Андрей Дай - Орден для Поводыря Страница 6

В длинной, узкой, но богатой травами и веселыми скачущими по камням ручьями, отдыхали два дня. И, честно говоря, когда караван таки тронулся – испытал облегчение. Уж очень приставучим оказался протоирей Стефан Ландышев – руководитель миссии. Ни на минуту меня в покое не оставлял – все трындел о миссии цивилизованного человека, о христианском долге и благодарных потомках. Думал, у меня стойкий и абсолютный иммунитет к любым видам рекламы. Ан нет. Когда ходит за тобой бородатый хмырь в рясе, и поминутно дергает за рукав, поневоле обратишь внимание.

Пришлось клятвенно пообещать заложить в новой крепости храм. Стефан кивнул и через полчаса привел молоденького иеромонаха. Представил двадцатилетнего парнишку с широко распахнутыми, блестящими, голубыми глазами – отцом Павлом, и исчез. Больше я Ландышева и не видел. А Павлик, в миру Павел Морозов, отправился с нами.

Пару раз порывался на привалах пригласить черного монашка в священничьем сане к своему костру, да выпытать, что же подвигло-то его, молодого и жизни не видевшего, на служение. Да так как-то и не вышло. Все что-то другое занимало.

В Хабаровку – вотчинную деревеньку инородческой купеческой семьи Хабаровых пришли к обеду. И снова остановиться на сутки пришлось. Пока на многострадальные спины лошадей примеряли новый груз – тщательно упакованные в кожи маральи панты, лакомились медом. Алтай стал слегка более похожим на ту волшебную страну, которую я помнил по прошлой жизни.

Предложили искупаться в бочке наполненной кровью. Отказался, хотя Гилев и утверждал, что это очень полезно для здоровья. Как представил себя всего в… в этом, даже передернулся. Отшутился, что лютеранская вера не позволяет. Принтц удивился, но ничего не сказал. Гера-злыдень еще полдня ржал, гад.

После Хабаровки широкая, хоть и не пригодная для повозок дорога превратилась в узкую тропку. Отряд растянулся так, что Безсоновским казакам можно было спать лишних часа три, пока наступала их очередь выдвигаться. Каменистая ниточка вилась и изгибалась, обходя препятствия. Случалось, что авангард мог свободно переговариваться с пушкарями, находясь, тем не менее, верстах в трех впереди. Так продолжалось два дня, пока тропа не вывела нас на берег Катуни, к переправе.

На берегу буйной реки жил хитрый русский мужичек. Ловил рыбку, ковырялся в огородике, держал несколько ульев. А еще – владел двумя лодками. Возможно, самыми большими по размеру плавсредствами от Бийска до Пенджаба.

Не знаю, где в этих неприветливых горах, нашел этот предприимчивый дядька два столь толстых бревна, но размеры выдолбленных суденышек действительно впечатляли. По семь или восемь метров длинной, и не меньше полутора – шириной. Только я плохо себе представлял мою нервную кобылку, пересекающую Катунь на шаткой посудине.

Гилева занимали совсем другие мысли. На первую ярмарку в верховье Чуи мы уже опоздали, она прошла в первых числах июня. До начала второй – с середины июля до середины августа – оставалось три недели, а путь впереди еще лежал долгий. Одна только переправа через неприветливую и жутко холодную реку почти тысячи человек и вдвое большего числа груженых лошадей могла растянуться минимум на пару недель.

У Бийского купца был вариант – в первую очередь перевезти торговый караван, и, не дожидаясь отягощенного пушками и запасами провианта воинского отряда, рвануться к Кош-Агачу. Этим своим планом он и поделился с нами у костра в разбитом на берегу лагере. Пришлось Принтцу приоткрыть завесу секретности и поведать отважному первооткрывателю о возможном нападении подконтрольных китайцам племенах аборигенов. И снова были упомянуты английские эмиссары, как потенциальные виновники.

— И чего им на своем острове не сидится! — в сердцах, брякнул я, даже не потрудившись задуматься.

— Торговля, — пожал плечами штабс-капитан, вычерчивая что-то прутиком на песке. — Как у всех. Мы в Коканд тоже не пустынями любоваться вторглись. Купцы генералам гешефт сделали и о сильной потребности в хлопке намекнули.

— Хлопок, это да, — легко согласился я. — Стратегическое сырье.

— Как вы сказали? — удивился разведчик. — Простите, Герман Густавович. Вы сказали – стратегическое? Отчего же?

Черт меня что ли за язык дернул. Пришлось выпутываться.

— У меня в присутствии господин Менделеев служит. Брат известного химика из Санкт-Петербургского университета. Так вот, мой чиновник утверждает, что сейчас ведутся опыты по созданию пороха на основе хлопка. От того и сказал – стратегическое сырье.

