Петр Романов. Второй шанс - Олеся Шеллина Страница 6

— Петя! Ты что правда с Агушиным подрался? — я замер, не донеся ложку до рта, положил ее на тарелку и медленно обернулся, пожирая глазами стоящую рядом со мной рассерженную девушку. Наташа, сестрица моя старшая. Единственная душа живая, коя любила и переживала за меня. Сколько слез ты обо мне пролила о брате своем неразумном? Все-таки это рай, и пускай он такой неправильный, и пускай здесь магия и волшебство есть, пускай. Зато и Наташенька здесь живая и здоровая. Спасибо тебе, Госп... — я не закончил свою истовую и горячую молитву, потому что только сейчас осознал, что Наталия одета так же, как и все остальные девушки: темно-зеленая юбка, не прикрывающая даже колени, рубашка, обнажающая руки, и все остальное, что и на других. Господи, срамота-то какая. И даже долгополого кафтана у меня под рукой нет, чтобы прикрыть сестрицу от нескромных взглядов. Выдохнув, чтобы немного успокоиться, прекрасно понимая, что все девушки здесь одеты одинаково, и парни настолько уже к этому привыкли, что я один как телок на них взгляд останавливаю, я умудрился буркнуть в ответ, и даже снова взять в руки ложку.

— А ты, Наташка, чего здесь делаешь?

Глава 3

Наташа сложила руки на груди, глядя на меня, нахмурив брови. Тут только я обратил внимание на то, что ее длинные светлые косы... что их нет. Когда она распускала их и даже просила подсобить ей гребешком разобрать, то могла сесть на них. Я сжал руку, славно почувствовав их шелк, как у обреза, который китайцы привезли, с посольством еще к деду приезжавшие. Сейчас волосы Наташкины чуть уши прикрывали, полностью шею обнажив. Господи, да что это такое? Девки стриженные, с голыми ногами, да еще и учиться удумали наравне с мужчинами.

— Я здесь учусь, Петенька, согласно закону о повсеместном образовании от одна тысяча семьсот пятого года, который император Борис Владимирович Годунов подписал собственноручно, собственно, как и ты, если тебе память все-таки не отшибло, — ядовито произнесла Наташа. — А вот ты никак, похоже, не можешь ответить мне на простой вопрос: зачем ты подрался с Агушиным? Неужели ты не знаешь, что этот выродок настучит родителям, а те деду начнут нервы трепать? А ведь дед у нас с тобой не юноша уже. Может быть, ты все-таки перестанешь его подставлять?

Она говорила что-то еще, а я зацепился за имя императора и прокручивал его в голове снова и снова. Годунов? Какой-то Борис Годунов — император? Да как такое вообще возможно? Как? Нет, я не идиот, и уже давно понял, что, похоже, нахожусь в другом месте, не в своей родной Российской Империи, и это все не плод моего больного воображения, потому что я все мог бы представить, и магию, и девок стриженных, обучающихся совместно с мужчинами, но Борис Годунов — император? Это точно не привычный мне мир. Только вот не слышал я никогда такого, что со мной приклчилось, ни от кого от еретиков или заморских купцов и послов. Про переселение души мне поведал индийский посол с дарами и посланием, когда за столом речь зашла о душе и мирских деяниях, я тогда только посмеялся над ним. Язычники, они и есть язычники. Но зря, видать, посмеялся.

Обведя взглядом столовую, я только покачал головой. Тяжело мне будет, ох как тяжело. Но ничего. Если это тот самый второй шанс, дарованный Богом, то я приму его, как и молился я ранее. Еще бы понять, какую роль в этом месте играет род Романовых, ежели так случилось, что Михаила Федоровича Романова никто на царствование не позвал.

— Ты меня слушаешь? Петя! Обрати на меня уже внимание! — Наташа села рядом со мной, бесцеремонно подвинув Карамзина, который покраснел и уставился в пол, что-то бормоча себе под нос. Я вздрогнул и принялся разглядывать сестрицу. А ведь она хороша. Я-то помню ее всегда бледненькой и недужной. Еще до того, как чахотку Наталия подхватила, которая и свела ее душу безгрешную в могилу. Сейчас же я видел, что здоровая Наташка, просто кровь с молоком. А уж когда злится, что аж искры из темных глаз летят, так и просто загляденье. — Петр! — прошипела сестра, а я же словно очнулся.

— А ну, не смей на меня орать, — не ожидала Наташка, точно не ожидала, что я ее осажу. Неужто никогда такого не было ранее? Ну, тогда это плохо для нее, по себе знаю, как привыкать к изменениям тяжело. Еще с той поры знаю, как змею эту Меншикова к ногтю прижал. А ведь все считали, что положение этого дедова любимца, как скала, что никто не сможет его сковырнуть. Да было бы желание. А желание у меня тогда ого-го какое было. — Не вздумай более на меня голос повышать. Ты мне сестрица любимая, но ездить на себе я не позволю. Больше никому не позволю, — добавил я со злостью, которая всколыхнулась во мне, как всегда бывало, когда я ту свою жизнь вспоминал.

— Ты не заболел? — она прищурилась и приложила руку к моему лбу. Я отшатнулся, бесцеремонно отбросив ее руку. На людях такое обращение ко мне позволять, я тоже не буду, напозволялся, хватит.

— Я совершенно здоров, Наталия. И вполне могу сам постоять за себя. Не нужно носиться за мной и проявлять чувства свои на людях, тем самым принижая меня в глазах других. — Я действительно слышал перешептывания у меня за спиной, и веселый гогот того же Агушина, в котором громко было слышно, как он называет мою фамилию. Похоже, та стычка ничему его не научила и даже не намекнула на то, что теперь я не бесформенный тюфяк, которого привыкли они ранее видеть.

— Петя, — Наташа даже отшатнулась от меня. Яростные огни в ее глазах потухли, а на их место пришло удивление. — Да как ты...

— Как я, что? — я наклонился к ней и уже шептал, чтобы никто, кроме Карамзина, которого я, увы, никуда деть