силовым методом свергнуть этот ублюдский российский режим. Так что не мне бояться сказать вам о чисто теоретических аспектах проблемы соотношения расово-этнического и цивилизационного компонентов эволюции.

Черт, опять распетушился. Сто раз говорил себе не упоминать о своих довольно скромных заслугах. Но, они же есть, черт возьми. Они есть. Заслуги, пусть и скромные, но реальные. А у этих-то новых националистов вообще одни намерения и пока никаких дел. Но все-таки надо быть скромнее. Подобными репликами никого ни в чем не убедишь. Сто раз говорил себе, что бесполезно ввязываться в подобные споры. Профессор вдруг разозлился на себя, и как всегда в таких случаях, смутился.

– Впрочем, извините за нескромность, коллеги, – закончил он поток своих невысказанных мыслей. И, позвольте предположить, что ваш вопрос задан неспроста. Готовитесь к очередному празднованию 20 апреля? До него ведь осталось не так много времени. Но к чему этот риторический вопрос. Конечно же, готовитесь. И опять дадите повод враждебным нам СМИ изобразить вас фашистами. И опять кто-то из вас влипнет в крупные неприятности…

– Но борьбы без потерь не бывает, – подал реплику плотный парень, проявивший активность еще на первой лекции. Парня, как теперь знал профессор, зовут Вадим. Вадим, по-видимому, действительно серьезно занимался боксом. Профессор, угадывающий своих, про себя называл его полутяжем.

– Это не борьба! – профессор, что называется, завелся. Это, как вы, Вадим, наверняка слышали на тренировках, называется подставкой головы. Юмор этой реплики заключался в том, что в боксе, чтобы защитить голову подставляют плечо, предплечье, перчатку. Подставить голову, которую требуется защищать от ударов, значит сделать глупость.