— Интересно. Очень интересно. О таком аспекте нашей среднеазиатской компании я не задумывался. Спасибо, ваше превосходительство.

— Да, пожалуйста, — отмахнулся я. — Вы, Андрей Густавович, лучше поясните вашу мысль. Причем тут наши заклятые друзья и торговля в Монголии.

— Монголии? О! Прошу меня простить, Герман Густавович. Одну секунду, — и, повернувшись к купцам, жадно ловящим каждое наше слово, совершенно по-военному приказал:

— Организуйте людей. Мне нужно три дюжины хороших бревен в пять сажен длинной. Если есть возможность, отыщите бочки. Хотя бы десяток десятиведерных. И соберите по каравану веревки. Чем больше, тем лучше.

— Никак мост строить зачнем, ваше благородие? — обрадовался кто-то из компаньонов Гилева.

— Мост? — прищурился офицер. — Нет. Мост – это дело будущего. Сейчас займемся паромной переправой. Коли все нужное сыщется – послезавтра начнем переправляться. Дня в три управимся.

— Благодетель, — забавно глотая окончания слов, вскричал узкоглазый Хабаров, и перекрестился. — Год молить Господа за вас стану!

— Перестаньте, Фадей Аргалыкович. Идите готовить бревна. Общее дело делаем.

Василий Алексеевич, как начальник над купеческой братией, быстренько раздал каждому указания, и обрадованные перспективой торговцы, убежали исполнять. Сам Гилев остался у костра, продолжая чутко вслушиваться в наш с офицером генерального штаба негромкий разговор. Казалось, даже уши любопытствующего бийчанина по-волчьи шевелились.

— Знаете ли вы, Герман Густавович, что пекинские мандарины исчисляют подданных китайского императора никак не менее чем в четыреста миллионов душ?

— Много, — кивнул я. Конечно много. Пусть и не два миллиарда, как в той моей жизни, ну так и в Российской Империи не сто сорок миллионов жителей, а чуть больше шестидесяти.

— Кто-то из британских промышленников сказал, что если каждый китаец купит у него по одному гвоздю за медный фартинг, ему не нужно будет заботиться о будущем своих детей.

— Логично. Это огромные деньги. Если бы наши торговцы сбыли циньцам четыреста миллионов аршин сукна, Императорская казна наполнилась бы до самого верха.

— Эка, — не утерпел Гилев, и хлопнул себя по коленкам. — Не зря я в Омске суконную мануфактуру выкупил. Зимой в Бийск перевезу. Кабы не вы, Герман Густавович – ни в жисть бы не догадался!

— Как это – выкупил? — удивился я, пропустив мимо ушей похвалу. Сразу заметил – нынешние купчины вообще на лесть не скупятся.

— Так они заводик годов пять назад построили. На нужды воинские применить хотели. Только не вышло. Думали – им киргизы овечьей шерсти натащат, ан нет. Дикие они – одно слово кочевники. Шкуры, и то кислые, в дело не пригодные. А стричь не умеют, как следует. Кошмы свои катают из того, что само на колючки цепляется…

— Закрыли завод что ли?

— Закрыли, ваше превосходительство. Людишек распустили, а избу досками заколотили. Только механизмы и остались пропадать. А я вот выкупил. Сейчас разбирают, да к перевозке готовят. Как на тракте снег ляжет, так и повезут.

— А ты где же сырье брать думаешь?

— Я-то? — хитро прищурился Васька, став вдруг отчаянно похожим на кота, укравшего кусок колбасы со стола. — Я у монгольцев и буду. Они верблюдей разводят и сарлагов. Сарлаги – это коровы такие китайские, сильно лохматые. Шерсть ажно до земли свисает. Они как весной линять начинают, по полпуда скидывают зараз.

— Яки что ли?

— Яков не знаю. Теленгиты зверей этих сарлагами кличут. Я и с Корниловым говорил уже. Землица-то по Чуе бедная, лето короткое. Зерно может и не родить. А коли казачки овец да коров этих лохматых разведут, так я у них на сукно шерсть куплю. Взамен, как их благородие, инженер Суходольский дорогу достроит – зерно телегами возить стану…

— А от чего же ваша, Василий Алексеевич, мануфактура работать станет? — заинтересовался Принтц. — Ручей какой-нибудь плотиной перекрывать станете?

— Так, я, господин капитан, и паровую механику с Урала выписал. И с городничим нашим договорился. Бийск-то нынче к земству причислен, да к губернии. И законы горные на нас боле не действуют. Еще слышал – по Томи где-то горючий камень рыть начали. Мне бы съездить – глянуть. Дров-то на машину, поди, не напасешься. Ну, да зима длинная – успею.