Ванька 4 (СИ) - Сергей Анатольевич Куковякин Страница 6

таинственным образом скончался, кто-то и скрылся в неизвестном направлении. Ущерб насчитали в десятках тысяч рублей золотом. Лейтенантов за преступные деяния лишили всех особых прав и преимуществ, чинов и наград, а также исключили со службы и сослали. Первого — в Тобольскую губернию, второго — в Архангельскую, третьего — в Томскую с правом избрать место жительства через двенадцать лет в пределах Европейской и Азиатской России за исключением столиц и столичных губерний.

— Строго… — я был впечатлен приговорами за браконьерство.

— Строго, а как иначе? У державы воровали…

Александр Владимирович посмотрел на часы.

— Иван, мне уже пора ужинать.

Мой организм давно об этом же самом сигнализировал. Что-то после плена я всё наесться не мог. Почему? А, кто его знает…

Да, я столовался на «Якуте» с командой. Ну, не с адмиралом же.

Глава 11

Глава 11 Про липовую ложку

Егор-то вон как поглядывает…

Злодей, ой злодей…

Убить тебя желает…

Голос в голове уже по третьему разу это повторять начал.

А, Егор-то, правда, нехорошо поглядывает.

Ухмылочки строит.

Ну, ничего… Ничего…

Меня так просто не возьмёшь…

Знаем, Егорушка, мы твои чёрные задумки…

Опередить Егора надо. Он, пусть росточком не велик, но здоров… Медведь…

Матрос первой статьи Василий Журавлев неторопливо, даже с некоторой ленцой встал из-за стола. Зевнул. Потянулся. Затем темп его движений резко поменялся. Мгновение, и в его руке появился шлюпочный нож. Причем, уже раскрытый.

Из шлюпочной укладки нож в карман Василия вот уже почти как десять дней переместился. Лезвием такого рабочего инструмента колоть практически не получится, разве что свайкой, но резать — за милую душу. Тем более, что теперь нож до остроты хорошей бритвы доведён…

Пара шагов и Василий уже за спиной Егора.

Поздно теперь ухмылочки строить.

Ишь, со свету хотел меня сжить.

Не получится у тебя это, голубанчик…

Лезвие шлюпочного ножа моментально перехватило горло сидевшему за столом. Тем более, Василий все очень профессионально сделал — свободной от ножа рукой запрокинул голову Егора назад. Жилки кровяные на шее почти без защиты и остались. Вот они — прямо под кожей, бери и режь…

Алая кровь брызнула на стол.

От Егора избавился, а Фома?

Про Фому, Вася, забыл?

Вот же он — рядом с Егоркой, вместе они тебя жизни лишить собирались…

Голос в голове не исчез, с Егора на Фому переключился.

Кровь Егора на столешнице смешалась с кровью Фомы…

Что он творит?

Высоченный матрос творил ужасное. Одного своего товарища уханькал, второго. Ещё через одного я уже сижу. Меня как Александра Владимировича в кают-компанию не зовут трапезничать. Ужинаю я сейчас с матросами.

Щи я уже выхлебал, к оставшемуся на дне тарелки мясу макарон добавил. Кстати, от тут приличные. Вообще, кормят в плавании нижних чинов нормально, дважды в день винную порцию выдают. Мне казенная чарка не положена — к экипажу я отношения не имею.

Ты, Вася, неужто Петра так оставишь?

Ночью он тебя и ухайдакает…

Отомстит за дружка своего — Фому.

Надо и его…

Голос в голове матроса первой статьи никак не угомонивался. Указания его летели быстрее пуль — мысли, они быстрые.

Василий шаг влево сделал, своей, опять же левой рукой за волосы моего соседа по столу схватил. Правая его рука с ножом начала двигаться по смертельной траектории.

Я, как сидел, так и ударил из весьма неудобного положения. В руке у меня ложка была, её я и использовал.

Сэнсэй всем нас учил работать. Ложка имеется — прекрасно. Тарелка перед тобой? Лучше не бывает, это ещё повезло тебе…

Ложка у меня была деревянная. Другой у солдата и матроса не имеется. Форма её — почти такая же, как у Федора в селе. Но, имелся один нюанс. Черпало ложки на «Якуте», той, что мне тут выдали, было несимметричным — более выпуклым с левой от черенка стороны. Так удобнее суп отхлёбывать. Качает тут иногда, знаете ли…

Ложка была липовая, простой работы, ручка круглая. Семеновская, скорее всего. Там их десятками миллионов каждый год делают.

