Специальный корреспондент - Евгений Адгурович Капба Страница 6

* * *

— Не смотрите на меня так осуждающе, господин корреспондент. И, прежде, чем снимать вот это всё на фотокамеру, разберитесь как следует, — капитан Тулейко дулом револьвера отодвинул верхнюю губу скулящему от ужаса раненому аборигену, который скорчился у него под ногами, — Это — племя Крокодила. Взгляните на эти чудесные зубки — кошмар дантиста. Такие зубки говорят о том, что он убивал и кушал человека. Тому, кто не отведал людской плоти, такие процедуры не делают. Это — знак высшей привилегии. А по имперским законам и моему собственному разумению — умышленное людоедство карается смертью.

Меня напугала оговорка «умышленное», и в голову полезли примеры ситуаций, когда я, сам того не зная, мог отведать человечинки… Черт его знает, что пакуют в экспортные консервы те же лаймы, например…

— Я — капитан. Я на этом корабле царь, судья и священник в одном лице. Будь на его месте хоть ангел Господень, и знай я, что он убивал и кушал людей — прострелил бы его ангельскую башку без колебаний. И посему, ввиду неопровержимых доказательств и поимки с поличным — приговариваю их всех к смерти, — сурово закончил Тулейко и спустил курок.

Грохнул выстрел. Пуля вошла аборигену в рот, вышла через затылок и застряла в досках палубы.

— Проклятье, — цыкнул сквозь зубы капитан, — Бросайте их за борт, к чертовой матери! Акулы закончат работу… Оставьте вон того, с ожерельем, старика с простреленной ногой и парочку тех, что посвежее… Нам нужны проводники до поселка.

* * *

Детские мечты продолжали сбываться. Схватка с пиратами, визит в поселок к туземцам… Не так всё это я себе представлял…

Хотя годы ношения хаки и избавили меня от подростковых иллюзий — но воспринять спокойно кровавое пиршество, которые акулы устроили вокруг обломков бамбуковой флотилии, было невозможно.

Примерно так же невозможно, как смотреть на ободранный до обшивки пароход «Буссоль» и человеческие кости, разбросанные на желтом песке пляжа под пальмами. Два огромных кострища, множество следов ног и пятен крови…

Особенности национальной кухни? Народные традиции туземцев Южного континента? Уважение к культурным отличиям? Лука как-то, потешаясь надо мной во время одного из приступов морской болезни, рассказал о выражении «жевать долговязую свинью», и это было ужасно и вызвало очередной спазм. Но там речь шла о выживании, выборе между морализмом, который повлечет за собой мучительную смерть, или отвратительным действом, которое позволит продержаться еще немного. По имперским законам и это каралось смертью — но кто в здравом уме прямым текстом признается, что съел своего мертвого товарища на шлюпке посреди океана?

Эти же люди, совершенно похожие на меня, Рафаэля или того же Луку, только с чуть более смуглой кожей — не страдали от голода. В океане и реке было полно рыбы, пальмы и плодовые деревья в изобилии приносили орехи и фрукты, за прибрежной лесополосой, в саванне, по слухам, паслись бесчисленные стада животных… Это не пустынный и бесплодный Сахель, это Савский Рог, земли, вполне благоприятные для проживания.

Я фотографировал пляж, десантная партия с «Гленарвана» высаживалась на берег при помощи шлюпок, которые заходили в устье реки и приставали там, чтобы не подвергнуться разрушительному воздействию мощного прибоя. Капитан снова был во главе своих людей. Сурово нахмурив брови, он подгонял их:

— Живей, живей, мы должны выручить несчастных!

По словам Джека Доусона и захваченных каннибалов — на пароходе «Буссоль» были женщины. И если команду и пассажиров-мужчин постигла участь печальная и трагическая, то пассажирки сейчас находились в селении дикарей — живые и практически невредимые. Из двадцати четырех женщин погибла только пожилая дама — «умерла сама, даже есть не стали», как отметил абориген-старик. Может быть — апоплексический удар на фоне нервного потрясения или какая-то травма… Ключевым здесь было то, что пассажирки не подверглись насилию или истязанию — их приготовили на продажу Большому Серому — что бы это ни значило.

— Вам не следует туда идти, — преградил мне дорогу капитан Тулейко, когда увидел, что я закончил и собираюсь двинуться следом за колонной суровых матросов, — Лучше помогите с доставкой женщин на корабль, все офицеры будут заняты.

— Но, позвольте… Я хотел осмотреть поселение дикарей, — мой голос прозвучал несколько неуверенно.

— Они кушают людей с самого раннего возраста — и мужчины, и женщины. Это племя Крокодила, я вам говорил… Не стоит вам туда ходить, господин репортер. Особенно с вашей фотокамерой.

Я остался на берегу, глядя вслед колонне моряков, которые один за другим скрывались в джунглях.

Через полчаса загрохотали первые выстрелы, через час мы с Рафаэлем и Чечиловыми налегали на весла, направляя в сторону корабля шлюпку, полную находящихся в шоковом состоянии пассажирок несчастной «Буссоли».

* * *

III ПРОЛИВ БУРЬ

«Гленарван» проходил пролив Бурь со спущенными парусами, на паровом ходу. Эти неспокойные воды не зря носили свое название — штормило всерьез, небо хмурилось и грохотало, и я всё-таки напился, и находился в подпитии непрерывно около трёх суток.

На удивление — помогало. По странному капризу моего организма проспиртованный желудок не торопился вывернуться наизнанку, и при должной аккуратности я даже мог постоять некоторое время на верхней палубе, вцепившись в ванты, наблюдая за высоченными волнами, которые рассекал наш корабль своим носом и вдыхая соленый воздух. Я почти чувствовал себя настоящим морским волком — если бы не отвратительное чувство холода в груди, которое возникало всякий раз, когда клипер проваливался в пропасть между водяными валами, предвещая неминуемую гибель. Однако после этого «Гленарван» всякий раз оказывался на гребне, направляемый лопастями гребных винтов и волей капитана Тулейко.

Как переносили морскую прогулку дамы с «Буссоли», освобожденные из лап дикарей — я предпочитал не думать.

Дамы эти оказались представителями народа месье, уроженками Республики Арелат. Наши бывшие союзнички по Великой Войне, однако… Тевтоны здорово проредили их мужчин, выбили чуть ли не половину поколения — и свободные мадмуазели поехали искать работу и счастье в Колонии. Таков настоящий капитализм — их взяли на фабрики и заводы, чтобы заменить ушедших на фронт отцов, братьев и мужей на время войны, а после — выкинули на улицу.

Опытные фабричные рабочие были нарасхват в бурно развивающихся городах океанического побережья, обрабатывающая промышленность там набирала обороты, и потому арелатки вполне могли рассчитывать на нормальную жизнь и хороший заработок. Еще пятьдесят лет назад такое было