Липа — мягкое дерево, но матросу, что сослуживцев своих жизни лишал, хватило. Черенок ложки между рёбер куда надо скользнул. У большинства такое, ясное дело, не получится, но у ученика сэнсэя, любая палка — меч…

Глава 12

Глава 12 Снова по Транссибу

Во Владивостоке мне раньше быть не приходилось. Ну, всё когда-то бывает в первый раз.

Впечатление на меня город произвёл… своеобразное. Словно его сначала какие-то дикие орды захватили, потом войска нашего государя отбили. И так — раза два, не меньше.

Часть города выгорела, на улицах — мусор. Словно все дворники забастовали. В центре ещё было почище, а на окраинах — полная разруха.

На афишных тумбах и заборах — листовки. Причём, одни — властями напечатанные, другие — явно какими-то возмутителями спокойствия. Революционерами, если можно, так сказать.

«Запасные! Близок уже тот желанный час, в который каждый из вас увидит снова свои родные поля и близких сердцу лиц! Больше ждали — меньше осталось! Не одни вы — с вами и все действительной службы генералы, офицеры, и нижние чины также почти два года пробыли на театре войны, разлученными многими тысячами верст от своих семей и детей, и теперь, когда война закончилась, когда каждый исполнил свой долг — все-таки должны оставаться в Маньчжурии! Исполняйте же, воины, свой долг до конца, терпеливо ждя каждый своей очереди, помня, что всех сразу, по многолюдству, в один день не отправить!»

Ну, эта явно, где-то в штабе Маньчжурских армий писана. Успокаивают в ней демобилизованных, чтобы они порядок не нарушали, своей очереди отправки в Россию ждали.

«Большие чиновники — алексеевы, безобразовы и т. п. — разграбили Россию, сделали казну пустой, теперь у них нет денег на вашу перевозку, чтобы дать вам на дорогу продовольствие, одеть и заплатить жалованье. Да они боятся вас пустить домой, после всего того, что вы видели на войне их грабеж, распутство и беспорядок».

Эта — уже не от командования. Размером поменьше, бумага у неё похуже. Характер текста — подрывной. Точно, какие-то революционеры постарались.

Надо сказать, что демобилизованных и пленных, вызволенных из Японии, из города всё же уже вывозили. Весь рейд Владивостока был забит судами. Причем видел я там не только российские флаги, но и были суда немецкие, английские и бельгийские.

Я и поручик должны были отправиться домой по железной дороге. Так командование решило в отношении большинства бывших пленных. Для нас никто исключение делать не собирался.

Мне и Александру Владимировичу несказанно повезло. Наш эшелон уже сегодня вечером отправлялся, так что мы в городе не задержались. Да и честно говоря, делать в нём было нечего. Даже нормально поесть, по словам поручика-привереды, тут было негде. Все рестораны во Владивостоке стояли с закрытыми дверями.

В Мацуяме Александр Владимирович из лагерного котла питался и всё ему хорошо было, а тут начал чудить. То ему не так, другое… Достойная его еда — только в хорошем ресторане… Понятное дело — дворянская кровь проснулась, в жилушках забурлила. Хорошо, со мной ещё разговаривать не брезгует.

— В нашем эшелоне будет более шестисот моряков из команд эскадры контр-адмирала Небогатова, — сообщил мне Александр Владимирович. — Офицеров кроме меня — всего трое. Лейтенант и два мичмана.

Что-то маловато офицеров… Как с таким контингентом и доедем…

Настроение-то у бывших пленных и демобилизованных весьма буйное. Вон, во что город превратили…

Во Владивостоке-то хоть какая-никакая власть имеется, а дорогой? Может же разразиться в эшелоне полная анархия…

Мысли свои я Александру Владимировичу озвучивать не стал. Нечего его раньше времени расстраивать.

Вот скоро нам и отправляться.

— Боцманов собери, — отдал мне распоряжение поручик уже на перроне. — Через них дисциплину будем поддерживать.

Боцманов оказалось не богато. Едва один на три вагона.

— Маловато будет… — вздохнул лейтенант.

Мичманы ему согласно кивнули.

— Исключить в экипажах пьянство, — это было главное, что попытался вложить в головы собранных мною флотский лейтенант.

Исключишь его, как же… Свинья грязи найдёт.

Уже на первой же станции по перрону шатались поддатые морячки. Мичманы только разводили руками — ничего сделать не имеем возможности.

Кстати, станционный